– Дон Серхио, с прибытием, это Сан-Пабло! За бортом «плюс 24».
Молодая сексапильная стюардесса в строгой бордовой форме – та самая, что при взлёте не дала упасть на пол дизайнерскому галстуку – трясла Президента, который находился то ли в глубоком сне, то ли в бессознательном состоянии. В этот момент обеспокоенная донья Вера звала на помощь министра здравоохранения Эрнесто Сотомайора.
Доктор Сотомайор – немного грузный, с короткой шеей и небольшими пухлыми мягкими ручками – неторопливой, но уверенной походкой устремился к первому ряду, едва не толкнув стоявшего в проходе Хосе Пулью. Тот поправлял ворот рубашки в стиле «Крёстного отца» и озирался по сторонам, а затем вслед за руководителем Минздрава кинулся к дону Серхио. Но Сотомайор, несмотря на неуклюжую комплекцию, решительно оттолкнул Вице-Премьера Пулью: «Идите с Губернаторами поговорите, впихните им свои комбайны для уборки сорго или чем Вы там торгуете? Потяните время, Эль Диабло Вас задери!». Сеньор Хосе не остался в долгу:
– Мы с тобой ещё поговорим, док!
Но последнее слово осталось за Сотомайором, который смерил Че Пулью тяжёлым взглядом, словно собирался ударить.
– Не с «тобой», а с «Вами», с «Ва-ми…» И зовите меня Доктор Эрнесто. Я всё же неплохой врач, если Вы об этом не забыли! А сейчас идите уже! Всё, что можно, Вы уже сделали, Пулья!
Подойдя к дону Серхио, министр Сотомайор измерил его пульс, а затем попросил подать медицинский саквояж, который, несмотря на министерскую должность, продолжал возить с собой к недоумению многих чиновников рангом поменьше.
Провинция Сан-Пабло была самой южной окраиной страны. Не особо плодородные земли и отдалённость от Уль-Трухильо делали её ещё и одной из самых бедных в Умбрии. Конкуренцию могли оставить разве что ещё две соседние – столь же далёкие во всех смыслах – провинции. Каменистая почва и суровый засушливый климат не позволяли собрать большие урожаи маиса и сорго как в других частях страны.
– Ну, что как у вас? – Рубен Леон – тот самый слегка подвыпивший корреспондент первого государственного телеканала в ожидании выхода дона Серхио панибратски общался с Губернатором провинции Сан-Пабло.
В это время два других Губернатора жали руку Сальвадору Горацио и одобрительно кивали головой, давая понять, что уже видели репортажи молодого человека, лишь недавно начавшего работать на телевидении.
– Да как у нас? – Губернатор провинции Эль-Пабло в бесформенном коричневом костюме покачал головой, зная, что эти слова Рубен Леон в эфир не включит, – опять сель сошла на поля. Маиса полно погибло.
– Мда… – произнёс Леон, – а мы скажем, что урожай рекордный. Два миллиона тонн по всей Умбрии. А то и три!
– Сотомайор прилетел? – Губернатор Сан-Пабло прервал рассуждения столичного журналиста.
– Да прилетел-прилетел, – Рубен Леон был явно раздражён, – и Пулья здесь. И эта… по культуре. И юное дарование из молодёжного правительства.
Но никто из больших чиновников не выходил из Президентского салона до дона Серхио. Даже Пулья, которого настоятельно выпроваживал Сотомайор, присел рядом с Министром культуры в последнем ряду в носовой части «Эль-Уракана». Таково было негласное правило – не опережать Президента. Оно же распространялось, например, и на соревнования в рамках Дня умбрийского спорта. В беге на символические 500 метров в ВИП-группе всегда побеждал дон Серхио, неспешно преодолевавший дистанцию. «Обогнать самого? И потом покинуть Умбрию? А где меня ждут? В Колумбии? В Парагвае? Может, в Панаме?», – приводил как-то Рубен Леон слова одного из чиновников.
Наконец, спустя 30 минут после того как был подан трап, на него из салона ступил Президент Тапиа и давно отработанным, ставшим механическим жестом помахал куда-то в сторону обрамлявших Сан-Пабло предгорий Анд. При этом лицо дона Серхио было довольно бледным, верхняя пуговица рубашки вопреки обыкновению расстёгнута, а потому узел стильного галстука, который стоил как небольшая старенькая домашняя электроподстанция в домах некоторых жителей этой провинции, располагался на пару сантиметров ниже дрожащего президентского кадыка.
