– Это ты, Рыжий, – донесся до меня голос Мелкого. – Давно не виделись…

– Подруге твоей «спасибо», – Рыжий зло сплюнул под ноги. – Ну, что поговорим?

– Поговорим, – Михаил еле заметно кивнул мне. Я сжала губы и кивнула в ответ.

В ту же секунду Рыжий сделал прыгнул вперед, словно зверь, заметивший добычу. Михаил увернулся, наградил Рыжего ударом. Попытался заломить ему руку. Между ними завязалась драка, нож по-прежнему оставался у Рыжова.

Я рванулась вперед. Окунев выставил руку, преградив мне путь.

– Куда? Стой спокойно, а то придется личико подправить!

Я оказалась права, у Окунева тоже был нож.

Рыжий стал выдыхаться. Краем глаза я видела, что он все чаще пропускает удары Мелкого.

– Там ППС! – крикнула я и в ту же секунду. Воспользовавшись замешательством, схватила руку Окуня, вывернула ее.

– Ах ты сука ментовская! – процедил Окунев. Он дернулся, пытаясь высвободить руку. Крепкий, сволочь! И откуда такие бычары берутся? Окунев дергался, крыл меня матом. Как бы там ни было, он остался без ножа.

Некоторое время я продолжала удерживать Окунева в захвате. В какой-то момент он резко расправился, пытаясь ударить меня своей головой. Я уклонилась, удержала захват и ударила его коленом.

– Стой спокойно, урод!

Я оглянулась. Рыжов полулежал на дорожке, вытирая рукой текущую из носа кровь. Михаил – чуть взъерошенный, но такой же обворожительный, как всегда, – приближался ко мне.

– Как ты? – спросил он.

– Порядок. Сейчас наряд вызову, пусть забирают этих… – я изо всех сил толкнула Окунева от себя, и его перехватил Михаил.

– Да ну, – Мелкий поморщился. – Я их сам прижму. По одной земле ведь ходим, да, Окунь?

– Пошел ты!..

– Как нехорошо, – Михаил наградил Окунева ударом под дых. Потом отряхнул руки, пиджак и сказал, поглядев на меня: – Ну что, теперь мы с тобой прогуляемся? А ножички неплохие. Пожалуй, себе оставлю, на память…

Михаил проводил меня до дома. Все это вышло как-то само собой. Он не спрашивал, я не отказывала. Шли в молчании. Я не знала, что можно сказать после всего произошедшего…

– Спасибо, что помог, – сказала я, когда на горизонте показался мой двор. И сама удивилась собственным словам. Вот это ситуация… Кто бы мог подумать, что оперативник будет благодарить криминального авторитета? Да уж, куда вы катитесь, оперуполномоченная Солнцева? Если так и дальше пойдет, то можно смело увольняться… – Как ты здесь оказался?

– Был тут поблизости по работе… Шучу! Прогуливался перед сном, заглянул в скверик, а тут такая интересная беседа. Грех пройти мимо…

– Вот и мой дом, – зачем-то сказала я.

– Да я, вроде, в курсе, – Мелкий снова улыбнулся.

Я невольно улыбнулась.

Мы подошли к моему подъезду. Над входом в подъезд горела лампа, благодаря ее бледному свету я смогла внимательно рассмотреть лицо Михаила – у него на щеке красовались свежие ссадины.

– У тебя кровь на щеке. – сказала я.

– Ерунда, – Мелкий махнул рукой, и тут я заметила, что правый рукав распорот и весь в крови.

– Он тебе поранил! Почему ты не сказал? – я с ужасом смотрела на его руку. Мне начинало казаться, что пятно на его рубашке увеличивается с каждой секундой…

– Давай я вызову «скорую», – я вытащила из кармана куртки мобильник, но Михаил накрыл мою ладонь своей и тихо сказал:

– Не надо, это просто царапина.

– Давай хотя бы перекисью обработаем, – настаивала я. – У меня дома есть аптечка.

По лицу Михаила скользнула улыбка.

– Если ты…

– Пойдем, – я решительно потянула его за здоровую руку.

– Заманишь в квартиру, а потом вызовешь наряд? – смеясь, спросил Михаил, когда мы с ним поднималась по лестнице.

– Зачем наряд? – пожала плечами я. – Я прикую тебя наручниками к батарее и потом брошу умирать от голода и жажды.

