— Поищите лучше в интернете. Очень много композиций в свободном доступе.
— Так мы на окраине. Тут и связь-то еле ловит, а интернета вообще нет. — Александр Юрьевич молчал, нервно постукивая пальцем по колену. — Ну же, док? Чего ты боишься? Это же я.
— Не боюсь, а опасаюсь. Опасаюсь вашей очередной дурости, Соколов.
— Да брось! Ну что я с твоим телефоном сделаю? Давай, не дрейфь! Дай приобщиться к прекрасному! — Матвей протянул руку и очаровательно улыбнулся, поиграв бровями. У терапевта внутри что-то дрогнуло. Отказать было невозможно.
— Ладно, Соколов, держите, — терапевт ввёл пин-код, снимая блокировку, и включил нужный плейлист. — Иногда у меня такое ощущение, что вы меня приручаете. Потихоньку, помаленьку, но стоите на своём, и хоть кол на голове теши.
— Так и есть, — хохотнул Матвей с довольным видом и занялся подключением. — Готово. Вот эта?
— Да. «Stop crying your heart out»**. Моя любимая, — с тихой улыбкой произнёс Александр Юрьевич, ловя последние багряные отблески на небосводе. Мелодия, которую он мог узнать с пары тактов, звучала совсем по-новому в машине Матвея. Рядом с ним.
— Хм. Интересно. Необычно только, что без слов.
— Слова тут не нужны. Слушайте скрипку, Соколов. Она тут очень «говорящая», — безмятежно отозвался Полянский, избегая смотреть на своего водителя, но невольно зацикливаясь на атмосфере и наслаждаясь любимым произведением.
Совсем скоро мелодия закончилась, но Матвей, будто прочитав желание доктора, поставил её на повтор. Александр Юрьевич поймал себя на мысли, что начал расслабляться. Невзгоды прошедшего дня отступали и даже дышать становилось легче. Долгожданное спокойствие плавно окутало терапевта, баюкая, как ребёнка.
— Док, и вот он тебе нравится?! — с возмущением воскликнул Матвей, разбивая вдребезги всю атмосферу.
— А?
— Я погуглил, как он выглядит, этот твой Дэвид Гаррет. Я-то думал, ему сто лет в обед, ползает по сцене со смычком наперевес, а он же мужик молодой. И здоровый, как лось, — Матвей показал экран своего телефона с многочисленными фотографиями светловолосого скрипача.
— Вы же говорили, что интернет тут не ловит?
— Заработал, — отмахнулся Соколов и снова вскочил на свою лошадку. — И вот этот слащавый немец тебе нравится? С таким пидарским хвостиком и накрашенными губами? Серьёзно?
Полянский закашлялся, пытаясь одновременно замаскировать смешок и смущение.
— Соколов, а вы не думали, что с такими доводами не совсем по адресу?
— Да не, у тебя нормальный вкус! Не можешь ты тащиться от такого, как этот Дэвид! — убеждëнно заявил Матвей, не отрываясь от экрана. Он настолько пристально рассматривал фотографии, будто взглядом хотел нанести ощутимый вред их владельцу.
Неожиданно Александру Юрьевичу стало смешно. Неужели то, что он сейчас наблюдает, есть не что иное, как ревность? Удивительно. Его никогда не ревновали.
— Мне нравится музыка, Соколов, а не исполнитель! Сколько при этом лет музыканту, как он выглядит и красит ли губы мне абсолютно без разницы!
Матвей молчал, хмуро пролистывая всё новые и новые фотографии и явно размышляя над прозвучавшими словами. Как выяснилось, интернет у него работал отлично.
— Док, а мне бы пошёл хвостик? — неожиданно спросил он совсем другим тоном.
— Вам и так хорошо.
— Ну, а было бы лучше?
— Соколов, ну что вы придумываете? Зачем вам отращивать волосы, если вы только что нелестно отозвались о подобных причёсках.
— Ну тебе же нравится, — упрямо отозвался Матвей.
— Вы хотите изменить свою внешность, чтобы нравиться мне? — где-то в переносице стало горячо. Наверное, с годами Полянский становился сентиментальным.
Матвей молчал, в ожидании ответа.
— Кхм, Соколов… Повторюсь, мне нравится музыка, а не музыкант. А вы хороши сами по себе. Таким, какой есть. Вы симпатичный, отзывчивый, сострадательный и смышлëный, как бы ни старались доказать обратное, — терапевт позволил себе тонкую улыбку. — У вас настолько много достоинств, что менять что-то, особенно против своего желания, не стоит. Вы и так мне… — он осëкся, понимая, что чуть не сболтнул лишнего.