В этот момент участники ансамбля заиграли старинную национальную песню о тяжёлой судьбе одинокого кондора, который летел через перевал в суровый мороз. Однако, появившийся откуда-то сзади Базиле Годой энергично замахал руками, пытаясь заставить музыкантов замолчать. Губернатор одной из провинций наступил Годою на ногу со словами: «Они всю ночь в аэропорту сидели, скотина! Дай им песню сыграть!» Затем этот же чиновник – чуть громче и, глядя с улыбкой на праздно шатающегося Рубена Леона с Первого канала, добавил ошарашенному сотруднику протокольной службы: «Для нас встреча Президента – всегда праздник». Тот в свою очередь пытался оправдать задержку, сказав что-то о самочувствии главы государства после перелёта, но оставил попытку, увидев, что дон Серхио на трапе широко улыбается, сосредоточив взгляд на артистах в пончо и сомбреро.
– Пулья, я настоятельно рекомендую Вам перестать давать Президенту… ну, Вы поняли что, – Эрнесто Сотомайор, стоя вместе с Пульей за спиной Президента, говорил достаточно громко, чтобы его услышал Вице-Премьер и в то же время достаточно тихо, чтобы не слышали другие.
– Сотомайор, ты прекрасно знаешь, что он и без меня достанет, – ответил всемогущий Вице-Премьер.
– Вы едва его не погубили сейчас, Эль Диабло Вас побери!
– А ты спас. Только об этом никто не узнает, – Хосе Пулья отодвинулся в сторону от навязчивого собеседника.
Стоявшая за их спинами министр культуры Умбрии скривила недовольную мину. Увидевший в этот момент её выражение лица Губернатор южной провинции – тот самый, что усмирял усердного протокольщика Годоя, решил, что зря не позволил остановить оркестр. Ему показалось, что главной по культуре не нравится исполнение песни. А один из музыкантов – тот, которому пришлось бежать за сорванной шляпой – в этот момент подумал: «Недовольна стерва! Ну, конечно – мы же не на карнавале в Рио, куда она каждый год ездит».
Спустя пару минут, когда мелодия про Анды и гордого, но одинокого кондора отзвучала, Губернаторы – сначала глава обладавшей аэропортом провинции Сан-Пабло, а потом и его коллеги – принялись жать руку Президенту Серхио Тапиа, Хосе Пулье и Сотомайору. Венесуэлец Гутьеррез из охраны аккуратно, но настойчиво оттирал операторов и фотографа Хару от высшего руководства страны. Впрочем, представители СМИ особо и не возражали – им хотелось уже усесться в предназначенный для них транспорт, чтобы отправится за Президентом согласно программе визита, которая из-за задержек в аэропортах уже сдвинулась на час с лишним.
Наконец, Серхио Рамон Тапиа в сопровождении стоявшей всё это время в стороне Веры Сантьяго и Губернатора Сан-Пабло уселся в бронированный минивэн. Следом за ним в джипе пристроилась охрана. Пулья уступил своё место в третьем автомобиле министру культуры, чтобы не ехать вместе с Сотомайором и отправился в компанию к одному из Губернаторов в его служебный «Линкольн». Завершал же эскорт традиционный серебристый микроавтобус «Тойота» с представителями прессы.
– Эй, чего у нас там первое по плану, – Альварес привычно разместился на сиденье неподалёку от двери и вытянул ноги.
– Больница у нас, новое оборудование привезли.
– Ааа, понятно.
Молодой Горацио, для которого это была первая поездка в столь отдалённую провинцию, усевшись у окна, разглядывал контраст горных лугов и каменных плато на предгорьях.
– Тебя как, не сильно укачивает? – женщина с новостного портала протягивала ему бумажный пакет, – вот, возьми на всякий случай. Тут дороги крутые.
– Да ладно, – произнёс журналист второго государственного телеканала.
– Что «Да ладно»? Мы же сейчас поедем под двести километров в час. Это не Президент подстраивается под нас, а мы под него. А на серпантине мало не покажется.
Автомобили промчались мимо стоявших вдоль дороги рекламных щитов, с которых на фоне слоганов «Умбрия: родина талантов» и «Сердце Южной Америки» взирал Президент Серхио Рамон Тапиа в том самом галстуке от дизайнера Черутти, аккуратно завязанным под самым воротом рубашки. До очередных выборов в стране оставалось чуть более года.
