Я выскочила из маршрутки и тут же увязла в снегу по самые щиколотки. К концу дня снегопад усилился, застилая землю девственно чистым пушистым ковром белого снега. Выдохнув облачко пара в морозный воздух, я стремительным шагом направилась по улице к высоткам. Магазин скоро закроется, нужно успеть купить продукты для праздничного ужина. У нас с мужем сегодня годовщина свадьбы.

***

Их было много. Не знаю точного количества. Я перестала считать после пятого. Сначала больно было только между ног, но постепенно боль поднималась выше. От матки, к желудку, диафрагме и дальше, до самого горла. Она словно древний яд, впрыснутый в кровь, заструилась по венам, достигая даже кончиков пальцев. Я перестала чувствовать собственное тело, больше не была ему хозяйкой. Очередное лицо, пыхтевшее и обливающееся потом, измазывающее меня вонючими вязкими жидкостями, уже воспринималось как нечто далекое, меня не касающееся.

Ощущала только боль. Реки, подхватившие меня бурным потоком и уносящие куда-то за край сознания. Она была всеобъемлющей, абсолютной. Такой, которая отбирает разум, сводя человека с ума. Мне вдруг вспомнилось, что когда-то давно, еще во времена учебы в медицинской академии, я читала книгу некоего военного хирурга. Он работал в полевом госпитале во время военных действий в Чеченской республике. Так вот, в своей книге он описал несколько загадочных случаев, когда пациенты, получившие серьезные ранения, но, по всем прогнозам, должны были выжить, вдруг умирали прямо на операционном столе от обезболивающего укола. В своих исследованиях врач пришел к выводу, что каждый человек имеет свой болевой порог и у всех он разный. У кого-то больше, у кого-то меньше. Но в каждом пороге есть своя уникальная граница, так называемая «точка невозврата». Это тот рубеж раздражения нервной системы, пересекая который, человек погибает. И для нескольких солдат, крепких молодых мужчин, мизерная боль от укола иглой, оказалась той последней каплей, переполнившей чашу возможностей организма, и отправившей их на тот свет.

Это воспоминание, вихрем пронесшееся у меня в голове, вселило в меня надежду. Я стала ожидать собственной точки невозврата, которая должна была наконец-то прервать мои мучения. Ждала и ждала, а она все не приходила и не приходила.

И вдруг все прекратилось. Последнее тело, блаженно хрюкая скатилось с меня, давая возможность вдохнуть полной грудью. Через мгновение в нос ударил густой запах дешевых сигарет. Я приоткрыла мокрые от слез глаза, но перед ними все плыло. Единственное, что смогла разобрать это неясные мужские силуэты на фоне темных стен. Попытка повернуть голову отозвалась такой дикой болью, что из глаз снова полились соленые ручьи.

– Смотри-ка, еще живая! Я думал она сдохла под тобой! Ты жирный как хряк! – послышалось противное ржание где-то сверху.

– Надо добить, – задумчиво ответил второй голос.

– Ща перекурим, потом по второму разику и вальнем, – предложил кто-то третий.

Вздрогнув, я слегка перекатилась на бок. Вопреки всему пережитому, мне почему-то хотелось жить. Отчаянно хотелось выжить. Хотелось попросить моих мучителей оставить меня в покое. Заверить, что никому ничего не расскажу. Я готова была встать перед ними на колени, вот только сил на это не было. Даже, чтобы пошевелить языком требовалось приложить много усилий.

Я уже была почти мертва, когда после второго круга истязаний, чьи-то сильные руки подняли меня вверх и куда-то понесли. Темное небо было затянуто тучами, которые скрывали от глаз миллиарды сияющих звезд. Воспоминания рваными клочьями роились в памяти. Помню тихую черную ночь за окном, темную прокуренную комнату с грязным вонючим матрасом на полу. И глаза… Небесно-голубые глаза, которые смотрели мне прямо в душу, ласково улыбаясь. Прекрасные глаза человека, чьи сильные теплые руки через несколько мгновений выкинули меня в окно.

Я летела долго. Широко раскинув руки, словно крылья. Казалось, стоит лишь взмахнуть ими и взмою вверх, подобно птице. Улечу далеко-далеко. Туда, где нет боли и нет памяти…

Капли ледяного дождя тяжело упали на землю. Они очищали мое тело, лежащее на пушистой снежной перине. Смывая липкие грязные следы чудовищ, растерзавших его. Земля баюкала меня в своих материнских объятиях, а небо оплакивало загубленную душу своего ребенка.

На следующее утро во всех новостях крутили сюжет, о молодой женщине, которую жестоко изнасиловали и выкинули из окна двадцать пятого этажа. Кто-то ее жалел, кто-то оплакивал, кто-то осуждал говоря, что она была виновата сама.

Меня звали Мира и мне было тридцать, когда я умерла.

Все выглядело очень странно. Тот же город, те же знакомые улицы, но все как-то по-другому. Будто подернуто серой дымкой. Оставляя взгляду возможность довольствоваться лишь слабыми очертаниями, размытыми темными силуэтами где-то вдали.

Ни намека на других людей поблизости. Улица словно утонула в тишине и тумане.

А как же длинный темный тоннель и пресловутый свет где-то в его конце, к которому все так стремятся?

Я осмотрелась. Ничего хотя бы отдаленно его напоминающего рядом не было. Ни коридоров, ни тоннелей, даже канализационных дыр нигде рядом не наблюдалось. Только в отдалении виднелось одинокое здание. Высокое, не менее тридцати этажей, полностью облицованное темными панорамными окнами, оно выделялось на фоне остального серого пейзажа, привлекая внимание, и словно бы говоря, что кроме него больше вариантов нет. Я решилась и подошла.

В черных глянцевых стеклах входных дверей отразилась моя растерянная фигура. Стоило подойти поближе, как створки сами разъехались в разные стороны пропуская меня внутрь.

Внутри так же не было ни души и стояла абсолютная тишина. Круглый холл, отделанный темным и светлым мрамором, с огромными часами напротив входа. Справа стойка регистрации, слева двери лифта. Очень похоже на какой-то отель. Только администратора нигде не видно.

Ведомая любопытством я подошла к стойке и нажала на кнопку звонка. Никто не появился. Попробовала еще раз – опять ничего. Только развернулась, чтобы уйти, как по холлу разнесся механический голос из динамика:

– Мирослава Лира, Вам назначено на 13.00, этаж номер 7. Повторяю. Мирослава Лира, Вам назначено на 13.00, этаж номер 7.

Как только голос в динамике замолк, тут же распахнулись двери лифта, приглашая меня войти. И я вошла, кинув напоследок взгляд на часы – было без десяти час.

Впоследствии я очень часто вспоминала этот момент, раз за разом прокручивая в голове и пытаясь понять, почему же все-таки послушалась и вошла. Любопытство? Надежда? Неизбежность? Наверное, всего понемногу. Но знай я тогда, к чему это меня приведет, стала бы слушать неизвестный мне голос? Вряд ли. Иногда, неизвестность – лучшее, что может подарить судьба. Впрочем, тогда я была далека от своих теперешних взглядов, а потому бесстрашно зашла в лифт и нажала кнопку с цифрой семь.

Дверцы лифта закрылись за спиной, и он плавно понес меня вверх. Кабина оказалась полностью зеркальной. