Поднявшись на третий этаж, мы проходит в зону кинозалов. Здесь достаточно многолюдно или, как скажет моя бабушка, «яблоку негде упасть». Пока Вова проявил свое желание купить ведро попкорна и напитки, ненадолго покинув меня, я с деланным видом разглядываю рекламные буклеты фильмов, что идут сейчас в прокате. Жаль, что он не спросил меня о моих предпочтениях – на один из них я бы с удовольствием сходила.

– Мне, кажется, твой сосед нас преследует, – опешив от внезапного появления в своих размышлениях голоса Вовы, несмело поворачиваю к нему голову.

– Что? – тихо шепчу испуганной птичкой, забывая сделать очередной вдох.

– У касс, – кивает головой в ту сторону.

Сердце пускается вскачь только от мысли, что нам придеться снова столкнуться лицом к лицу. Смотреть друг другу в глаза. Готова ли я держать оборону и стойкую невозмутимость рядом с ним, когда в крови огненным ревом проносится свежая череда воспоминаний?

– Поздороваешься? – он вопросительно приподнимает правую бровь, держа в руках съестные припасы под просмотр фильма.

– Его рот сейчас занят чужим языком, и вряд ли он сможет членораздельно ответить на мое приветствие, – фыркаю, отворачиваясь от не столь приятной для меня картины.

– Кажется, уже запускают в зал, – указывает мне глазами на толпу, что собралась перед нужной нам дверью.

– Давай помогу, – забираю гигантского размера ведро с попкорном, попутно закидывая в рот кукурузное лакомство… – Сладкий?! – прикусываю язык, завидев движение Димы в нашу сторону.

– А ты… – не даю ему договорить:

– Пошли быстрее, – хватаю его под руку, буквально, с силой затягивая в темное помещение кинозала, где уже запустили рекламные ролики будущих прокатчиков.

Подойдя к нашим местам, замечаю, что у одного из кресел сломано откидное сиденье. Приходиться обратиться к администратору.

Девушка приходит на помощь к нам довольно быстро и оперативно разрешает эту неловкую ситуацию – попросту меняет наши посадочные на последний ряд, где обычно сидят влюбленные голубки, тесно прижимаясь друг к другу бочком.

Мелодрама, сладкий попкорн и последний ряд – страйк по моему воздержанию от едких колкостей. Сейчас точно рванет.

– Ань, – окликает меня мой спутник. – Хочешь уйдем? – оглядываюсь назад, набрасывая на себя маску невозмутимости.

– Чего уж теперь, – плюхаюсь на наши места. – Давно в кино не была… – оглядываюсь по сторонам, вдыхая запах попкорна и сладкой газировки. Иногда можно и забить на свои принципы и просто насладиться обстановкой.

– Я тоже давно в кино не был, – от неожиданности начинаю давиться попкорном, попутно выплевывая из ноздрей только что отпитую через трубочку Кока-Колу. – Привет, Аня.

Рядом со мной откидывается сидушка соседнего места, и лицо Димы материализуется прямо напротив моего. Свет в зале окончательно гаснет, погружая всех заинтересованных зрителей в иллюзию интимности относительно друг друга.

– Сосед, – лёгкий кивок головы в знак приветствия. Сейчас самое время попросить Вову поменяться с ним местами, чтобы не искушать собственное стойкое сопротивление. И пусть, что моя оболочка выглядит холодной и отчужденной, но внутри все надламывается от запредельных новых ощущений. Сейчас «я ни я». Про этот кризис восемнадцатилетних говорил папа?

– Приятного просмотра, соседка, – его подушечки пальцев задевают мою руку.

Тело мгновенно прошивает электрическим разрядом, затапливая с головой сверх неизведанными эмоциями. Вспыхиваю мгновенно, черпая энергию от туда, откуда нельзя. Воспламеняя за долю секунды мой нрав. Все это «добро» должно было обрушиться на бедную голову Вовы, но эта наглая особь снова вносит непоправимые коррективы в мои устои.

– Надеюсь, твоя футболка полностью пропитается от розовых соплей «подружки», что не сможет в полном объеме их намотать на свой костлявый кулачок при просмотре этого шедеврального произведения, – больно щипаю его за руку.

– Стерва, – будто невзначай, наклоняясь, шипит мне в ухо.