– Ого, этому тебя в школе милиции научили? – поинтересовался Мелкий.

– В институте, – отшутилась я.

Через десять минут мы с Михаилом уже сидели на кухне. Он закатал рукав рубашки (точнее – то, что от него осталось), и моему взору открылся длинный, еще кровоточивший порез. Я обработала рану, потом наложила повязку.

– Благодарю, – Михаил было поднялся со стула.

– Еще не все, – я остановила его. Смочила вату перекисью и протянула ее Мелкому. – Ссадины тоже обработай.

Он лишь отмахнулся. Тогда я сама прижала ватку к его щеке. Михаил поморщился – всего на мгновение, – а потом вдруг положил свою большую ладонь поверх моей ладони.

– Может, чаю? – я посмотрела ему в глаза.

– Сегодня что, день исполнения желаний? – он посмотрел мне в глаза.

– Даже не думай! – я отстранилась.

– Я не в том смысле, – казалось, мои слова здорово задели Михаила. – Просто ты сегодня такая…

– Какая? – с вызовом ответила я.

– Не такая, как всегда, – задумчиво ответил он. – То грозилась на нары отправить, теперь раны обрабатываешь.

– Ты пострадал из-за меня. Ты помог мне справиться с этими гоблинами, а я не позволю тебе умереть от заражения крови. И мы будем в расчете.

– Вот как, – хмыкнул Мелкий. – Выходит, крепость не пала?

– Не дождешься! – вырвалось у меня.

– Благодарю за заботу, – он направился в прихожую. – Поздно уже, я пойду.

Михаил надевал ботинки в прихожей. Я стояла, прислонившись спиной к двери ванной и скрестив на груди руки. Мелкий уже подошел к двери. Мгновение – и он уйдет.

Я закусила губу, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Я убеждала себя, что хочу только одного: чтобы он ушел, навсегда исчез из моей жизни. Переехал в другой район, в другой город, а лучше – в другую страну. Чтобы он ушел обратно в свой, криминальный мир, а я осталась в своем мире, по другую сторону баррикады.

– До свидания, оперуполномоченная Солнцева! – сказал Михаил. И его «до свидания» прозвучало как «прощай» …

Я качнулась, словно в миг лишилась способности удерживать равновесие. В горле пересохло. Сказать бы что-то язвительное, что-то такое, чтобы он навсегда запомнил «оперуполномоченную Солнцеву» …

– Может, останешься? – тихо сказала я и сама удивилась, насколько жалобно прозвучали эти слова.

Михаил поднял голову, посмотрел на меня. И я поняла: он останется.

И он остался. Не на ночь, как водится, даже не на день. Не смотря на все мое отрицание, я была вынуждена признать: Михаил останется со мной навсегда. Даже если уйдет – временно или на совсем, – он все равно останется со мной. Какая-то его часть навечно впиталась в мою память, в мое сознание. Звук его голоса, запах парфюма, тепло его рук и чуть насмешливый блеск голубых глаз – все это теперь останется со мной, как татуировка, как шрам на коже…

Когда я проснулась, в комнате было уже светло. В голове промелькнула неприятная мысль: «Проспала». Мою догадку тут же подтвердили неумолимые настольные часы: девятый час. Самое время вставать, особенно тем, чей рабочий день начинается в восемь утра…

Михаил еще спал. Я привычно вскочила на ноги, быстро стала одеваться. Но потом на мгновение невольно замерла. Посмотрела на Мелкого. Лицо его было так спокойно и безмятежно, волосы растрепались, взъерошились… Сейчас Михаил казался мне еще милее, чем обычно. Было что-то удивительное в его спокойствии, расслабленности. Он доверял мне. Я и не знала, что Мелкий, с его «профессией», способен так расслабляться, так доверять кому-то.

Посмотришь на него – просто мужчина, приятный, интеллигентный. Можно принять Михаила за актера или за музыканта, пианиста какого-нибудь – безукоризненно правильного, в отглаженной белоснежной рубашке. А под рубашкой – купола наколоты. Руки Михаила лежали поверх одеяла, и я увидела, что пальцы его правой руки также покрыты татуировками, а еще на указательном пальце правой руки красуется широкое серебряное кольцо.

Я рукой дотронулась до большой горячей ладони Мелкого, сжала ее…