— Я один. Но это не имеет никакого значения. И вообще, у вас, Соколов, ещё нос не дорос мне допросы устраивать!

— Ладно, проехали. Док, тут такое дело… — Матвей неожиданно замялся и опустил глаза. — Короче, это тебе!

Он вывел руку из-за спины, и Полянский уставился на маленького трëхцветного котёнка. Тонкую шейку украшал дешёвый подарочный бант из фольгированной ленты.

— Что это?

— Ну… Котёнок. Смотри какой классный! Ещё мелкий, но уже мужик! Его к магазину подкинули. Сидел пищал, я на него чуть не наступил, но вовремя заметил. Точней, услышал. Зацени, глаза какие огромные! Зелёные! А уши? Настоящие локаторы! — восхищëнно отозвался Матвей, сверкая горящими глазами, и погладил указательным пальцем котёнка между ушек.

— Всё это, конечно, замечательно, но не объясняет того, зачем вы притащили животное ко мне? И зачем нацепили бант? Думаю, это доставляет животному дискомфорт.

— Ну… Бантик для привлекательности. Реклама — двигатель торговли, сечëшь? Я подумал, что сейчас мы поработаем над внешним видом и ты возьмёшь хвостатую сиротку к себе. Понимаешь, я его оставить просто не смог. Заведующая выкинет на улицу, а он совсем маленький. Но и домой забрать не могу — моя трëхлапая Муська его затиранит из ревности. Знаем, проходили.

— И вы, основываясь на своём всесильном «хочу» решили, что я с удовольствием заведу себе питомца? У меня для вас две плохие новости, Соколов. У меня тут не богадельня, и кошку я заводить не буду.

— Почему кошку? — удивился Матвей, удивлëнно уставившись на мохнатый комок, будто надеялся на пояснения из первоисточника. — Пацан же был.

— Это он вам сказал, что пацан?

— Нет. Я сам так подумал.

— Индюк тоже думал — я об этом уже говорил. Так вот, трёхцветными могут быть только кошки. Из-за двух Х-хромосом. Но как бы там ни было, питомец — это важный шаг и большая ответственность. Я к такому не готов. Так что верните бедное животное туда, откуда взяли. Может, продавцы заберут или кто-то из покупателей.

Матвей хотел что-то возразить, но у него зазвонил телефон. Едва взглянув на имя звонившего, он нахмурился и скинул вызов, сделав вид, что ничего не было.

— Да ладно тебе, док, смотри, как здорово он, то есть она, смотрится в твоей прихожей! — Соколов опустил котёнка на пол и слегка подтолкнул в сторону Полянского, а сам присел на корточки.

— Не здорово.

Телефон зазвонил ещё раз, но Матвей снова сбросил и выключил звук. Судя по всему, он пытался избавиться от внимания кого-то довольно настырного.

Какая ирония.

— Да ладно тебе! Помнишь, мы говорили о том, что было бы здорово, если бы тебя кто-то ждал дома? Ну вот. Сбылось. Классно же?

— Нет.

— Ну док!

— Нет и не просите! И у вас снова телефон звонит. Светится в кармане, — заметил Полянский, поймав себя на новом, очень неприятном чувстве и раздражении. — Девушка?

— Нет, — буркнул Матвей и отключил телефон.

— А мне кажется, что девушка, — желчно протянул Александр Юрьевич, пряча поглубже свою из ниоткуда взявшуюся обиду. — Вот вам и решение. Подарите котёнка своей даме сердца. Уверен, она будет в восторге. Так же советую дополнить подарок букетом цветов и конфетами. Соберите полный ассортимент клишированных подарков, и любая красотка станет вашей. Совет да любовь! А меня оставьте, наконец, в покое!

— Но я хочу, чтобы кошарик был у тебя! И это не подарок, а доброе дело. Кхм… Док, а тебя что, что-то задевает? — улыбнулся Матвей, озарëнный внезапной догадкой о причинах такого поведения.

— Меня? Меня?! С какой стати, Соколов? Мне абсолютно без разницы, что будет с вами, с вашими избранницами или этим мохнатым недоразумением. Абсолютно! Да что вы всё улыбаетесь?

— Ничего, — Матвей опустил глаза, прикусив изнутри щëку, чтобы перестать радоваться.

— Я понимаю, чего вы добиваетесь, Соколов. Но я не нежная барышня, чтобы умиляться детишкам и зверятам и присуждать вам за это бонусные очки. Максимум, я могу дать котëнку куриного мяса. В его возрасте уже можно. Но на этом моё гостеприимство будет окончено.