– Приятного просмотра, сосед, – говорю нарочито громко, придвигаясь к своему спутнику непозволительно близко, непрошенно внедряясь в его интимное пространство.

Глава 9 – Перемена настроения

– Анют, что-то ты невеселая, – бабушка присаживается на соседний стул от меня, передавая мне в руки горячее какао.

– С чего ты взяла? – лишенная всяких эмоций, привычным механическим действием добавляю к любимому напитку горсть маленьких зефирок под ее пристальным взглядом.

– Ты, думаешь, я не замечаю, что тебе только в тягость общением с Владимиром?

– Мне, кажется, что у меня совершенно нет выбора. Будто за меня уже все решено. Остаётся лишь одно – оказаться в нужное время и в нужном месте, – тяжело вздыхаю.

– Деточка… – чуть слышно продолжает: – я поговорю с твоим отцом. Он не должен на тебя давить, когда ты так уязвима и полностью зависишь от него, лишая собственного мнения.

– Он тебя послушает? – недоверчиво хмыкаю, откинувшись на спинку стула.

– Если, что он вобрал в свою голову – не выдолбишь… – с грустью в голосе признается она. – Этот парень тебе совсем не нравится?

– Все в нем ладно да складно, но есть одно «но»…

– Что такое, милая?

– Это невозможно объяснить, это нужно прочувствовать, – заслышав тяжелые шаги отца на лестнице, мгновенно подбираюсь. Наш вчерашний разговор перед сном закончился скандалом, а все начиналось вполне радушно, если не брать в расчет мое стойкое нежелание изображать из себя ту, кем я априори не являюсь. Мой папа терпеть не может, когда ему не подчиняются. Для него значимо лишь одно – безоговорочное подчинение. Именно так он привык относиться к своим подчиненным, возможно, и я для него таковой являюсь.

– Доченька, – как ни в чем не бывало, приветствует меня он. – Через час будь готова – нас ждут.

– Кто ждёт?

– А я вчера, что ли не сказал?

– Видимо, ты забыл вставить эту супер важную информацию между «как ты смеешь» и «не тебе решать», – чувствую, как мои колючки снова прорываются наружу, раня кожу своим очередным неповиновением его просьбе.

– Ань, есть такие визиты, что отменить никак нельзя, – ещё сдерживается, ещё не приказывает, показывая, что у меня остаётся мнимое пространство для своей свободы слова изъявления. Это ложь – я знаю.

– Как скажешь.

– Перемены настроения тебе к лицу, – выйдя из кухни, он направляется снова наверх. Подняв свой взгляд на кухонное окно, смотрю на яркое летнее солнышко, что уже прогоняет утреннюю прохладу, испаряя мелкие капельки росы на траве.

– Буду минут через сорок, – говорю бабушке, подрываясь к входной двери, на ходу одевая кроссовки.

– Анюта, – бабушка подрывается ко мне навстречу.

– Мне сказали быть готовой через час, – чересчур громко хлопаю дверью.

Наскоро подобрав велосипед с каменной дорожки, выхожу за ограду. Никто, разве не видит, что у меня душа горит, разлагаясь на уродливые фрагменты? В родном доме у меня нет ни единого союзника, кто может защитить меня, выслушать и принять мое собственное мнение. Мама… И-то бросила, когда я в ней так нуждалась. Шмыгнув носом, кручу педали в сторону речки. Сейчас там никого нет, кроме комаров и назойливых мушек.

Сев на берег, выплескиваю наружу всю свою боль, ввиде слез. Меня разрывают рыдания. Они меня душат своей безысходностью. Здесь я могу вволю побыть настоящей, клятвенно пообещав самой себе найти способы противостоять отцу. Я же вырасту – он не сможет влиять на меня и дальше. Если только не выдаст меня замуж – передаст из рук в руки, так сказать.

Всполох светлой ткани сбоку…

Содрогаясь мелкой дрожью, вытираю ладонями лицо, мысленно умоляя Всевышнего, чтобы это оказалось лишь моим воображением. Я же не плачу. Я же оторва. Я же заноза в заднице.

– Теперь понятно, почему уровень воды в реке поднялся, – Дима присаживается со мной рядом, задевая локтем. – По кому слезы льешь?

– Оставь меня одну, – закрывая лицо руками, чувствую, как жалко сейчас выгляжу.