— Ну, уж что-нибудь придумаем, — и опустился перед ней на колени.

***

— Котик, я… — слова застряли где-то в гортани, а язык перестал ворочаться, будто превратился в кусок камня.

Ведьмак смотрел на неё, слегка наклонив голову, кривовато — как и всегда — улыбаясь, и явно не собирался помогать ей закончить фразу.

Да и что она, в самом деле, собиралась сказать? Я рада, что всегда могу на тебя положиться? Я тебе благодарна? Я люблю тебя?

Как глупо говорить такое, если пять минут назад ты, едва сдерживая крики и стоны, кончила, завтра у тебя будет ужасно болеть рука, а сейчас ты сидишь без штанов на груде хлипких ящиков в окружении трёх трупов и криво улыбающегося ведьмака. Слишком неуместно. Слишком сентиментально. A d’yeabl aep arse.

Аэлирэнн собралась было встать и одеться, когда ведьмак наконец прервал повисшее молчание.

— Я бы, на твоём месте, не двигался.

— Что? — звучало это так неожиданно, что она, на всякий случай, действительно замерла.

— Знаешь, что самое главное в ведьмачьем ремесле?

— Что? Отличать гуля от альгуля? — обычно, ей даже нравилось, когда он решал поиграть с ней в такие игры. Сейчас, впрочем, она всерьёз сомневалась, точно ли с ним всё в порядке. — Не пить слишком много эликсиров?

Улыбка на лице Гезраса стала ещё шире и ещё кривей.

— Не-а. Следить за своим оружием. И ты, я готов поспорить, сейчас не вспомнишь, куда дела свой меч.

— Да я пять минут назад и как меня зовут не вспомнила бы… — начала было Аэлирэнн.

А меч — точно — она же кинула его на те самые ящики, где сидела сейчас.

— Твою ж мать, Гезрас, — рассмеялась она. Из глаз — то ли от смеха, то ли от облегчения — потекли слёзы, — и ты ни слова мне не сказал.

— Слезай аккуратнее, minne mo, — ведьмак не выдержал и тоже захохотал. — И, когда в следующий раз решишь заняться сексом после драки — убери сначала всё острое в ножны. И пойдём уже отсюда.

Ветер волочил вниз по проулку пыль и сухие листья и гудел в трубах домов. Незадачливые охотники за головами, не выдержав такого глумления над собственной смертью, уже начали коченеть — а они всё смеялись и смеялись, словно изобрели только что лучшую шутку во всём мире.

А сказать ему, — подумала Аэлирэнн, — в конце концов, можно и завтра. Завтра — обязательно.

========== Люди не убивают людей (Эрланд из Ларвика & Идарран из Уливо, Макси Ван Деккар, мимо проходил Гезрас, дженослэш, PG-13) ==========

Комментарий к Люди не убивают людей (Эрланд из Ларвика & Идарран из Уливо, Макси Ван Деккар, мимо проходил Гезрас, дженослэш, PG-13)

ОТП челлендж, день 23 - Being old together

Эрланд сделал глоток вина и попытался устроиться в монструозном кресле немного удобнее. Подушки были слишком мягкими, а само кресло — слишком огромным. Какому-нибудь дворянину оно, быть может, пришлось бы как раз по душе, но Эрланд чувствовал себя в нём, как муха в паутине. Даже после нескольких дней, что он провёл в седле, кресло это не приносило покоя телу. Как, впрочем, и разговор — покоя разуму.

Нежно-розовый луч солнца, пробившийся сквозь окно, освещал стопки сложенных на полу книг и отражался в пузатых боках алхимических колб. В камине трещали еловые поленья. Рачительная экономка — да и сам Эрланд, с детства привыкший к холоду и промозглому морскому ветру — не одобрили бы такую расточительность. До осеннего Эквинокция ещё две недели, ночи стоят тёплые — и нет никакой нужды лишний раз жечь дрова. Однако нынешний постоялец этого дома мог ни в чём себе не отказывать.

— И вот теперь — угадай что? Правильно, я уже в третий раз нахожу под дверью букет цветов, — закончил рассказ Идарран.

История, по его задумке, должна была быть смешной или хотя бы забавной, но Эрланд лишь неопределённо пожал плечами. Слишком знакомо. Слишком уж давно и хорошо он знал Дара.

