– Я не собиралась.

– Хорошо, – сказала Петра уже более дружелюбным тоном. – Кстати, Гарри правда хорошо разбирается с числами. И он довольно нежный, со мной, во всяком случае. Так что могло быть хуже.

Эмили, сидящая на полу в окружении аккуратно подписанных коробок, промолчала.

– Это просто… о, Эм… это просто трудности. Когда я думаю обо всех трудностях, что ждут Гарри, что ждут меня, я готова рыдать. Я правда готова рыдать.

Эмили встала и, взяв бутылку вина, наполнила бокал Петры. Впервые за три недели ей самой рыдать не хотелось.

Мысли из Тосканы

Эмили Робертсон

Одно из удовольствий жизни в Тоскане – приглашать друзей с ночевкой. В Англии я виделась с друзьями постоянно. Мы ходили обедать или в кино, мы перехватывали по кружке кофе в середине занятого дня, мы разговаривали вечерами по телефону. Время от времени ходили на ужин в гости друг к другу; и хоть это довольно приятное времяпрепровождение, оно всегда неизбежно заканчивалось разочарованием. Супруг влезал в бесконечные дебаты о ценах на недвижимость, все пили слишком много и засыпали в десерте, а около одиннадцати страшная тень такси знаменовала окончание вечера.

Но здесь, в Тоскане, я могу приглашать друзей остаться на ночь. Мы можем завтракать кусочками дыни и золотыми круассанами вместе на террасе. Можем обедать белым вином, моцареллой и кусочками томатов, сидя под виноградной лозой. Можем есть вместе по вечерам, пока дети играют рядом, а тени становятся длиннее. Внезапно все время в мире – для того, чтобы наслаждаться дружбой.

Эмили в поезде, едет в Лондон. Ей нужно увидеться с бухгалтером, и она оставила детей в Брайтоне с Петрой. Она немного беспокоится о Чарли: он стал очень привязчивым и все еще шарахается от Гарри. Но побыть одной для разнообразия – абсолютное блаженство. Она смотрит в окно (поезд по какой-то причине остановился сразу за станцией) и задается вопросом, когда в последний раз она могла так расслабиться, прижавшись лбом к грязному стеклу, не думая ни о чем. Но потом, конечно, все тревоги возвращаются. Что она будет делать в Италии без Пола? Ей придется продать дом? Придется вернуться в Англию?

Поезд трогается с места, но тревоги Эмили легко поспевают за ней; бегут по рельсам, перепрыгивая через шпалы; несутся, перескакивая через дома с террасами на окраинах Лондона. Неужели ей правда придется вернуться в Англию? Пэрис была бы в восторге, но, несмотря на ее фантазии о жизни в Брайтоне, для Эмили это было бы как поражение – бежать домой, поджав хвост. Они с Полом так много говорили о переезде, как они оставят старую жизнь позади и отправятся в новое приключение. Как ей теперь признать, что приключение оказалось жутким провалом? Но сможет ли она себе позволить остаться в Тоскане? Ей нужно обязательно слушать своего бухгалтера, а не клевать носом, как обычно, когда речь идет о деньгах.

Лондон удивителен. Темза ослепительно сверкает, а на пристани Баттерси появились новые шикарные квартиры. Гигантское колесо обозрения «Лондонский глаз», возвышающееся над городом, создает этому месту атмосферу беззаботности и праздника. Хотя Эмили училась в университете в Лондоне и жила в Клэпхэме почти двенадцать лет, прошло много времени с тех пор, как она была в центре, где много туристов. Красные автобусы и черные такси кажутся слишком яркими, чтобы быть настоящими, и, когда с верхнего этажа автобуса она видит Биг-Бен и здание парламента, ей приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться в их реальности. Быть может, она очутилась в центре сюжета на открытке? Быть может, вот-вот посыплется снег из невидимого стеклянного шейкера? И кто-то сейчас напишет «Привет из Лондона» поперек невероятно голубого неба.

Офис ее бухгалтера на Оксфорд-стрит возвращает ее в реальность. Это грязно-коричневое здание с черными мешками для мусора, приставленными друг к другу на ступеньках крыльца. Кондиционер не работает, и Дермот, бухгалтер Эмили, всю встречу безуспешно разгоняет воздух номером «Бухгалтерия сегодня».

