Н. Фишер
Надежда Пятиречья
Глава 1. Вначале было слово.
«Вначале было слово. И слово было Тьма. Тьма пришла и очистила наш мир от зла, в котором погрязли люди. И выжили только верные. Те, кто не отвернулся от Спасителя, не поддался искушениям.
Мир окунулся во Тьму ровно на семь дней, а потом воскрес. Новый, чистый и просветленный. Но немногие из наших пра-пра-прадедов воскресли вместе с миром. Тьма поглотила их, насытившись грехами.
Люди, сохранившие свои души для вечной жизни, стекались сюда, в Пятиречье, по дороге, указанной Спасителем. И здесь обрели покой и жизнь, подобную райской. Но не таким они видели рай, не было здесь амброзии и легкости. А были непроходимые леса, полные страхов, бескрайние поля, которые нужно было возделывать, животные, не желавшие помогать человеку, и реки, что делят наш мир на четыре части. И лишь Древние Дома, устоявшие и не павшие, как все другие, напоминают нам о том грешном мире, что был прежде на этом месте.
Древние Дома служат не только напоминанием, но и напутствием. Так, Дом Знаний даровал нам книги. Именно благодаря ему мы не забываем письменность, изучаем историю и географию. Зимний Дворец стал пристанищем для Избранных – семьи самодержца, кто смеет дышать древним воздухом и не погибает. Главный Собор оставил для нас сам Спаситель, чтобы не забывали мы грехи наши и святую истину.
Мы разделились на сословия по силам и способностям нашим. Здесь в Заречье мы только и можем, что возделывать землю, пасти скот и кормить все Пятиречье. В Гостином районе за Четвертой рекой поселились те, кто способен выделывать кожу, шить одежду и перековывать металл, что спрятан в недрах лесов. За Третьей рекой раскинулся Казанский район, место интеллектуалов, поэтов, художников. Именно они обучаются письменности, в Заречье так везет не многим. А между Первой и Второй рекой – сердце Пятиречья, Дворцовый район. Место, где концентрируется вся наша жизнь – Зимний Дворец с Центральной площадью и Главный Собор. А дальше, за реками, лишь Пустота царит над миром, и ни одного человека, ни живого ни мертвого нет на тысячи километров.»
– Ася, что за ужасы ты рассказываешь детям?
Девушка, сидевшая у пылающего костра, окруженная малышней и ребятами постарше, вздрогнула и обернулась. Дети, еще недавно притаившиеся и внимавшие каждому слову своей учительницы, начали перешептываться и хихикать, стоило ей замолчать. Большие серые глаза девушки вгляделись в первые опускающиеся на поляну посреди леса сумерки. Еще минуту она изучала сгорбленный мужской силуэт, и на лице отразилось узнавание.
– Отец Алексий, это же Новейший Завет! Просто в моем изложении для детей, – девушка просияла и подвинулась на бревне, уступая место мужчине в одеянии до пят с кованым крестом на груди и спутанной бородой, прикрывавшей рот.
– Очень вольное изложение! – нахмурился священник.
– Так им понятнее. Младшие не совсем разобрались в вашей последней проповеди и попросили объяснить. А я… немного увлеклась.
– Останешься в следующий раз после службы. Вобью в твою глупую голову, почему нельзя так перевирать Священные слова.
– Хорошо, отец. – Та, кого назвали Асей, покорно склонила голову, скрывая залитое краской лицо от своих учеников, и ее русые волосы до плеч сверкнули отблесками костра.
– А вам, – священник обвел глазами притихших ребят, – пора спать. Тьма наступает.
– Так ведь Белые ночи, можно нам немного посидеть? – пискнул светловолосый мальчик, усевшийся прямо напротив девушки. – Ася так интересно рассказывает! Но никогда не отвечает на все наши вопросы.
– Может быть, я отвечу, дитя мое? – Отец Алексий сложил руки на округлившемся животе.
– Почему все говорят, что только избранный самодержец может заходить в Древние Дома и жить во Дворце? Ведь это не так!
– Не так? – На лице священника мелькнуло подозрение. – Ты ставишь под сомнение Священные слова?
