«Дедовским» методом оказалась трехлитровая банка с теплым пивом, которую откуда-то принес Артурик. Серджиньо, морщась от горечи, выпил полстакана, и его затошнило. «Все, харе, мы не рвоту провоцируем! – Дядька отнял у него полупустой стакан. – Если к утру из “крана” не потечет, значит, лечение прошло успешно!»

Он вылил недопитое пиво обратно в банку, и, обхватив ее одной рукой, тоном наставника добавил: «Теперь ложись спать и молись. Завтра нам на хауз двигать, еще двое суток в поезде трястись!» И пошел с друзьями к морю, как он сказал, «разжигать на мадамах прощальный пионерский костер».

Кто, что и на ком собирался разжигать, Сережа не понял. И молитвы он не знал ни одной. Поэтому он еще немного посидел перед окном и с радостным предвкушением возвращения домой лег спать.

Мама, как заправский спринтер, бежала от начала перрона и до самой остановки поезда. Серджиньо, высунувшись по пояс из окна купе, махал ей обеими руками. «Сыночек, Сереженька!» – кричала она, расталкивая по пути встречающих на перроне. – «Мама! – басил Серджиньо. – Мамочка, я вернулся!» – Его душили слезы радости.

Уже дома, уплетая вкусный мамин борщ, он вполуха слушал захватывающий рассказ дяди, как «они ловили крабов и ходили в турпоходы по горам! Как активно племянник участвовал во всех студенческих соревнованиях и даже завоевывал призовые места», и как Люся может им гордиться!

Серджиньо ел и кивал, а мама не сводила с него любящего нежного взгляда! Конечно, ничего этого не было, но еще в поезде дядя Леша взял с него слово, не рассказывать маме о «конфузе» (зачем ей лишние переживания?!), а он все расскажет ей сам, в лучшем виде, ведь «ложь во спасение лучше горькой правды». Теперь, сидя с ней рядом, Сережа ощущал спокойствие и защищенность, а предыдущие две недели казались ему каким-то жутким невзаправдашним сном.

«Мамочка, а можно мне пойти с ребятами в футбол поиграть?» – спросил он, доев борщ и допив компот. – «Иди, сынок, поиграй!» – ласково погладила его по голове мама. И уже в коридоре, надевая кеды, Сережа услышал обрывок маминых слов: «Совсем взрослый стал, а я и не заметила». Но в смысл сказанного ею вдаваться не стал, ведь крики детворы на футбольном поле и свербящее, радостное предвкушение чего-то понятного и привычного уже несли его обратно, возвращая в страну с названием «Детство»!

Так сложилось, что Ашотик и Хачик надумали попробовать стать «челноками».

Конечно, изначально Ашот Маноян очень хотел быть Робин Гудом, а Хачатур Суратян – космонавтом, но, по мере взросления и возмужания, их стремления кардинально менялись и, наконец, обрели вполне конкретную форму.

Форма, а точнее специальность, которую два сына Великого народа с честью получили в легендарном столичном Университете, солидно именовалась «Экономика народного хозяйства СССР». Но вся абсурдность и трагизм ситуации заключались в том, что на момент окончания вуза «народное» хозяйство» неожиданно стало «частным», а страна СССР и вовсе, уж год как, исчезла с глобусов всего мира.

Экономика, конечно, осталась, но превратилась в хаотичные метания населения в попытках продать и перепродать все подряд, начиная с Родины и заканчивая ширпотребом. Именно к этому «экономическому чуду» и решили приобщиться друзья, тем более, что статья «спекуляция» очень кстати была упразднена, «нерушимые» границы открыты, а риторический вопрос «мы, что глупее других?» требовал сиюминутного опровержения. Родину решили не трогать (пригодится), а вот ширпотреб, как нельзя кстати, в условиях полного дефицита всего и вся был актуален.

С выбором страны «Эльдорадо» на этапе планирования у новоявленных коммерсантов возникли творческие разногласия. Хачик все больше склонялся к традиционным, проторенным «стадами» земляков направлениям вроде Польши или Турции. Ашот же, наоборот, сыпал аргументами в пользу менее посещаемых, но более экзотических государств, таких как Индия или Вьетнам.

