– Дон Серхио, а помните мы говорили про объединение кофейных плантаций в южных провинциях? В единый кластер под руководством Гавилара?

Тапиа оглянулся. Во втором ряду в Президентской части салона, разложив огромное кресло, расположилась донья Вера. Президент поймал на себе её взгляд.

– Ну, чего сидишь, парламент мой молодёжный? – произнёс Президент, – Пересядь к Сотомайору, переговори по медицинским волонтёрам. Или чего ты там в Сан-Пабло собралась обсуждать?

Вера Сантьяго понимала, что предложение обсудить вопросы молодёжного парламента с Министром здравоохранения Умбрии всего лишь мягкая форма просьбы отойти подальше и не слышать разговора Президента с Че Пульей. А потому она мгновенно опустила загорелые ноги в удобные светло-коричневые тканевые туфли без каблука от Пьера Кардена и, натянуто улыбнувшись, отошла к сидевшему чуть дальше грузному Сотомайору.

– Моя тоже молода, – произнёс Че Пулья, подмигнув Тапиа.

Когда Вера уселась рядом с главой Минздрава и не могла из-за гула турбин ничего слышать, он вспомнил вслух о своей жене – третьей по счёту, которая была почти на двадцать лет младше.

– Не забывайте, дон Хосе Пулья. Моя жена Эльза Доменика Тапиа. Мать двоих детей, а Веритта – мой референт и переводчик.

Пулья был человеком, приближённым к дону Серхио, а потому он не только мог подсесть к нему в самолёте в любой момент в отличие от того же Премьер-Министра или угрюмого Сотомайора, но и знал, что донья Эльза обычно проживает в особняке дона Серхио в Майами и лишь иногда прибывает в Умбрию. Например, когда у дона Серхио официальные приёмы глав других государств, а также сопровождала Эль-Команданте во время его зарубежных поездок. Как, например, недавно в Бразилию. Там, у «большого соседа», дон Серхио вёл переговоры о привлечении туристов на родину пламенного революционера Ле Ниньо – одного из тех, кто боролся за независимость стран Южной Америки вместе с Боливаром. В Умбрии даже разработали «Синий маршрут», названный в честь основного цвета на флаге страны. Он пролегал по местам, где Ле Ниньо бывал в детстве. Тапиа был уверен, что бразильских туристов этот проект заинтересует. А члены Правительства Умбрии постоянно заверяли Президента в гениальности идеи. Те, кто думал иначе, не говорили об этом вслух. Тот же Хосе Пулья предложил охватить ещё и потенциальных туристов из Колумбии, Боливии, Перу, Внесуэлы и Эквадора. В этих странах с проектом «Синий маршрут» Президент Тапиа ещё не бывал.

Информация об ухудшении отношений дона Серхио с законной супругой и матерью двоих его детей периодически просачивалась в интернет, но Че Пулья, который контролировал и медиапространство, будучи при этом активным пользователем соцсетей, быстро всё опровергал через подконтрольные СМИ. Самое главное, что подобная ситуация устраивала и дона Серхио, и донью Эльзу, получавшую определённые преференции от фактически уже экс-супруга.

– Дон Серхио, так вот, – Пулья сел поудобнее, – Ману Гавилар и кофейные участки мелких фермеров. Тут есть определённые условия для получения прав. И нужна Ваша подпись. Гавилар не подведёт, Вы же знаете.

Рассказывая об этом, Че Пулья извлёк из внутреннего кармана своего пиджака небольшой пакетик с белым порошком, зеркальце и серебряную ложечку.

– День предстоит долгий, дон Серхио. Вам надо бы… подкрепиться. Вы же не против? – произнёс Пулья тоном заговорщика.

Я начал заниматься гимнастикой. Доктор Роблес рекомендовал делать упражнения, чтобы восстановить работу мышц после двух недель в лежачем положении. Да я и сам понимал, что мне это как минимум не помешает после аварии. Аварии, о которой я ничего не помню.