– Но… – Щеки мальчика запылали ярче пламени костра. – Ведь Ася тоже может заходить в них. Она даже в наш Храм может зайти! Я видел! Она что, избранная?
Девушка дернулась, но поймала возмущенный взгляд священника и сникла.
С другой стороны от костра оживилась стайка молодежи, Асиных ровесников, с которыми она вполне могла бы дружить, если бы пути их не разошлись еще в детстве. «Наконец-то попалась», – долетали до Аси шепотки. «Странно, что только сейчас». «Давно пора бы». К их недоверию она давно привыкла, и чем старше становилась, тем сильнее она отдалялась от бывших друзей по шумным играм и соседей.
– Ася – не избранная, – сладко проговорил отец Алексий, – она просто задержала дыхание. Вот и все. Не дышать она действительно может чуть дольше, чем все мы. Но ты тоже можешь научиться – нужны долгие и усердные тренировки. А теперь – спать! Белые ночи не отменяют работу в поле и ненужную учебу, за которую так радеет ваша особенная учительница! – Он вновь покосился на Асю, которая теперь окончательно сжалась в комок и смотрела себе под ноги.
Дети неохотно поднялись с насиженных мест, попрощались с Асей, поклонились отцу Алексию и разбрелись по деревянным избушкам, выглядывающим из-за поросших густым мхом деревьев. Лес, сквозь плотно сомкнутые кроны которого почти не было видно неба, одновременно напоминал южные тропики и северные скалы. Сплошной ковер черники и клюквы подбирался к поляне со всех сторон, а необъятные стволы сосен сплетались и срастались, словно когда-то давно им не хватило места, и они принялись сражаться за выживание, позже смирившись и приняв друг друга в распахнутые объятия.
Ася покорно ждала, пока галдящая малышня разойдется по домам, и предвкушала неприятный разговор. Воспитанная свободолюбивой и совсем не религиозной бабушкой, Ася всегда хотела отличаться от единственной родственницы. Она тянулась к вере, на которой держалось Пятиречье, принялась за изучение Священных слов, как только выучилась грамоте, и в возрасте пяти лет уговорила ее крестить. Тут-то и обнаружились первые странности.
Бабушка наотрез отказывалась подпускать внучку к Храму, что шло вразрез с местными устоями. Ася бастовала и возмущалась, устраивала истерики, однажды даже сбежала из дома и несколько дней пряталась в лесу. Бабушка все же сдалась.
Древние Дома, те немногие здания, что уцелели от прежнего мира, обладали особым воздействием на людей. Стоило человеку зайти внутрь, и уже через несколько секунд он начинал задыхаться. Эти дома охраняли как святыни и культурное наследие, даже засылали туда добровольцев, кто, задержав на несколько минут дыхание, мог вынести что-то ценное. Именно так в Пятиречье появлялись древние книги, переплеты которых, впрочем, совершенно не пострадали от времени. Сохранились и Древние Храмы. Помимо Главного Собора в Дворцовом районе, были и другие. Владимирская церковь – в Заречье, Спас на Крови – в Гостином и Казанский Собор – в одноименном районе. Эти древние названия передавались из уст в уста и даже изображались на современных картах, но поговаривали, что именно их носили постройки когда-то процветавшего здесь города. К каждому Древнему Храму пристроили маленький, деревянный, где священники и проводили встречи, проповеди и все прочие ритуальные мероприятия, собиравшие бурные восторги местных.
Церемония крещения была жестокой и вполне соответствовала духу времени. Младенца (а именно в этом возрасте крестили большинство детей) вносили в Древний Храм и оставляли на три минуты. Если по прошествии этого времени ребенок выживал, он признавался праведным, чистым, и продолжал свое земное существование. Если же из храма выносили бездыханное тело, то убитые горем родители тешили себя надеждой, что их чадо искупило грехи.
Ася никак не могла взять в толк, чего же боится бабушка, ведь она-то могла дышать в Древних Домах сколько угодно, и ей совершенно не становилось плохо. Пятилетняя шустрая девочка просто не могла понять, что именно этой странности так опасалась бабушка.