Макси, дочь барона ван Деккара, имела несчастье родиться в день солнечного затмения. Потом, к ещё большему её несчастью, у девочки обнаружились странные привычки — она могла смотреть в стену, повторяя по десятку раз одну и ту же фразу, а однажды — потому что «но мне интересно, что внутри» — оставила на обеденном столе выпотрошенную кошку. Ни амулеты, ни заговоры на неё не действовали — поэтому чародеи решили, что девочка проклята печально известным проклятием Чёрного Солнца. Барон ван Деккар последовал их совету — и ничтоже сумняшеся запер дочь в башне.

Но время шло, жена барона больше не рожала ему дочерей, а желание породниться с помощью брака кем-нибудь побогаче и повлиятельней никуда не уходило. Потому-то он и вызвал теперь специалиста по мутациям и проклятиям, уродующим человеческий организм, снял для него в городке Уливо, рядом со своим родовым поместьем, огромный дом, и оплатил все текущие и будущие расходы.

— И что с ней, в результате, не так? — скорее из вежливости, чем из истинного любопытства спросил Эрланд. Диагноз был и так ему понятен — очередной брошенный и никому не нужный ребёнок. Материал для экспериментов. Кролик или мышка в лаборатории. Такой же, как они с Даром. Такой же, как все маленькие грифоны, снимающие с деревьев в Каэр Серен арбалетные болты.

— С девочкой? Ничего особенного, — отмахнулся Дар, — социальная и сенсорная депривация. Нечего было запирать её в башне. Зато её кровь… Эрланд, ты когда-нибудь видел антитела к магии? Это поразительно. Ещё немного — я смогу выделить их из крови и синтезировать искусственно. Представляешь, насколько это сможет улучшить ведьмачьи эликсиры? А если ещё получится выделить у неё ген резистентности к магии…

— И ты, конечно же, собираешься первым делом протестировать свои эликсиры на мне? — усмехнулся Эрланд.

— Как будто ты против, — вернул улыбку чародей.

Когда-то давно — размытые и туманные десятки лет назад — Эрланд по ночам приходил в маленькую комнатку под самой крышей замка в Риссберге. Иногда — капая на холодный пол кровью из разбитого носа, иногда — пряча за пазухой украденную с кухни бутылку вина. У Дара были тёплые и чуткие руки, и он всегда знал, как унять боль, остановить кровь или сгладить последствия очередного экспериментального эликсира. А Эрланд умел слушать — про то, как удивительно устроены живые тела, как прекрасна магия и как Дар рад тому, что учитель в очередной раз похвалил его работу. Он и сейчас многое бы отдал, чтобы вернуть те времена — да только время, как известно, проходит слишком быстро, безвозвратно и навсегда.

— И что будет с ней дальше?

— Ничего, — равнодушно ответил Дар. — Она не больна, а воспитанием подростков я заниматься не собираюсь. Закончу свои исследования, расскажу барону, что ничем не могу ему помочь, и уеду отсюда.

— Я бы, на твоём месте, — Эрланд не хотел давать ему советов, но всё же не удержался. — Был бы с ней осторожнее. Сейчас она видит в тебе первого, кто разглядел в ней не чудовище, а живого человека. Возможно, даже единственного друга. Представь, что будет, когда она поймёт, что тебе была нужна всего лишь дюжина пробирок её крови. Как будто и так мало у тебя врагов.

— Эрланд, — тепло улыбнулся Дар, — я ценю твою заботу. Но ты правда сейчас говоришь, что я должен бояться шестнадцатилетней девочки?

— Ей не всегда будет шестнадцать, а ещё — ты сам мне сказал — она полностью невосприимчива к магии. Но моё дело — предупредить.

Ведьмак отпил ещё вина. Приятное тепло потихоньку охватывало его, путая мысли. Дар молчал — винно-красные блики на мраморной столешнице явно интересовали его больше, чем судьба дочери барона ван Деккара. Вряд ли у него найдётся для неё хоть капля доброты, понимания или сочувствия. Эрланд давно уже — те самые размытые и туманные десятки лет назад — выучил, что вся доброта, сочувствие и понимание, которые есть у Дара — вместе с его сердцем, разумом и безраздельной преданностью — принадлежат совершенно другому человеку. Макси ван Деккар же ещё только предстоит это узнать.

— Кстати, — начал Эрланд, чтобы хоть как-то нарушить повисшее молчание, — как дела у Альзура?