По закону браслет может быть только у мужчины. В нём всё: телефон, кошелёк и документы. У женщин – только чип под лопаткой. В него встроено имя и номер. Чип позволяет следить, чтобы не сбежала и не загуляла. У тебя тоже такой чип есть. Когда будет свадьба, код доступа к нему отец передаст супругу.

– А ты пробовала сбежать, мам? – спросил я.

– Куда я побегу? У меня есть ты. Если я когда-нибудь умру, то только рядом с тобой, Дар.

– Отец сговорился. Меня отдают четвёртой женой или мужем, всё равно. Жениху сорок пять. Он же мне в отцы годится, мам, – на мои глаза навернулись слёзы. – Это несправедливо. Ты первая жена, а он обращается с тобой хуже, чем со своим псом. Это я виноват, да? Это из-за того, что я родился?

– Ты не виноват, Дарин. Ты самый лучший и единственный мой сын, – сказала ласково мама и обняла меня. – Если у мужчины рождается омега, закон позволяет ему в будущем предохраняться с этой женщиной. Здесь считают, что она виновата в рождении таких детей. А омега вообще не рожает никогда. Закон гласит, что им запрещено. С такими, как ты, всегда предохраняются.

– Как это? Таблетки против зачатия тут не производят же? – округлил я глаза.

– Производят и выдают мужу для таких, как мы с тобой.

Мама повернулась ко мне, обхватила голову ладонями и сцеловала слезинки со щёк. Потом прошептала еле слышно в самое ухо:

– У меня есть план, Дар. Я наконец кое-что узнала. Повезло случайно. Я не позволю, чтобы ты был младшим супругом да ещё четвёртым. Это секрет. Молчи. Я немного залечу спину и завтра постараюсь осуществить план.

– Я люблю тебя, мама, не рискуй из-за меня.

– Я люблю тебя, Дарин, и постараюсь помочь. Иди. Мы слишком долго сидим вместе. Ты же взрослый, могут что-то заподозрить.

Я поцеловал её в щёку и пошёл на выход. В коридоре никого не было. Фух, нас никто не подслушал. Это хорошо. Не хотелось бы, чтобы мама пострадала из-за меня. Отец скор на расправу. Я даже сейчас вздрагиваю, когда вспоминаю, как за малейшую провинность отхватывал тумаков. Однажды отцу показалось, что из-под накидки у меня торчат пальцы, якобы я её криво надел, когда пошёл в школу. Разрешалось, чтобы видели руки только когда, когда что-то пишешь в планшете. Отец тут же остановил меня, отвёл в комнату для порки и отсыпал пять ударов ремнём по спине. Было так обидно: никто из мужчин не ходит, завернутый как в кокон, а я обязан. Я тоже мужчина, пускай только наполовину.

Дарин

Даже в таких богатых домах, как у нас, не было слуг на женской половине. Женщине запрещалось работать, а на нашу половину никто, кроме отца и моих братьев, заходить не мог. Зато на половине мужчин были слуги – молодые парни. Это люди из бедных семей, не имеющих возможности учиться в институте. Я был на мужской половине, проходил определенным коридором до выхода из дома. Мама была ещё дальше: в кабинете отца и спальне.

Вышел во двор, окруженный высоким забором. У фонтана сидели две жены отца. Пикайр фыркнула при виде меня и ушла в дом. Эта дама на год младше моей мамы, а мнит себя главной на женской половине. Я расправил платье и сел на лавку рядом с Милтой.

– Здравствуй, Дарин, – улыбнулась девушка.

– Здравствуй, Милта. Как тебе живется у нас?

Милта была моя одногодка. Неделю назад отец взял её четвёртой женой.

– Пикайр и Висна постоянно издеваются. Сейчас Фаск только меня зовёт в свою постель. Они этим недовольны. Да я же не против, пусть забирают его с потрохами, лишь бы меня больше не трогал. Только твоя мама – добрая душа – заступается за меня.

– Мы с тобой – одногодки. Она тебя воспринимает как дочь. Мама и Висна сейчас готовят ужин. Сегодня их очередь. Скоро пойдём кушать.

Ветер подул в нашу сторону, и я почувствовал, что на мужской половине жарят мясо на костре. Мы тоже едим мясо, но у нас нет мангала.

– Тебе удобно ходить в платье, Дар? – неожиданно спросила девушка.

