– Я купаться пришел, и это не твоя огороженная крепость, – совладав с собой, приоткрываю один глаз.

– Сейчас уйду, – бормочу себе под нос, вставая.

– Я не прошу тебя уйти, – на землю летят его шорты. – Может, наоборот, присоединишься? – опустив глаза вниз, ощущаю болезненный укол в самое сердце. С чего я решила, что его интересуют мои переживания? Для этого нет никаких оснований. Снова ложь.

– Да пошел ты… Пошли вы все… – слезы снова брызгают струйками, скатываясь по щекам. Под встревоженным взглядом Димы сажусь на велосипед, уезжая прочь.

– Ань! – рявкает он, отчего я только набираю скорость, желая ничего не чувствовать, обрастая снова коркой льда.

Видимость дороги пропадает с очередным приступом собственного самобичевания, сопровождаемое слезным потоком из глаз, и осознанием безвольного продолжения своего существования. Не успеваю повернуть в нужном месте, как наезжаю на поваленное дерево, которое здесь лежит уже как года три. Перелетаю через руль, ударяясь всем телом об землю. Сжавшись в комочек, тихо поскуливаю от боли, не в силах перевернуться на бок.

Овладевающая животным страхом, зажмуриваю изо всех сил глаза. Рядом со мной раздается треск веток и шуршание приближающегося существа. Хоть бы пронесло… Хоть бы пронесло… Я же должного сопротивления не смогу оказать. Никчемная. Раздавленная. И покалеченная. Как же мне себя жалко! Громко всхлипываю.

– Малыш, тише… – сильно запыхаясь, Дима оглаживает мои разбитые в мясо колени и локти.

– А не малыш, – смотрю на него из полуопущенных ресниц. – Я просто неуклюжая.

– Давай помогу, – подхватывает меня под ягодицы, заставляя обвить его шею руками.

– От тебя пахнет… – не удерживаюсь, чтобы не уколоть его.

– Так-то я тебя спас, получается, снова от самой себя, – смеется, сильнее прижимая к своему оголенному торсу. Мне даже на миг показалось, что я дотронулась его кожи губами, почувствовав солоноватый вкус на кончике своего языка.

– Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может, – морщусь от боли, когда он усаживает меня на то самое поваленное дерево, вольготно устраиваясь между моих разведенных ног.

Дима

– Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может, – милое личико искажается в гримасе боли, когда я ее насилу усаживаю на поваленное дерево. Как его можно было не заметить?! – У тебя бывало такое?

– Бывало всякое, – с досадой в голосе признаюсь, смотря в заплаканные бездонные глаза.

– Расскажи мне, как ты пережил утрату родительской любви? – наотмашь бьёт меня своим вопросом. Мне приходиться приложить немало усилий, чтобы выдержать ее пытливый взгляд.

– Это сложно объяснить, как и понять почему от меня отказались, – кладу ладони по обе стороны от ее ягодиц. – Тебя кто-то обидел? – перевожу тему.

– Моя жизнь – полная чаша. Даже жениха нашли «из своих» … – закрывает ладонями лицо, всхлипывая. – Только откуда взяться настоящим чувствам, когда все прописано и согласовано до мелочей!

– Поговори с отцом – он же должен понять, – отчего-то начинаю злиться, нависая над ней, желая защитить от всех. – Ты еще ребенок, причем несмышленый. Аня забавно оттопыривает нижнюю губку, обиженно на меня посматривая.

– И вот сейчас, я должна поехать с отцом, не зная куда, не понимая, что мне там делать, и что от меня хотят.

– Эй, маленькая оторва, – приподнимаю ее лицо за подбородок. – Где ты обронила все свои колючки? Пошли собирать! Не могу отрицать, что она мне нравится. Аня своим присутствием затмевает всех вокруг, и что немаловажно, мой собственный разум в отношении нее.

– Дим, зачем ты со мной играешь? – понуро опустив свои хрупкие плечики, она выглядит ещё младше, ещё ранимей и ещё более желанной, что ли.

– Я не играю, – склоняюсь к ее лицу, чувствуя дыхание на своей коже. Запах какао и чего-то сладкого. Вкусная девочка… Ранимая… Мне нельзя. Сломаю. Она меня не потянет, точнее мой уклад жизни. Аня ничего обо мне не знает. А вот ее откровения – невидимым клинком проворачиваются в моем сердце, задевая давно забытые струны, заставляя прочувствовать этот момент.