Эмили знает Дермота с университета. Сейчас он бизнес-партнер и на самом деле уже слишком важный человек для такой работы; но он согласился, потому что они друзья. Так он говорит, слащаво улыбаясь ей через стол. Но Эмили не чувствует, что они с этим лысеющим мужчиной в мятом бежевом костюме почти ровесники. Он выглядит для нее взрослым, папой, учителем. Она поверить не может, что ей самой за сорок («Сорок один», – поправляет она сама себя в защиту). Ей не верится, что где-то в Лондоне под руку с Майклом уже не пройдет та молодая стройная Эмили, с волосами до талии, в джинсах и футболке Live Aid.

Они так долго говорят об университете, общих знакомых и семьях, что возвращать разговор обратно к финансам кажется почти неприличным. В конце концов Эмили произносит извиняющимся тоном:

– А что о моем финансовом положении?

Дермот сдвигает бумаги и пару раз взмахивает журналом «Бухгалтерия сегодня».

– Да, – говорит он. – Да, конечно.

Следует долгая пауза, в течение которой Эмили думает, понимает ли Дермот, что она приехала к нему по делу, а не тащилась сюда аж из Тосканы, просто чтобы поболтать. Она чувствует себя липкой и потной, и ей не терпится выпить стакан воды.

– Дом в Тоскане, – наконец говорит Дермот, – оформлен на твое имя?

– Да, – отвечает Эмили, радуясь, что ей задали вопрос, к тому же тот, на который она знает ответ. – Пол подумал, так будет лучше. Дом в Лондоне оформлен на него, конечно.

– Дом в Лондоне конфискуют за долги, – сообщает Дермот, не глядя ей в глаза.

– Что?

– Насколько я понимаю, – Дермот говорит быстро и все еще избегает зрительного контакта, – твой муж повторно заложил дом, чтобы профинансировать свое последнее предприятие. – Он сверяется с бумагами. – «Итальянская недвижимость для вас».

Эмили теряет дар речи.

– Я не знала, – произносит она наконец.

– Нет, – соглашается Дермот. – Похоже, его компания, которая занимается итальянской недвижимостью, испытывает финансовые затруднения… – он тактично покашливает, – уже какое-то время.

– Я не знала, – снова говорит Эмили.

– И другие компании по недвижимости, – продолжает Дермот, – тоже работают на пределе.

– На пределе?

– Уже вызваны ликвидаторы.

– Боже мой. – У Эмили нет слов. Хоть она и знает, что большая часть его богатства – лишь фасад, она просто не может примириться с мыслью о Поле без гроша в кармане. Как ни странно, проще представить бедной себя, чем Пола.

– Что мне делать? – спрашивает она.

Дермот воодушевляется, словно он ждал, пока она это скажет. Он даже достает новую папку с аккуратной надписью: «Эмили Робертсон».

– Мой тебе совет, – говорит он, – оставить итальянский дом. Он оформлен на твое имя и потому не может рассматриваться как часть процедуры банкротства. Кроме того, это ценный актив. На тебя могут давить, чтобы ты его продала, но в сложившихся обстоятельствах…

– Пол хочет, чтобы я его продала, – перебивает Эмили.

– Я бы советовал не делать этого, по крайней мере до завершения процедуры банкротства. Это безопасность твоя и твоих детей.

Он смотрит вниз, его лысая голова краснеет.

– Я правильно понимаю, что вы разводитесь?

– Да.

– Что ж, в сложившихся обстоятельствах стоит сохранить дом в качестве алиментов, в появлении которых я сомневаюсь. У тебя есть какие-нибудь другие активы?

– Активы? – Эмили вспоминает «Фиат-панду», тихо ржавеющий под фиговыми деревьями. – Нет, не думаю.

– Что насчет писательства?

– Писательства?

– Как дела с доходом от твоей колонки?

– А, это, – говорит Эмили. – В основном все идет на еду, одежду для детей – всякое такое.

– То есть деньги поступают прямо на твой счет?

– Да.

– Хорошо, – мрачно произносит Дермот. Затем, когда мысли Эмили начинают блуждать по дому в Тоскане – кажется, теперь единственной ее собственности в мире, – Дермот внезапно говорит: – Я всегда читаю твою колонку. Для меня это и есть Италия.