Другое дело, что сил на выполнение гимнастики было не слишком много. А потому вскоре появился он – Тренер. Этого человека ко мне приставил Роблес. Среднего роста, но довольно крепкий. Правда, с неистребимой ленцой во взгляде. Может, поэтому он меня упражнениями не утруждал, а не из-за моего самочувствия и повязки на лице, которая мешала дышать? Зато постоянно рассказывал о себе. Например, что раньше играл в футбол за «Льяду» из Миллекасереса – одну из сильнейших команд нашей страны. Своё имя при этом не называл, просил обращаться просто «Тренер». Меня же он звал «Сеньор», а на вопрос кто я отвечал, что не имеет об этом никакого понятия. Говорил, что его пригласили для занятий с «особым пациентом». Но, не исключено, что он попросту врал. Только вот доказательств, чтобы прижать его к стенке и заставить назвать моё имя, у меня не было никаких.

«Эй, док, я что – преступник? Может, я в Президента стрелял?», – спросил я однажды Роблеса.

Тот замахал руками, сделал погромче музыку на стоявшем рядом со столом старомодном приёмнике и, развернув в мою сторону монитор своего ноутбука, ткнул в него пальцем.

– Вот наш Президент. Жив-здоров. Никто в него не стрелял. Видите вчерашний снимок?

На фото Серхио Тапиа осматривал какую-то школу в провинции, держа за руку одну из учениц. «Неужели ничего нового не могут придумать, кроме картины «Эль Команданте и дети»? Как будто я это уже видел и не раз» – мелькнуло у меня в голове.

Я продолжал рассматривать снимок на мониторе. Многие из тех, кто стоял рядом с Президентом, казались мне знакомыми. Вот, например, этот человек на заднем плане – это Годой! Кажется, так звучит его фамилия. Он один из тех, кто документами занимался, поездки дона Тапиа организовывал.

– Вы кого-то узнали? – спросил доктор Роблес, словно прочитав мою мысль.

– Доктор, а есть ещё какие-то снимки? – спросил я вместо ответа.

Мне казалось, что если я посмотрю фотографии из своей прошлой жизни, то узнаю кого-то ещё, кроме этого самого Годоя и Президента.

Этот Джордж Клуни в белом халате ничего не ответил. Он скрестил руки за спиной, пристально посмотрел на меня, а потом предложил отправиться отдыхать и пообещал, что через пару дней снимет бинты и осмотрит моё лицо. И настоятельно просил серьёзно относиться к гимнастике с Тренером.

Однажды после того как мы как обычно в одиночестве позанимались на тренажёрах во внутреннем дворике больницы, окружённом высоким бетонным забором, Тренер достал откуда-то футбольный мяч и покатил в мою сторону.

– Давай, пасуй мне! – предложил он.

Я пытался возмутиться, что он – профессиональный спортсмен – пусть даже бывший, а я никогда в футбол не играл. Наверное, не играл.

– Да пинай мяч, пинай! – кричал он.

Если на первом занятии мы общались на «Вы», то затем перешли на «ты», но по-прежнему не называли друг друга по именам. Он своё так и не назвал, а я о себе по-прежнему ничего не помнил.

– Вот мяч, пасуй! Или ты как Сантьяго Коразон? Предпочтёшь обыграть всех сам, но мяч никому не отдашь?

Я задумался. Сантьяго Коразон? Тренер словно прочитал мою мысль и подсказал – это футболист сборной Умбрии.

– Эй! – тренер подошёл ближе и откатил мяч в сторону, – ты в порядке?

В порядке ли я? На моём лице по-прежнему бинты, и когда меня водят по коридорам в мою палату на одного человека, то другие пациенты пугаются моего внешнего вида. Ни Тренер, ни доктор Роблес, ни медсёстры не говорят мне кто я, а сам о себе вспомнить ничего не могу. И он ещё спрашивает в порядке ли я.

– Слушай, – Тренер огляделся по сторонам, – а кроме Коразона кого-то из игроков нашей сборной можешь вспомнить?

Я закрыл глаза. Я всегда так делал, словно это помогло бы мне нащупать в моей повреждённой памяти какие-то ниточки и, наконец, вспомнить хоть что-то о себе.

– Итак, Коразон в полузащите? – Тренер приобнял меня за плечо.

Я снова прикрыл глаза, но буквально на пару секунд. «Коразон где? В полузащите?» И тут словно щелчок. Ну, да – есть другие фамилии.

– Маурисио Нотаре, Леон Аристабаль, Чак Хоакин, малыш Бенито, Габриэль Суарес и Луис Суарес.

Я удивился – эти фамилии я помнил. Как будто кто-то их перечислял. Может быть, я помню матч по телевизору, когда называли составы?

– Луис Суарес? Ты сказал «Луис Суарес»? – уточнил тренер.