— Ну, давай хотя бы так. А мне чаю нальëшь? Я с работы.

— Про таких как вы, Соколов, говорят «дай палец, руку отгрызëт», — буркнул Полянский и развернулся в сторону кухни. — Ужинать будете? Могу предложить рататуй с мясом.

Александр Юрьевич испытывал два полярно разных желания одновременно: выгнать наглого Соколова вон и оставить его у себя, чтобы не шлялся по всяким непонятным девушкам. Не определившись окончательно, он выбрал промежуточный вариант: оставить Матвея временно.

— Не помню, что такое рататуй, вроде что-то овощное, но звучит вкусно. Особенно, если с мясом, — чрезвычайно довольный Матвей подхватил котёнка на руки, собираясь проследовать за хозяином. Оказавшись в воздухе, животное разразилось отчаянным мяуканьем, и доктор мгновенно обернулся на этот призыв о помощи.

— Соколов! Осторожнее! Что вы его хватаете своими ручищами, как варвар? Нежнее надо! Он же совсем кроха… А ну, дайте сюда! — возмутился терапевт и забрал котёнка себе, осторожно прижимая к груди. Он догадывался, что писк вызван голодом, а не грубым отношением, но не смог сдержать порыв и не уколоть своего гостя.

— Да я вроде аккуратно, док! — растерянно пробормотал Матвей, шагая за доктором на кухню. — Осторожно на руки взял, и всё. Я умею быть нежным.

— Я знаю, — тихо согласился Полянский за секунду до того, как пожалеть о своих словах. Если бы эти слова прозвучали не с тоской, а с отвращением, то ещё куда ни шло.

Опустив котёнка на пол, доктор занялся ужином для своих гостей, стараясь скрыть своë смущение из-за несдержанности и подрагивающих пальцев. Чувствуя непривычный жар на лице, он подозревал, что его щёки и уши пылают, но решил не акцентировать на этом внимание.

Полянский помыл руки и достал два блюдца — для воды и для мяса, решив сначала организовать трапезу для животного. Он достал из шкафчика разделочную доску с ножом, а из холодильника лоток с куриным филе, которое собирался приготовить на завтра.

— Мойте руки и садитесь за стол. И снимите уже этот дурацкий бант с несчастной животины. Я сейчас порежу курицу и разогрею ужин для вас, — произнёс он, начиная резать белое мясо на мелкие кусочки.

Но что-то было не так. Атмосфера неуловимо изменилась. Движение ножа замедлилось, а в следующую секунду и вовсе прекратилось.

Матвей подошёл к доктору сзади почти вплотную и наклонил голову, проведя кончиком носа по волосам Полянского.

— Ч-что такое? — заикнулся Александр Юрьевич, ощущая, как участился пульс.

— Показываю.

— Что?

— Что я умею быть нежным, — тихо отозвался Матвей и поднял руки.

Терапевт почувствовал, как кончики пальцев Соколова легко пробежались по плечам, а потом скользнули выше по шее, лаская её на грани щекотки с двух сторон. Нежное прикосновение прошлось вдоль линии роста волос и обогнуло скулы. Полянский выдохнул через рот, нарушив раскалëнную, как в пустыне, тишину.

— Вы же помните, что у меня в руках нож? — уточнил он ослабевшим голосом, прикрывая глаза.

— Помню.

— Тогда держите себя в руках.

— Лучше тебя.

— Что?

— Лучше я тебя буду держать в руках, док.

Полянский понимал, что нужно прекратить эту ласку как можно скорее. Разорвать, уничтожить, вырвать все следы об этой нежности и из души, и из памяти. И он хотел бы это сделать, но не мог.

На яростные доводы разума, вопившие о запрете на привязанность и потенциально возможном предательстве, откуда-то находились контраргументы о том, что это же не секс. И вообще не из той оперы… Это не опасно. Это просто… Это…

Матвей придвинулся ещё ближе, и Полянский через футболку почувствовал, как покалывает кожу в местах соприкосновения их тел. Твëрдые мозолистые пальцы погладили кожу рядом с воротником футболки, а затем оттянули ткань вниз.

— Блямба, док, у тебя мурашки. От меня, — охрипшим голосом выдохнул Матвей.

Чувствительную шею обожгло невинным поцелуем, и контраргументов не осталось. Александр Юрьевич распахнул глаза и шарахнулся в сторону, глотая воздух как рыба, вытащенная на берег.