Доран ободряюще сжал её плечо. Правильные слова, кажется, наконец-то нашлись.
— Или, что вероятней всего, я просто дурак, который возомнил себя чуть ли не Знающим, — ответил он. — И довёл нас обоих на ровном месте. Прости меня, sor’ca, забудь, что я сказал, и лучше вообще больше никогда меня не слушай. Завтра станет лучше. Или, может быть, не завтра, но лучше. А ведьмак твой вернётся. Я, на самом деле, почти уверен.
Аэлирэнн убрала руки от лица, посмотрела на него, нахмурившись.
— Лучше бы, конечно, — пробурчала она, — чтобы ты именно в этом оказался прав.
Лучше бы, — подумал Доран про себя, — всем нам станет намного лучше, когда — и если — наступит это завтра. Когда все они наконец смогут жить так, как хотят жить, и любить тех, кого хотят любить.
Он поднялся с бревна и протянул Аэлирэнн руку.
— Pax? Прости меня, пожалуйста, и не будем больше об этом. Пойдём, Мэв, кажется, поймала сегодня зайца. Я готов поспорить, что ты со вчерашнего дня ничего не ела.
Аэлирэнн приняла протянутую руку, легко, не опираясь на неё, вскочила на ноги.
— Pax. Прощаю и не будем, но я даже не знаю, что это значит.
— «Мир», — ответил Доран. — На этом языке иногда говорят человеческие чародеи.
— Сразу видно непримиримого врага dhoine и поборника расовой чистоты, — криво усмехнулась Аэлирэнн.
— Виноват, — развёл руками Доран. — Но у их чародеев правда есть чему поучиться. Они, по крайней мере, не сидят сложа руки, как умники из Шаэрраведда.
— Что правда, то правда, — ответила она. — И есть ужасно хочется. Pax, дружище.
***
Свист часовых они услышали ближе к ночи, и Аэлирэнн первая вскочила, чуть ли не бегом бросившись к тропинке. Ведьмак въехал на поляну у лагеря, шагом, не торопясь. Выглядел он измученным, был весь перепачкан кровью, а с лошади спешился с видимым трудом.
— Ты там как, котик? — спросила Аэлирэнн, прижимаясь к нему всем телом, не обращая никакого внимания на его перепачканную одежду. — Жив вообще?
— Это не моя кровь, — ответил ведьмак. — Там правда есть пещеры. Теперь в них, скорее всего, можно жить.
— Спасибо, — ещё крепче сжала его в объятиях Аэлирэнн.
Доран тоже взглянул ведьмаку в глаза и с благодарностью кивнул.
— Отпусти на секунду, — попросил Гезрас. — Пожалуйста?
Аэлирэнн, явно нехотя, разжала руки. Ведьмак повернулся к своей лошади, принялся рыться в седельной сумке. Потом, наконец, вытащил несколько срезанных веток, покрытых мелкими белыми цветами. Rosa arvensis, полевой шиповник, пахнущий мёдом и офирским базаром.
— Это тебе, — слегка смущённо сказал ведьмак. — Не садовые розы, конечно…
Аэлирэнн рассмеялась, звонко и весело.
— Котик, это что, месть? — спросила она. — За то, что мы тебя отправили на разведку? Или за то, как я тебя называю? Доран, как думаешь, наш vatt’ghern мне мстит?
Аэлирэнн, не переставая смеяться, уткнулась ведьмаку головой в плечо, а тот повернулся к Дорану с выражением крайней растерянности на лице.
Доран усмехнулся. Vatt’ghern, похоже, был не в курсе, что Аэлирэнн терпеть не может своё прозвище, потому что придумали они его, втроём, вместе с Итлиной, ради громкого звучания и большей убедительности, и не очень-то любит цветы.
— Всё в порядке, — сказал он ведьмаку. — Развлекайтесь.
Гезрас чуть расслабился, обнял Аэлирэнн в ответ и через несколько мгновений тоже тихо засмеялся.
Доран отвернулся и зашагал прочь, обратно к костру и лагерю. Кто знает, — думал он, — может быть, завтра и правда станет лучше.
========== Одна капля крови (Аэлирэнн, ОМП, джен, PG-13) ==========
Комментарий к Одна капля крови (Аэлирэнн, ОМП, джен, PG-13)
(с некоторой натяжкой) ОТП челлендж, день 6 — Making fun of one another
Вода весь день и вот уже половину вечера нудно барабанила по крыше. Аэлирэнн подставила ведро под очередную прореху, которая грозила к утру превратить постоялый двор в сплошное болото, и продолжила мести земляной пол. Дожди, зарядившие после весеннего Эквинокция с неистовой силой, вот уже пару недель как превратили все дороги в сплошное скользкое месиво, и потому на этом постоялом дворе не было нынче ни одного постояльца. А после кошмарного — Аэлирэнн предпочла бы не вспоминать его больше — лета и голодной зимы почти не осталось у хозяев ни еды, ни зерна для скотины, ни денег.
