Сиена на пляже. Они все на пляже: Пэрис, Чарли, Джейк, Гарри и Петра. Пэрис помогает Гарри построить замок из песка без песка (брайтонский пляж полностью усыпан гладкой серой галькой). Никого из них, кажется, не беспокоит обреченность этой затеи; на лице Пэрис выражение нежной сосредоточенности, которое Сиена никогда не видела раньше. К тому же на ней оранжевая футболка, и это настолько сильно контрастирует с ее фирменным черным цветом, что глазам Сиены аж больно на нее смотреть.

Джейк и Чарли стоят, держась за руки, у кромки воды, как в рекламе обуви Start-rite. Петра в потрепанной джинсовой юбке и топе без рукавов сидит рядом, наблюдая за ними. Сиена безмерно восхищена чувст-вом стиля Петры («Маме никогда бы не пошла юбка такой длины, да и в любом случае она бы, скорее всего, все испортила, надев ее с ужасными босоножками на маленьком тонком каблучке»), но она находит ее довольно грозной. Только этим утром Петра прервала монолог Сиены о том, как она скучает по Джанкарло, резким:

– Бога ради, Сиена, ты не умрешь лишь потому, что уехала от парня на пару дней.

Пэрис засмеялась, но Сиене было обидно. Конечно, она знала, что не умирает, но она была действительно расстроена, любому ясно. Она правда любила Джанни, это не просто подростковое увлечение. Петра, наверное, уже забыла, что такое настоящая любовь, если вообще когда-то знала. Сиена помнит, как Эмили говорила об Эде, отце Джейка и Гарри; она сказала, что он «боится обязательств». Вот и доказательство: Петра понятия не имела, как удержать мужчину.

Сиена удержит Джанни, она уверена в этом. Она пытается представить себе его темные глаза, его гладкую смуглую кожу, его поразительно белоснежную улыбку, но ей удается лишь услышать, как он в присущей только ему особой манере произносит имя «Сиена». До поездки в Италию она ненавидела свое имя. «Почему нас с Пэрис назвали в честь каких-то мест? – вопила она раньше. – Это так несправедливо». Она заметила, что проблем с именем для Чарли у них не возникло. Но в Италии быть названной в честь итальянского города уже не казалось такой плохой идеей. Для начала там ее имя произносили правильно – не говорили «Сьена», как ее друзья в Лондоне; а еще каким-то образом то, что ее назвали в честь города в Тоскане, тем более красивого, помогло ей почувствовать себя на своем месте.

Влюбленность в Джанни тоже помогла ей в этом. Она помнит, как впервые увидела его, развозящего хлеб на своей «веспе». Он свистнул и окликнул ее, но она привыкла к такому – все так делали. «Это потому, что ты блондинка», – говорили окружающие, но ей казалось, что дело не только в этом. В Италии по какой-то причине все ценили настоящую Сиену, видели, какая она особенная. Она всегда знала, что мама с папой не считают ее такой же умной, как Пэрис, а после того как родился Чарли, никто ее и вовсе не замечал. В Италии ее замечали все. Однажды она почти остановила движение транспорта в Сансеполькро, когда переходила улицу в обтягивающем розовом топе.

– Перестань привлекать к себе внимание, – прошипела Пэрис.

– Ничего не могу поделать, – просто ответила Сиена.

Поэтому когда Джанни крикнул ей, что она bambola[57], она просто взмахнула волосами и продолжила путь. Она была так довольна своей крутостью, что прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что «веспа» Джанкарло преградила ей путь. Он просто сидел и широко улыбался, слишком смуглый даже для итальянца, с черными бровями и бездонными глазами; просто улыбался ей, словно, как она думала после их знакомства, уже знал о ней все, что можно было знать.

– Permesso[58], – чопорно сказала Сиена.

Джанни просто сидел, широко улыбаясь, и, несмотря на то что она легко могла пройти мимо, она не стала этого делать. Тогда он вытянул руку и произнес безупречным голосом принца Чарльза:

– Очень рад познакомиться.

Потом она узнала, что Джанкарло знал всего несколько стандартных английских фраз, которые произносил голосом с диска Би-би-си; но в тот момент показалось чудом услышать идеальный английский из уст этого очень смуглого улыбчивого незнакомца.