– То есть… Я тебе нравлюсь? – тихо спрашивает, спрыгивая на землю, как кошка. Прислоняется ладошками к моей груди.

– Равнодушным точно не оставила к своей персоне, – заправляю темную прядку волос ей за ушко.

– Поцелуй меня, – прикрыв глаза тянется к моим губам. – Пусть, хоть что-то сегодня будет настоящим. И я не посмел ей отказать. Я здесь. Целую ее. Вкладываю в свое действие всю неизведанную мне нежность.

Мягкость ее губ, подобно бархату, а одуряющий запах кожи будит во мне воспоминания из детства. Искренние и чистые. Неуверенные движения ее язычка у меня во рту такие трепетные да и она вся дрожит. Углубляю поцелуй – пусть и меня почувствует. Я тоже сейчас с ней настоящий.

Вдруг она замирает. Прекращает и делает шаг назад, упираясь своей попкой об дерево. Ее глаза лихорадочно блестят, губы зацелованы, а на щеках появился румянец. Хочу продолжить, но она выставляет свою руку вперёд. Отступаю.

– Хоть номер мобильного дашь, – переплетаю наши пальцы рук, убирая перед собой преграду. – Обещаю, что непристойности писать не буду.

– Ммм… – задумчиво тянет она. – Запишешь или запомнишь?

– Запомню.

Повторяя за ней комбинацию цифр, она останавливается на предпоследней, вслушиваясь в «тишину леса».

– Что такое, Ань?

– Разве ты не слышишь? – удивлённо вскидывает свои бровки.

– А, что я должен услышать?

Действительно, эхом доносятся вибрации мужского басистого голоса. Кажется, Аню ищут.

– Побежали! – хватает меня за руку, неистово начиная тянуть в противоположную сторону. – Это мой отец! Если он увидит нас вдвоем – то не миновать беды!

– Да постой же ты! – резко останавливаю ее, отчего моя бедовая интриганка заваливается на землю, вовлекая в этот процесс и меня. Я лежу между ее ног, придавливая к земле.

– Димочка, вставай, – ласково меня просит, пытаясь отползти на локтях из-под меня.

Засмотрелся на нее, прочувствовал жар ее кожи, пропал на несколько долгих секунд.

– Последняя цифра, – прижимаюсь губами к ее скуле, жадно дыша ей.

– Пожалуйста… Папа не должен нас увидеть, – поднявшись на ноги, подаю ей руку. Тяну на себя.

А дальше она срывается, как гончая борзая, сверкая пятками, утягивая в этот греховный омут и меня. И я бегу за ней.

Аня изредка поглядывает на меня, озираясь назад, наверное, убедиться, что я не спасовал и решил до конца участвовать в том, что она заварила. Каштановые волосы развеваются в разные стороны при каждом ее движении. Если бы сейчас были другие обстоятельства, то я бы непременно ее догнал и зацеловал всю. Впервые так хочется, именно с ней.

За своими бредовыми фантазиями не заметил, как оказался около ее дома. Нас встречает пожилая женщина, судя по всему, бабушка Ани.

– Детка, что ты наделала!

– Ба, все потом. Дим, подожди, – забегает в дом.

Проходит минуты три, а ее все нет. Бабушка при этом не сводит с меня глаз.

– Юноша, уходите, – вперивается в меня взглядом. – Если отец узнает… – поучает она меня.

– Может она сама будет решать с кем ей общаться, а с кем нет?

– Если у тебя ничего серьезного нет к девушке, то не стоит и начинать дружить! – всплескивает руками. – Лапши на уши набросаешь, а она потом в подоле принесет нам. Где ты будешь?!

– Я никаких серьезных видов на Аню не имею… – повернув голову в сторону, замечаю хрупкую фигурку. Она стоит, словно изваяние. Бледная и в ее кулачке зажат какой-то огрызок бумаги. Что-то мне подсказывает, что она там написала свой номер телефона.

– Уходи, – комкает его в своей ладони. – Ба, завари мне чай, а потом я буду собираться с папой на его встречу, – дурочка маленькая, себе только хуже делает.

– Уходите, молодой человек. Анюте нужно отдохнуть перед поездкой, – не унимается ее псевдо защитница.