Он просто потерял свой новенький слайдер на автобусной станции, когда покидал их захолустье. И телефон нашла местная гопота, которые всё ещё жили по понятиям 90-х — своего золотого века.

То, что пережил Саша после этого, можно назвать одним словом: травля. Его били, шокировано шушукались за спиной, отпускали сальные шуточки и всеми способами старались ткнуть носом в собственную «неправильность».

Злополучные фотографии с пометкой «Гомосек» пересылались по аське, в ММS-сообщениях и через ИК-порт. Торец местной школы украсила огромная синяя надпись «ПОЛЯНСКИЙ ПИДАРАС», а вслед за ней народному творчеству с незначительными вариациями подверглись гаражи, остановки и подъезды — основная среда обитания всё тех же гопников. В 2007-м писать подобные спичи ещё считалось модным.

И даже родители… А что родители? Не все могут принять предпочтения своего ребенка, особенно когда на них самих начинается давление на работе и от общества. Мама плакала и винила во всём себя, а отец пил. Погрузившись в самобичевание, они совсем забыли о сыне, которому поддержка нужна была как никогда раньше. Спустя несколько лет, ставший запойным отец отравился некачественным алкоголем. Мама ненадолго пережила его и в одно мгновение ушла из жизни, не справившись с инфарктом. За прошедшее время они так и не поговорили с сыном. Не смогли его принять.

Но в то первое лето Александру удалось уехать на учёбу раньше, и он надеялся, что до следующего года страсти утихнут. Оказалось, в небольшом городке с населением около семи тысяч человек было не так много развлечений, а потому смешки, тычки и плевки продолжались и следующим летом. Саша стал местной достопримечательностью, и жители приравнивали его к Борису Моисееву, искренне считая, что все геи знакомы между собой через постель.

Причем со временем даже гопники поуспокоились и начали жить своей жизнью: женились, разводились, оказывались на зоне или уезжали — кому что.

Зато активизировались местные кумушки. Александр точно знал, что слухи о его ориентации передаются от родителей к детям вместе с напутствием не заходить одновременно с ним в подъезд и вообще держаться от содомита подальше. И это было особенно обидно, ведь после исчезнувшего журналиста других партнёров в пределах родного города не было.

Даже на работе Александр периодически находил похабные стишки про геев, а кардиолог и окулист демонстративно не здоровались с ним за руку. Были случаи, когда пациенты участка отказывались от лечения, мотивируя это личной неприязнью. И это ещё хорошо, что Полянский стал терапевтом, а не педиатром. Иначе к обвинениям в гомосексуализме добавилась бы педофилия.

Несмотря на эту историю и всеобщее порицание, после учёбы он вернулся в родной город. Хотя возможность остаться в областном центре имелась — ведь терапевты, как медики широкого профиля, требовались везде. Но ему со всей наивностью и тягой к справедливости хотелось кому-то что-то доказать. Что он хороший специалист. Что он неплохой человек. Что люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией ни в чём не виноваты, а желание любить и быть любимыми естественно для всякого живого существа.

Первые годы он лелеял такие надежды, но со временем понял, что это бесполезно. Люди менялись, но все по-прежнему видели в нём в первую очередь извращенца. И только потом уже врача. Как личность и человека его вообще никто не воспринимал.

С годами всякое желание что-то доказывать отпало, зато пришли осознанные опасения. Своя жизнь, относительно спокойное существование и тихие вечера за тремя замками на входной двери начали цениться и казаться благами, а идея абстрагироваться от подначек — удачной. Учитывая его важную работу для провинциального городка, его больше не били, но и не поддерживали. Редкие и робкие голоса, которые пытались его защитить, были затоптаны ещё пятнадцать лет назад. Посеянная в то же время гомофобия сейчас почти отцвела, зато вокруг пробились сорняки подозрений и сортирного юмора.

Словом, Александр Юрьевич был бесконечно одинок. Конечно, со временем в его жизнь пришли специальные платформы для знакомств, скайп и переписки, но обжëгшись в юности на своих фотографиях, он не мог расслабиться и всё время ожидал подвоха. На окнах появились плотные непрозрачные шторы, а камера на ноутбуке прикрылась стикером. На всякий случай.

Бренное тело не волновали проблемы гомофобии. Оно хотело секса. И Александру приходилось спасаться почти ежедневным порно и коллекцией игрушек. Конечно, как врач он понимал, что нельзя так часто нарушать микрофлору, но желание было сильней. Хотя никакой силикон не мог заменить настоящие живые прикосновения. Тем более весь этот суррогат после мимолëтного удовольствия приносил горечь и осознание собственного одиночества.

Так что только во время заграничных отпусков Александр Юрьевич позволял себе найти мужчину по вкусу и за пару недель отрывался на год вперёд. Его «отпускной» чемодан на треть состоял из презервативов и тюбиков со смазкой, и куда больше времени он проводил в номере под брутальным мачо, чем на пляже. На какое-то время хватало, а потом снова до скрежета зубов хотелось почувствовать на себе чужие горячие руки…

Рассматривая огонёк светильника через бокал с красным вином, Александр Юрьевич грустно улыбнулся. Видимо, судьба у него такая: состариться и умереть в одиночестве. С теми самыми игрушками и воспоминаниями о гостиничных номерах.

Кстати, об игрушках… Терапевт поставил бокал в сторону и пошёл в спальню, чтобы выбрать компанию на сегодняшний вечер. Пробки, бусы, кольца… Нет. Не сегодня. Красный, бежевый, чёрный, ещё пара бежевых, из прозрачного стекла… Стоп. Вот он! Мягкий полупрозрачный силикон с усиленной основой. Салатовый, как футболка Матвея Соколова. Пусть сегодня будет такой…

========== Часть 2. Блямба ==========

Следующим утром, проснувшись с лёгкой головной болью, Александр Юрьевич клятвенно пообещал себе выкинуть вчерашний неприятный день из памяти. Печально, но к такому методу частенько приходилось прибегать, особенно в юности.

Постепенно раскачиваясь, он сделал зарядку, выпил два стакана тёплой воды с лимоном и сходил в душ. На завтрак приготовил любимые сырники с обсыпкой из безглютеновой муки и сдобрил их соусом из свежемороженой клубники. Первый приём пищи для терапевта был не только самым важным, но и самым любимым. Ведь приготовлению завтрака он мог уделить достаточно времени, в отличие от обеда, который проводил на работе в компании контейнеров, и ужина, когда чувство голода заставляло поторапливаться.

Разложить любовно приготовленную еду на красивой тарелке, сварить чашку ароматного кофе с кардамоном, подготовить витамины, почитать что-то интересное — вот идеальное утро хорошего дня, и Полянский смаковал каждую секунду драгоценного времени.

А потом всё завертелось. Путь на работу, почти привычные косые взгляды, пациенты, потерянные результаты анализов, война «талончиковых» с «я-только-спросить», огрызающаяся на всех Венера Леопольдовна… День пролетел незаметно.

Выдвинувшись вечером в сторону дома, Александр Юрьевич не сразу заметил, что его догнали, и он идёт по дорожке парка уже не один. Не успев осознать, что к чему, он дëрнулся в сторону. Жизнь приучила его настороженно относится к подобным теням.

— Привет! Ты чего шугаешься? — в поле зрения показался вчерашний красавец, который косвенно занимал мысли терапевта весь день.

— Добрый вечер, — процедил Полянский и ускорил шаг, стараясь оторваться от неожиданного компаньона. Но куда там! Матвей на своих ходулях пристроился рядом и шагал без видимого дискомфорта.

— Я поговорить хотел. О вчерашнем, — Александр Юрьевич молчал. — Э-э… Ты же помнишь меня? Я вчера был на приёме.

— Помню. Вы, Соколов, появились в моем кабинете вместе со своим гнусным предложением. Я не знаю, шутка это была или какое-то пари, но я категорически отказываюсь в этом участвовать!

— Пари? Это, типа, на спор, что ли? Да не, я ж серьёзно пришёл, а ты вдруг истерить начал.