Уже когда мы должны были пройти отметку девятого этажа, а внутри шахты имелись специальные, нанесённые красной краской надписи с номерами этажей, буквенными кодами и непонятными цифрами, преодолев последний Рубикон, и уйти в финальный взлёт под пресс между лифтом и потолком, вдруг что-то щёлкнуло. Кабина, на которой мы стояли, покачнулась и встала с жутким скрипом. Я услышал звук открывающихся дверей и шаги неизвестных, заходящих под нами в лифт. Мы с Рыбой облегчённо вздохнули.

– Фух, кажись пронесло… – прошептал я.

– Да тише ты, услышат эти, под нами, – Рыба приложил палец ко рту.

– А что будет, если они услышат?

Я спросил приятеля тихим шёпотом, буквально беззвучно, но мой немой вопрос Рыба оставил без ответа. Мы продолжали молча стоять на крыше лифта, а под нами разыгрывалась настоящая театральная сценка. В кабине, не подозревая, что над ней двое мальчишек, ехала супружеская пара, продолжая начатую ранее беседу. Мы с Рыбой всё слышали и переглядывались, корча рожи и изображая незадачливых пассажиров под нами. Видеть их мы не могли и потому не знали, как они выглядят. Это представление давали только их голоса.

– Вот я же говорил, что именно так и произойдёт, – писклявым голосом говорил невидимый мужчина, – ну вот что ещё можно ожидать от твоей мама́н! Вот потому я и не люблю к ней обращаться. Поговорил, как… кху-кху… наелся!

Рыба, изображая невидимого говорящего, вытаращил глаза, открывал рот и делал движения руками как марионетка, да так точно попадал в слова, что мне стало безумно смешно. Чтобы не расхохотаться, я обеими руками зажал рот и еле сдерживал слёзы.

– Вот вечно ты во всем обвиняешь моих родителей, – отвечала ему смешным, полумужским басом невидимая собеседница, – ты посмотри сколько они для нас сделали! Имей совесть! А то всё тянешь и тянешь из них, они что тебе, дойные коровы?

Тут уже пришла моя очередь посмешить Рыбу. Я сделал женский реверанс, вытянул губки, задрал зрачки наверх, изображая женщину, и начал как камбала открывать рот, при этом кривляясь и мотая головой из стороны в сторону. Тут уже Андрюха не удержался и прыснул от смеха.

– Слышала?

– Что?

– Да вроде как наверху, над нами, детский смех…

– Вот говорила тебе моя мама, пить меньше надо. Пора своих детей заводить, а ты всё откладываешь, вот тебе уже дети на небесах мерещатся.

– Да я тебе точно говорю! Кто-то как будто смеялся.

– Глюки это смеются в твоей голове. Всё, дожили. Тебе к психологу, или сразу, к психиатру?

Мы с Рыбой схватились за рты и задержали дыхание, готовые лопнуть от смеха. Нас спасло только то, что кабина вздрогнула, щёлкнула, скрипнула и остановилась, покачиваясь, выпуская из своего чресла пассажиров, которые выходили, не переставая ругаться и спорить нам с Рыбой на радость.

– Ну всё, Андрюха, давай вылезать, хорошенького помаленьку. Нас точно чуть не приплющило, я, честно говоря, быть раздавленным совершенно не хочу.

– Ну что-то маловато… Но… Если уж ты так боишься…

*****

Рыба только хотел подпрыгнуть и заколошматить по дверям лифта изнутри нашим спасительным страховщикам и открывателям дверей пещеры Алладина, как вдруг… Привода дверей лифта – ржавые рычаги на допотопных конструкциях производства Бакинского лифтового завода, которые уже готовы были закрыться, после выхода странной парочки – парня с бабским голосом и бабы с мужским басом, как вдруг заклинились и остановились, не дойдя до конца буквально пары сантиметров. Мы с Рыбой встали как вкопанные и переглянулись, ожидая беды. И точно, двери пошли назад, так же медленно и скрипуче, как и закрывались. По всей видимости новый неизвестный пассажир, как водится, пропихнул между дверями ладонь, чтобы их задержать. Послышались быстрые шаги, неизвестный вошёл внутрь кабины лифта. Мы с Рыбой продолжали молча ждать, что же будет дальше. Незнакомец нажал на кнопку, вверху что-то опять щёлкнуло, треснуло и лифт, закрыв двери, двинулся вверх, навстречу потолку лифтовой шахты, бетонной и безжалостной. Мимо нас в полутьме проплывали красные надписи с номерами этажей и жгуты проводов. Местами лифт задевал за металлические конструкции и раздавался пугающий скрежет.

