Наверное, именно поэтому очередная влюбленность проходила особенно болезненно и долго, еще и отвлекая его от выпускных экзаменов, в результате которых ему светила «золотая медаль». Когда у него появились боли в центре живота и периодическая рвота, испуганная мама заставила его обратиться к врачам, которые обнаружили у него язву 12-ти перстной кишки. Любящая мама, конечно же, была уверена, что это результат его нервного напряжения, связанного с предстоящими экзаменами. Но он-то отлично знал, что экзамены ему «до лампочки». Учился он всегда легко и непринужденно, а вот вредная Людка – это «хуже керосина». И он был прав. Именно она, как и очаровательная ведьма из тысячи пятьсот семьдесят первого года, оставившая Воланду на память боль в колене, была причиной этой язвы, мучившей его потом еще долгие годы.

Затем каждому выпали причуды своей колоды. Его завертела студенческая жизнь в Москве. Люда и Сашка стали мужем и женой и остались в Волоконовке.

Уже через много лет на одной из встреч выпускников их класса, сидя за столом рядом с Людой, он спросил ее о детях. Вдруг она, как-то поникла и по ее щеке прокатилась горькая слеза. Она встала из-за стола и вышла из зала. Сидевший рядом Колька Богачанов спросил: – «Ты чё, ничего не знаешь? Они ведь потеряли сына». Потом он рассказал, что их мальчик однажды пришел из школы и повесился, не выдержав испытаний безответной любви или стараясь, что-то кому-то доказать по этому поводу. Слушая Колькин рассказ, он снова заметил промелькнувшую усмешку ехидного Воланда.

……

Его воспоминания о всех тех, кто подарил ему всегда ожидаемые, но по странному, таинственному и непонятному закону всемогущей Природы, чаще всего, так и не наступающие предчувствия настоящей Любви, опять прервались.

Их заглушил громкий топот козлоногих читателей, требующих: «Кончай бадягу! Давай про интимные подробности! Обещал, ведь, собака!».

Сквозь их стройные ряды, расталкивая всех локтями, пыталась прорваться неугомонная Ксюша Собчак, спешившая первой (даже раньше товарища Познера) взять у него интервью.

За их спинами, по подиуму, шаркающей кавалерийской походкой, под ручку с Ксюшиной мамашей, затмевающей своим очарованием даже незабвенную ведьму из Эпохи Возрождения, угрюмо плелся Воланд со своей новой свитой – игриво приплясывающим, неунывающим Юдашкиным и галдящей ватагой его звездной клиентуры. Невооруженным взглядом было заметно, что перепуганный и явно постаревший Мессир теперь даже думать не может про праздничную ночь и бал у Сатаны. Озираясь по сторонам, он промямлил: – «Ну, ладно, ты это, давай не выпендривайся. Видишь люди ждут!».

А наш лирический герой мстительно и торжествующе ответил одной фразой: – «Не дождетесь!».

Глава 5. Охота на мух и Веркина любовь

Ни Вадей, ни Чива, ни их «ножички», ему были совсем не интересны. Его мысли сейчас занимали: – Оскол, удочка, стоявшая в начала сада за «удобствами во дворе», а также заготовленный с вечера спичечный коробок с мухами и червяками, спрятанный под раскидистым лопухом.

Мухи, как простые дрозофилы, так и навозные, противно жужжащие и переливающиеся на солнце изумрудно-фиолетовыми упитанными тушами, были для него не только наживкой для пескарей, себилей и мелкой плотвы, но и трофеями любимой охоты. Охоты, которой он славился в семье с малого детства и постоянно вел, как для практической пользы, так и для собственного удовольствия. Добыча, пойманная взмахом натренированной руки профессионала целыми коллективами, шла в уже давно замызганный коробок, а одиночные жертвы его удовольствия падали от неизбежных ударов судьбы, наносимых тонкими желтыми резинками, вытягиваемыми по мере необходимости из собственных трусов охотника.

Поскольку его оружие с завязанным на конце увесистым узлом быстро рвалось и требовало новой замены, он постоянно бегал вприпрыжку, упрямо поддергивая спадающие трусы и периодически получая за это мамины подзатыльники. Семья жила достаточно бедно, как и все вокруг, а тут еще он со своей охотой вводил ее в непредвиденные расходы на новые резинки. Но уже зарождающиеся в нем азарт и пока еще слабые признаки авантюризма победить было невозможно. Поэтому покрытые раствором местного мела стены летней кухни – его любимых охотничьих угодий, были все утыканы размазанными пятнами несчастных жертв, вызывающими его гордость, почти также, как тешут самолюбие каждого уважающего себя охотника головы добытых им волков, косуль и кабанов. Предметом его особой гордости были тела врагов, поверженных на лету, среди которых был и настоящий шедевр его снайперского искусства – еще живая, упрямо продолжавшая свой последний танец на столе, муха с выбитым левым глазом и сотрясением мозга.

Но теперь не провал этого глаза спугнул его и заставил отскочить в сторону.

На него смотрели сквозь острые рога наливающиеся кровью беспощадные глаза другого, давнего и гораздо более опасного врага – злобной и агрессивной козы Верки! Хорошо, что она была на привязи! Смешно сморщив рожу и показав ей розовый язык, он хотел прошмыгнуть и мимо подбоченившейся Оли. В своем традиционном наряде: – темном платье, подпоясанная вечным фартуком, в белом ситцевом платочке, завязанном одинарным узлом с засунутыми под подбородок концами, она стояла у него на пути к Осколу, в галошах на босу ногу и позе статуи «Командора».

«Хлопыць, завтрикать будышь?» – спросила она с ударением везде на первом слоге. Оля тоже изъяснялась исключительно на «хахлятском» суржике. Самое главное – это проставлять правильно ударения, чтобы было именно не по-русски. Для него и до сих пор самым трудным были именно эти ударения. В каком языке, как проставлять? Его девчонки всегда особенно подтрунивали над классикой жанра в слове «крапива», где именно последняя буква должна подчеркивать жалящую сущность этого чуда природы.

«А шо е?»

«Каша».

«Яка?»

«Манна, або пшенна с гарбузом».

«Не, нэ хочу! Пиду по рыбу, а потим пойим».

«А я кажу, иды завтикать!».

«Нэ буду…».

Он совсем не прочь был позавтракать, особенно своей любимой тыквенной кашей, залитой сырым молоком из-под противной Верки, хотя уже и сладкой, но все равно присыпанной сверху сахарным песком. Но тут было дело принципа. Если бы Оля стала его уговаривать после первого возражения, проявляя при этом заботу любящей бабушки, умирающей от страха, что он погибнет с голода прямо на берегу Оскола – он бы нехотя согласился. Но разговаривать с ним в повелительном наклонении – это уже было слишком. В таких случаях в нем просыпалось, по Сониному определению, «врожденное чувство противоречия», а по-простому – обычное упрямство.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.