Метла с мерзким звуком скребла пол, дождь всё стучал и стучал по гнилой соломе. Скрежет метлы, глухое шуршание соломы, да ещё иногда мышиный писк и потрескивание дров в печке — за добрых полгода, что Аэлирэнн здесь провела, этих звуки осточертели ей смертельно. Впрочем, хочешь жить — крутись, как можешь. Это единственное правило, которое стоит знать, если ты эльфка, и нет у тебя ни дома, ни гроша в кармане.
Аэлирэнн поставила метлу в угол, в который раз коснулась рукой шрама на шее. Туда, где верёвка содрала кожу, попала инфекция, рана воспалилась и страшно долго заживала, покрываясь мокнущими жёлтыми корочками. Шрам, который теперь, почти год спустя, остался на этом месте, будет с ней, должно быть, всю жизнь, и всю жизнь будет кричать, как ей повезло. Аэлирэнн всегда везло — хотя бы с того года, когда дожила она до своего двенадцатого Беллетэйна, и когда отца выловили из реки уже разбухшего от воды, а мать слегла с чахоткой и выкашляла из себя всю кровь. Аэлирэнн не заразилась, а людям, которые пришли собрать свою долю выручки, не получили её и потому запихнули отца в реку, было плевать на маленькую дочку кузнеца. Повезло ей и прошлым летом — из всех dhoine, убивавших и насиловавших тогда в Венгерберге, ей попались те, кто решил учинить над эльфкой «справедливый суд», а из всех верёвок на свете — ветхая и прогнившая, и оттого не выдержавшая даже её небольшого веса. Везло и сейчас — хозяин и хозяйка постоялого двора в пятнадцати милях от города согласились взять к себе служанку, чтобы мела полы и мыла посуду за еду и набитый соломой тюфяк, и закрыли глаза на её острые уши и мелкие зубы.
***
Она не сразу услышала, что в дверь кто-то бьёт кулаком.
— Чего там? — милсдарь Вуйчик, хозяин постоялого двора, обрюзгший dhoine с красным от бесконечного пьянства носом, тяжело спускался по лестнице со второго этажа. — Чего стоишь, клуша?
— Сами велели не открывать, — ответила Аэлирэнн. Наверняка он потом решит, что это повод как следует поскандалить, только вот ни из одного скандала этот dhoine ещё не вышел победителем.
Дверь скрипнула, открывшись ровно на длину цепочки.
— Чего надо? — не слишком вежливо буркнул милсдарь Вуйчик.
— Я бы хотел у вас переночевать, — ответили ему. — И коня накормить бы не помешало. Я не могу ехать дальше под таким дождём.
— Местов нету. Занято.
— Как это «нет мест»? — не отступал путник. — Здесь же вокруг никого нет.
— Занято всё. Уж поезжайте как-нибудь, — ответил милсдарь Вуйчик. Дверь снова натужно скрипнула, послышался лязг засова. — Тьфу, ходят тут. А ты мети давай.
Аэлирэнн ничего не ответила, только покачала головой и снова взялась за метлу. Путник, стучавшийся в дверь, говорил на всеобщем языке почти безупречно, и тем не менее по его еле слышному акценту было ясно, что выучил он этот язык совсем не в детстве. Милсдарь Вуйчик в таких тонкостях вряд ли разбирался, да только он-то видел его лицо. Неизвестно, боялся он больше, думал, что его обманут или решил, что два эльфа под одной крышей, пусть и совершенно друг с другом незнакомые, обязательно устроят что-нибудь богопротивное. Не очень-то, впрочем, Аэлирэнн и хотела это знать.
***
Через час ни грязь на полу, ни дождь не закончились, зато милсдарь Вуйчик присоединился в спальне к своей жене и теперь храпел так оглушительно, что и внизу было прекрасно слышно.
Аэлирэнн накинула здоровенную, в три раза её больше, драную куртку, зажгла фонарь — милсдарь Вуйчик привёз ещё в хрен знает какие незапамятные времена с ярмарки в Каэдвене — сняла с крючка над дверью ключ от сарая и вышла во двор. Дождь так и лил, фонарь светил лишь для виду, и потому разглядеть хоть что-нибудь дальше пяти шагов было задачей почти непосильной.