Дебаты развернулись неслучайно. Дело в том, что в силу полного отсутствия первоначального капитала, необходимо было решить задачу с двумя неизвестными: первое – «что ценного повезти, чтобы выгодно продать на чужбине?» и второе неизвестное – «что привезти, чтобы выгодно перепродать в отечестве?».

Ассортимент товаров, пригодных для конкуренции на изобилующем «разносолами» заграничном рынке, был крайне скуден и насчитывал от силы десяток позиций, опять же, страшно дефицитных. Икра, водка и алмазы были отметены сразу, так как уехать с ними можно было прямиком в Магадан, где для особо хитрожопых «бизнесменов» существовали заведения «полного государственного довольствия» по системе «all inclusive». Оставались оптика, электроника и наручные часы, среди которых флагманами выступали: фотоаппараты «Зенит», японские видеомагнитофоны и механические хронометры «Командирские».

Со вторым «неизвестным» дело обстояло проще. Привезти для внутренней реализации можно было абсолютно любые шмотки, главное, чтобы были дешевые и не имели пресловутого «знака качества». Исходя из этой «математики», Ашотовский выбор направления представлялся самым правильным, что, в итоге, и сподобило молодых, жаждущих авантюры джигитов сделать выбор в пользу богатой на чай и слонов Индии.

Штаб-квартирой новоиспеченных «Миклухо-Маклаев» была выбрана комната Ашота в пятиэтажном общежитии, расположенном на одноименной улице. «Совет в Филях» затянулся уже за полночь, когда, применив все свои теоретические знания в микроэкономике и распив бутылку армянского коньяка, все наконец поняли, что без спонсора задуманная кампания обречена на провал.

На роль «пайщика-концессионера» единогласно утвердили соседа, однокурсника Артурика Сараняна, по кличке «Сочный». Являясь адептом подпольного валютного университетского рынка, каждому встречному студенту он вместо приветствия задавал свой коронный «конспиративный» вопрос: «Монеты есть, э…?!» А провернув очередной выгодный обмен, доверительным громким шепотом предупреждал: «Тсс… Никому! Только я, ты и Би-би-си…!»

К моменту возвращения «чернорыночного короля» план его вовлечения был готов в лучшем виде. Посреди комнаты на столе стояла початая бутылка коньяка, а взъерошенные и разгоряченные собутыльники возбужденно «делили» несметные сокровища, прерывая споры о справедливости их распределения сладостными описаниями благ, которые они им сулили.

Как и было рассчитано, «наживку» Артурик заглотил намертво. Выслушав в процессе возлияния детали операции и выторговав себе больший процент от предстоящей сделки, он с чувством выполненного долга развалился на кровати и громко, с азартом, принялся пересчитывать свой дневной «улов».

В начале лихих девяностых любой коммерческий проект или, как тогда модно было выражаться, «реальный бузинес», начинался с поиска двух его неотъемлемых составляющих: денег, с одной стороны, и товара – с другой. Самым почетным в цепочке товарно-денежных отношений являлся посредник. Учитывая, что товара в стране, собственно, как и денег, было мало, а посредничеством занималось чуть ли не всё трудоспособное население, возникло новое «экономическое чудо», охарактеризованное термином «торговля воздухом». Несуществующий товар азартно покупался и продавался (преимущественно вагонами) за химерические деньги, по количеству сравнимые с бюджетом страны, целой цепочкой уверяющих и гарантирующих друг другу стопроцентное наличие того и другого, новоиспеченными «Джонами»-«Морганами и Рокфеллерами». Соответственно и цена за товар формировалась, исходя из количества «звеньев цепи» и их «аппетитов», иногда достигая совсем уже нереальных значений.

В сфере услуг, особенно государственных, дела обстояли и вовсе через одно место. Взяткодательство и взяткополучательство на фоне нулевых зарплат и очередей, стремящихся в бесконечность, расцвели буйным цветом. Получение любого документа или другой нужной бумажки превращалось в сногсшибательный ребус, где единственное правило звучало так: «найди того, кто главный, и дай столько, сколько надо». «Главных» зачастую было много, а «сколько надо» варьировало от «сколько не жалко» – до «охренеть, как дохрена!»