– Я же с детства его ношу. Омега не может надевать мужское. Ты же знаешь, нас приравняли к женщинам.

– В других странах, наверное, не так, – вздохнула она.

– Что мы знаем о других странах? Только то, что они есть и всё. Те знания, что даются в школе, я изучал напрасно. В жизни они не пригодятся, – я махнул рукой.

– Скажи спасибо, что вообще учился. Лет пятьдесят назад девочек учили только два года. Умеет читать, писать – и хорошо. Остальное ей ни к чему. Я из дальней горной провинции. Там до сих пор так. У меня два класса. Могу надписи на упаковках с продуктами прочитать – и ладно.

– Жаль. Ты хорошая девушка. Красивая.

– Меня хотели первой женой отдать, но твой отец заплатил за меня больше.

Из дома выплыла полноватая Висна. Быстрой походкой она подошла к нам.

– Чего расселись? Двор подметите, – скомандовала она и влепила мне затрещину.

– Не смей его бить, глаза выцарапаю, гадина! – крикнула мама, подбегая ко мне.

– Фаск тебя тогда, в назидание остальным, повесит на цепи и отсыпет плетей. Будешь умолять о смерти, белобрысая. Родила нашему мужу неведомую зверушку. Ничего, скоро его младшим супругом отдадут. Чтоб твою задницу на клочки порвали, уродец, – шикнула Висна.

Мама хотела с ней драться, но я встал между женщинами.

– Не надо, мам, пусть брызжет ядом сколько угодно, скоро ей его хлебать тоннами придётся.

Я уже знал, что затеяла мама. Когда мы осуществим задуманное, то всем, кроме младшей супруги, достанется. Не углядели. Проворонили. Самое главное, чтобы всё получилось.

Этим двум кумушкам, Висне и Пикайр, ещё за всё воздастся. Они спелись друг с другом и обижали маму. Теперь принялись за Милту, уродины.

***

Утром нас всех вызвали во двор. Мы построились по старшинству. Отец ходил туда-сюда, заложив руки за спину.

– Магр сегодня ночью видел женскую юбку в нашей части дома. Вышел в уборную – и тут за поворотом юбка мелькнула. Он хотел догнать, но не смог почему-то, – резким тоном произнёс отец.

– Милта, наверное, от вас возвращалась, – предположила Висна.

– Милта в это время была со мной. Сын мне уже утром сказал. Он утверждает, что кроме юбки, видел белые волосы. Я знаю, кто это мог быть. Дар. Он недавно узнал, что его сосватали. Выход на улицу только через мужскую половину!

Отец подошёл ко мне, схватив за ухо, больно оттянул и вытащил вперёд. Я вскрикнул. Увидел, как дернулась мама, но успел покачать головой. Надеюсь, она поняла, что не стоит признаваться. Пусть мне будет плохо, но мы должны осуществить план.

– Хотел сбежать, маленький крысёныш?! И куда бы ты побежал, а?! Тебя бы за полчаса поймали и закидали камнями на главной площади! Я предупреждал, чтобы ты не смел меня позорить! Двадцать ударов плетью!

– Пощади, Фаск, это же твой сын! – мама с плачем бросилась ему в ноги.

– Родила мне неизвестно кого, а теперь пощади?! Его нужно учить, пока ещё не отдали. Если его вернут, как порченый товар, мне легче будет его собственными руками придушить.

– Мама, нет, молчи, – сказал я одними губами и снова качнул головой.

– Держите её, чтобы не мешала, – рыкнул отец. – Устроим публичную порку, чтобы другим неповадно было. Знайте, так будет с каждым, кто вздумает меня позорить.

Кумушки с радостными лицами оттащили маму от отца и держали за руки. Из дома вышли братья. Викраю семнадцать, Илону шестнадцать. Младшие не допускались на публичный суд. У меня было четыре сестры, но привели только старшую – четырнадцатилетнюю Рину. Остальных как всегда закрыли в комнате.

Братья схватили меня и повели к цепи, свисающей с толстой ветви раскидистого дерева. Я и не думал сопротивляться. Мама не кричала, не просила помиловать. Она меня поняла и это хорошо. Услышал шум и обернулся. Висна схватила маму за волосы, подняла голову.

– Смотри, как твоего уродца пороть будут.

Было так больно за неё. Как жалко, что она попалась. Ничего, я выдержу порку. Я хоть и омега, но сильнее женщины. Она бы не смогла перенести двадцать ударов.