Человек в лифте, издавал какие-то звуки. Он явно разговаривал сам с собой и странно приплясывал на месте, от чего нам становилось не по себе, и мы с Рыбой в ужасе переглядывались. Прислушавшись, мы стали различать слова необычной песенки незнакомца, которые тот бурчал себе под нос:

«…Раз, два – Фредди заберёт тебя,

Три, четыре – запирайте дверь в квартире,

Пять, шесть – Фредди хочет вас всех съесть,

Семь, восемь – Фредди к вам придёт без спросу,

Девять, десять – никогда не спите, дети!»

Становилось всё более понятно, как крупно мы попали, спрыгнув на крышу лифта, в котором ехал необычный человек. Странные постукивания из кабины не прекращались. Что-то периодически бурчало, вызывая в нас с Рыбой крупную дрожь, пробирающуюся по детским телам крупными горошинами гусиной кожи:

«…Есть дом средь болот, тот что пустует годами,

Там тьма одиноко живёт. Та, что не снилась нам с вами.

Она не прощает, она не уснёт,

От женщины в чёрном никто не уйдёт…»

А лифт всё полз и полз наверх, вот уже прошла кровавая отметина седьмого этажа. Я всё ждал, что сейчас, на восьмом этаже девятиэтажного дома, лифт сделает спасительную остановку и нехороший человек, который поёт такие страшные песенки, уйдёт в темноту подъезда в неизвестном направлении, так же быстро как появился из ниоткуда. И нам даже показалось, что лифт натужно останавливается… Вот он вроде уже скрипя встаёт… Но нет. Лифт как будто что-то превозмог, что-то преодолел, закряхтел, заскрипел, и секундная остановка снова сменилась поступательным движением наверх, к страшной смерти двух пионеров между прессом лифта и потолка. Вот и сработала русская рулетка… Мы с Рыбой заплакали. Два маленьких мальчика почувствовали, как не хотят умирать и какой трагедией для них обернулось необдуманная шалость. А человек в чёрном лифте уже вошёл в раж, он уже не шептал, а вполне членораздельно пел:

«…Глазки закрывай, до семи считай,

А когда проснёшься,

Вокруг увидишь рай…»

Мы с Рыбой рыдали в два горла и стали колотить по полу – потолку лифта руками и ногами, в безнадёжной попытке спастись. Но подъёмный механизм всё полз и полз вверх, как и смеющийся человек, не замечая детского плача и крика. До потолка остался буквально метр, мы с Рыбой уже согнулись в три погибели и рыдали в три ручья, но наши слёзы никак не привлекали внимания адского пассажира. А кабина всё двигалась и двигалась вверх, став безжалостной машиной, прессом-убийцей, в котором через пару мгновений через многочисленные щели и светильник в потолке потечёт кровь из раздавленных тел двух маленьких мальчиков, решивших покататься на крыше безжалостного механизма. Убийственный потолок стал огромным как небо и некуда было деваться, в замкнутом пространстве пресса вокруг ни сантиметра спасения, никуда не скроешься. Мы с Рыбой присели на корточки, сжались как два маленьких комочка, а лифт всё едет и едет вверх… Человек всё напевает свои страшные песенки. Мы закрыли глаза, зажали руками уши, легли полностью на крышу лифта, старясь как можно больше растянуться, расстелиться худенькими телами на потолке лифта, как два гуттаперчевых мальчика. Между лифтом и потолком оставалось не больше 50 сантиметров, которые полностью заполнили наши тела. Уже стало трудно дышать, лёгкие сжало, а мы с Рыбой орали, вцепившись друг в друга… Вот уже старуха-смерть протянула к нам свою страшную костлявую руку… Как вдруг…

Щёлк, хряк, дрынь… Лифт остановился. Заскрипели двери, они медленно открылись под визг шестерёнок, и мы услышали удаляющиеся шаги и смех страшного человека с девятого, последнего этажа подъезда. Я и Рыба лежали в позе эмбрионов между лифтом и потолком, на проводах и тросах, вжавшись с пол и друг друга и еле дышали. Были бы мы постарше, нам точно бы пришёл полный каюк, спасла только советская природная худобизна и невысокий рост Андрюхи.