– Как ты узнал, что я англичанка? – спросила она, когда десять минут спустя они сидели на пьяцце и пили лимонад. Джанкарло пожал плечами:

– Все знают. Англичане переехали на виллу «Серена». Двое родителей, трое детей, одна bambola. Все знают.

Сиена вздыхает, устраиваясь поудобнее на гальке. Было так опьяняюще приятно слышать от Джанкарло, что в этом городе она была самой важной из ее семьи. Здесь по-другому. Она смотрит, как Пэрис и Гарри отбирают камни с предельной концентрацией. Она знает, Петра в восторге от Пэрис из-за того, что та проявляет интерес к Гарри. Она смотрит, как Джейк подбадривает Чарли перепрыгивать через волны. Сиена по-своему любит Чарли, просто они с Пэрис не одобряют то, как Эмили балует его, и, чтобы выразить свое неодобрение, обычно дружно его игнорируют. Сейчас она удивлена тем, что завидует Джейку и Петре, которая присоединилась к мальчикам в волнах и совсем не беспокоится, что намочит одежду.

Сиена лежит на необычайно удобных, как дорогое массажное кресло, камнях и слушает восторженные крики Джейка и Чарли, когда ледяные волны разбиваются об их ноги. Позади нее завораживающе печально дребезжит карусель. Она на ней уже каталась, делая вид, что только ради Чарли, но на самом деле – наслаждаясь ощущением полета над толпой на своей улыбающейся лошади по имени Джози (если верить ее повязке на голове) и слушая эту душераздирающую веселую мелодию. Она садится. Компания мальчиков подначивает друг друга спрыгнуть с пирса. Один прыгает, разведя руки и ноги в воздухе, и падает с плеском, взметнув фонтан брызг, которые почти долетают до его ухмыляющихся товарищей, держащихся за ржавые балки наверху. Прибегает спасатель. Мальчики спускаются.

Сиена оглядывается на набережную с ее зонтиками и магазинами, торгующими украшениями из ракушек и прибитых к берегу коряг. Мужчина на одноколесном велосипеде прокладывает себе путь сквозь толпу. Неподалеку проходит чей-то девичник: все девочки в кроличьих ушках, хихикают и, держась за руки, хромают по камням на шпильках. «Европейцы, – говорят люди. – Прямо как в Италии». Но нет, это совсем не так. Сиена снова ложится и мечтает выйти замуж за Джанкарло.

Петра сидит у самого моря и смотрит, как мальчики прыгают в волнах. Каждая седьмая волна накатывает с огромной силой, но на самом деле врасплох их застают именно маленькие и ловкие. Водоворот сбоку, внезапный всплеск пены. Мальчики радостно смеются, хотя Чарли выглядит немного нервным. Джейк смело смотрит на море – настоящий брайтонский мальчик, – но Чарли привык к спокойному Средиземному, без волн. «Он избалованный, – думает Петра, погружая пальцы ног в мокрую гальку у кромки воды, яркую, как маленькие драгоценные камни. – Эмили этого не видит, но она совершенно его душит. А еще он плакса; любому ясно, что Гарри не хочет больше делать ему больно».

Петра беспокоится об Эмили. Она такая наивная, так легко поддается влиянию. Петра помнит, как в старые времена, когда Эмили только встретила Майкла, все, что он говорил и делал, было для нее идеальным. Буквально за ночь из тихой англичанки из Суррея Эмили превратилась в яростную италофилку, рассказывающую о том, как итальянец изобрел телефон еще до того, как Александр Грэхэм Бэлл только задумался об этом, и называющую людей simpatico[59]. Петре нравился Майкл, хотя она помнит, как ее слегка бросало в дрожь от его глаз. Они были красивыми, но странно пустыми, как у фарфоровой куклы. Но Эмили обожала его. Майкл и его семья стали центром ее жизни. Петра помнит бесчисленные истории о Джине: ее потрясающей еде, ее красивой одежде, ее доброте, ее щедрости. Все это привело к тому, что Петре захотелось пойти в этот мерзкий переоцененный ресторан Джины и плюнуть в еду.