Матвей вздохнул, закрыл вкладки с фотографиями и убрал телефон в карман. Его серьёзное выражение лица будто говорило о том, что он пытается договориться сам с собой.
— Ладно. Я понял. Мелодии эти и правда ничего, док. Жаль, я так не умею и не могу помузицировать так для тебя.
— Бросьте, Соколов. Если уж вы решите для меня сыграть, то уверен, вас ничто не остановит, а результат всех затмит. Но это не значит, что нужно петь мне серенады под окном, — поспешно прибавил он.
— Я бы сходил с тобой на концерт.
— В другой жизни — возможно. Не в этой.
— Так жизнь одна, — необычайно серьëзно произнëс Матвей. — Ты, как врач, должен знать. Если не в этой, то никогда.
— Я в курсе, — устало отозвался Александр Юрьевич, проигнорировав последнюю фразу. Его и так не покидало ощущение, что он зря проживает свою жизнь. — Поехали домой?
Матвей кивнул и завёл мотор Ласточки. Он не заметил, как окаменело лицо Полянского, который сам испугался своих слов. «Поехали домой» прозвучало так естественно и правильно, что становилось страшно.
Комментарий к Часть 7. Музыкальная пауза
* Юрий Николаенко «Детка я перегорел»
** Когда-то эта композиция произвела на меня большое впечатление ❤ David Garrett - Stop crying your heart https://yandex.ru/video/touch/preview/?text=%D0%B4%D1%8D%D0%B2%D0%B8%D0%B4%20%D0%B3%D0%B0%D1%80%D1%80%D0%B5%D1%82%D1%82%20stop%20crying&path=yandex_search&parent-reqid=1653987915401261-3248141641798899267-sas3-0912-88d-sas-l7-balancer-8080-BAL-6941&from_type=vast&filmId=16822425324878251470
========== Часть 8. Расслабься ==========
Всё происходящее Полянскому определенно не нравилось. С каждым днём Матвей становился всё ближе, прорастая в его жизни с мягкостью и упорством пшеничного ростка. Незаметно, шаг за шагом, он приручал доктора к своему присутствию и нескончаемой болтовне. Спустя совсем немного времени после их первой встречи Александр Юрьевич уже ловил себя на мысли, что скучает в одиночестве и ему не хватает дурашливого балагура. Притворно поворчать в сторону Матвея, скрывая свою симпатию, стало потребностью.
И это было плохо. Очень плохо.
Весь образ жизни отчасти добровольного изгоя, с таким трудом вылепленный за долгие годы, постепенно рушился, камень за камнем.
В общем-то, это было бы не страшно, если бы не твёрдая уверенность Полянского в том, что Матвею рано или поздно надоест за ним бегать. Терапевт считал, что со временем Соколов просто наиграется и уйдёт. А очередного исчезновения человека, который стал ему дорог, Александр Юрьевич бы не выдержал.
Хорошо ещё, если после своего ухода Матвей сохранит их общение в тайне. Или хотя бы не вступит в ту толпу, из которой доносится презрительное фырчание и косые взгляды. Хотя предрасположенности к подобному пока не наблюдалось, опасения прочно засели в голове доктора, и никакие логичные доводы не могли изменить ход его размышлений.
Зато удалось избавиться от страха, что это всего лишь затянувшийся розыгрыш. Насколько Полянский понял, Матвей и правда уверовал в свою гомосексуальность.
Конечно, если бы они с Соколовым познакомились на отдыхе в каком-нибудь далëком и незнакомом городе, то прекрасно провели бы время и разъехались в разные стороны, чтобы больше никогда не встретиться. Но заводить интрижку в родном городе, где он и так на особом счету… Даже птичка в своём гнезде не гадит.
А Соколов всё чаще караулил его после работы, чтобы отвезти домой и время от времени позволял себе невинные жесты вроде чересчур длинного рукопожатия.
Каждый раз Полянский клялся себе, что это в последний раз, а в следующий он непременно найдёт в себе силы сказать уверенное «нет» на такие поползновения. Но вновь и вновь он нарушал свои обещания.
Максимум, на что хватало его воли — это не отвечать на прикосновения Соколова и сохранять незаинтересованный вид, поддерживая глупую легенду о фригидности. Но это требовало колоссальных усилий.
