Помню, как отец купает меня в ванной. Надо мной далекий потолок и корыто, висящее на стене. Потом отец куда-то исчезает и потолок становится еще дальше, потому что я ушел под воду. С открытыми глазами. И со мной ничего не случилось, я даже не хлебнул воды. Уже гораздо позднее отец подтвердил факт, что однажды отвлекся во время моего купания и я погрузился на дно ванной.

Помню, как трудно мне было просыпаться, чтобы меня отвели в детский сад. И еще помню, как расплывались утренние фонари на улице по дороге – я плакал.

Помню, когда мы с мамой ходили в универсальный магазин за продуктами, который находился на бульваре, меня сажали прямо в специальную тележку магазина: там были откидные стульчики для детей. Как и сейчас, кстати. Универсам был большой, там же было и множество касс, и над каждой на высокой подставке имелся белый куб с номером.

Помню, как в двух шагах от детского сада качаюсь на качелях во дворе и на крыше такой же пятиэтажной хрущебы, как и наша, прыгают вентиляционные короба, похожие на гигантские грибы.

В детском саду я терпеть не мог манную кашу, потому что на ней застывала невкусная пенка, а еще были комки, а так же овсяную кашу, потому что в ней постоянно попадались несъедобные объекты, которые мне напоминали чьи-то отстриженные ногти. По части еды я вообще был очень капризным ребенком. Хорошо помню, как меня и моих же родителей критиковали друзья отца, когда они собирались вместе. Они пренебрежительно шутили в мой адрес, и мне это было обидно.

Помню, как на новый год ко мне непременно приходил Дед Мороз со Снегурочкой. Даже фотография сохранилась: я стою на стуле, на который всегда ставили детей, когда от них ждали стишка или песенку, а рядом стоит прекрасная Снегурочка. Я смущен.

Иногда приходил только Дед Мороз. Я хорошо помню, как после моего выступления на стуле и вручения подарка отец уединился с дедушкой на кухне. Надо же было его угостить. И я зашел на кухню, чтобы о чем-то спросить отца. За дверью, которую я открыл, стоял мешок Дедушки Мороза и в нем что-то отчетливо хрустнуло. До сих пор даже вспомнить это неприятно: ведь возможно, какой-то ребенок в итоге получил сломанную игрушку. Хотя, скорее всего, подарок для ребенка Деду Морозу на лестничной клетке давали родители. Но что же тогда носил в мешке тот Дед Мороз?

Когда я стал старше, Дед Мороз ко мне уже не заходил, а просто оставлял подарок под елкой. И еще открытку, написанную красивым почерком отца.

Встреча Нового года всегда была самым лучшим праздником. Мы непременно ставили настоящую елку и я помогал ее наряжать. Потом елку заменили искусственной, и в мои обязанности вошла ее сборка и украшение.

Находиться в детском саду, в целом, было неплохо. Я после даже скучал по приятелям. И по одной девочке, помнится, тоже. Помню утренники, к которым мы учили стихи и разные танцевальные номера. Кроме игрушек были специальные куски кожи с шнуровкой, на которой полагалось учиться шнуровать обувь. Помню шкафчики для уличной одежды с изображениями фруктов или зверюшек, чтобы мы запоминали свое место. Помню, как помогали друг другу одеваться для прогулки на улице: завязывали друг другу шарф, делая узел поверх поднятого воротника на шее сзади. Так было принято одевать детей.

Зимой во время оттепели лепили снеговика. Если помогал отец или старший брат, снеговик получался огромный. Иногда ему делали нос из настоящей морковки, принесенной из дому и выпрошенной у мамы или бабушки, но чаще втыкали щепку. Некоторые любили ломать снеговиков. Причем непременно чужих. Ведь на своего ты потратил время и силы, а чужого было не жалко. Зато когда видели собственного разрушенного снеговика, становилось обидно. После снежных забав домой возвращались потные, с ворохом снега за шиворотом и с ледяными колтунами на варежках. Зато румяные и невероятно счастливые.

Весной начиналось таяние снега и по обочинам дорог бежали ручьи. Устраивали соревнования: одновременно каждый бросал в ручей спичку, чья приплывала в большую лужу первой, тот и победил. Делали кораблики из щепок: у каждого, как правило, был собственный перочинный нож, им выстругивали острый нос, втыкали палочку, из листа бумаги делали парус.

Помню редкое отключение электричества в доме. Причитая, бабушка или мама на ощупь ищут в шкафу свечи, зажигают и непременно идут на лестничную клетку узнать, в чем проблема: выбило пробки только у нас или это общедомовая неприятность. С лестницы слышно, как мама или бабушка переговариваются с соседями – это значит, что выключили свет во всем доме. Мне всё это очень нравится. Остаться вечером в темноте очень интересно и боязно. Я завладеваю фонариком отца, потому что хорошо знаю, где он лежит, прячусь под столом и не боюсь лишь потому, что в квартире я не один. Отключение электричества сродни празднику: всё поглощено тьмой и тишиной, замолкли телевизоры и радио, всюду неторопливое перемещение домашних со свечками. Неприятность здесь таилась лишь в том случае, если по телевизору ожидалась интересная передача.

Первое знакомство с оплатой чего бы то ни было произошло так. Мы с мамой отправились куда-то на метро. Вошли в вестибюль, она, полагая, что ребенка пора приучать к самостоятельности, дала мне пятачок и кивнула на турникет, иди, мол. Ну я и пошел, торжественно неся пятак в кулачке. А злой турникет больно ухватил меня за задницу. Я потом эти турникеты долго боялся преодолевать даже с опусканием пятачка в нужную щель.

Подобный случай приключился с моим другом. Мама дала ему 20 копеек и велела принести из булочной хлеба. Это был его первый самостоятельный визит в магазин с ответственным заданием. Он с радостью метнулся в булочную, принес маме хлеб и те же 20 копеек. Мама удивилась: это как? Сын не понимает: что, хлеб не тот? Ох уж эти мамы: иди, принеси. Один и пошел. Другой и принес. Никто же не говорил про деньги…

На этом яркие детские моменты заканчиваются.

Потом я пошел в школу.

Школа затмила всё.

Прохождение трудовой практики после 8-го класса школы. Практика на автобазе. Десять лоботрясов-старшеклассников поступают в распоряжение суровых мужиков: слесарей, автомехаников и т.д. Розыгрыши в мужской среде солёные и беспощадные. Дает слесарь Михалыч цинковое ведро школяру Валере и говорит с самым серьезным видом, тыча мозолистым пальцем в сторонку:

– Сбегай-ка в каптерку, пусть тебе Марья Петровна полведра менструации нацедит.

И пошел Валерка в указанном направлении, твердя про себя незнакомое доселе словцо из лексикона трудового человека. И получил от Марьи Петровны ведром по хребтине.

В школу меня записали, кажется, без моего участия. Этаких подробностей я уже не упомню. Школа была самая обыкновенная, рядом с домом. Она и сейчас на месте, но номер носит уже другой.

Каждого советского ребенка готовили в школу по одному и тому же сценарию. Еще в детском саду, на прощальном утреннике, всем детям подарили деревянные пеналы с писчими принадлежностями внутри. Разумеется, он вошел в мой портфель-ранец. Однако не будем забегать вперед. После, собственно, записи в учебное заведение, дружно начинали готовить другое необходимое снаряжение. Первым делом необходимо было наведаться (вместе с ребенком) в Детский Мир, который величественно возвышался на площади Дзержинского (сейчас это Лубянская площадь). Разумеется, речь идет о Москве, в других городах необходимо было ехать в местный Универмаг и искать то же самое там.

Детский Мир был поистине целым миром. На первом этаже продавались самые разные игрушки: как для самых маленьких, так и для детей постарше. Разнообразие было велико, цветисто и заставляло сердце биться чаще, глаза распахивались шире обычного, и приходилось тянуть маму за руку, пытаясь отбуксировать ее к то одному, то другому прилавку, заваленному сокровищами. Вырывать вспотевшую от волнения ладонь из маминой руки не следовало – в этом чарующем мире велико было опасение попросту потеряться. А это было очень страшно! Помню, что в Детском Мире время от времени звучали по громкой связи объявления такого, например, содержания: «Вася Боякин, твоя мама ждет тебя в комнате милиции». Или такого: «Мама Сережи Прибытко, ваш сын находится в комнате милиции». Думаю, что комнат милиции в Детском Мире было аж две. В одной сидели милиционеры, призванные расследовать пропажу неваляшек и деревянных лошадок, во вторую же мы можем заглянуть…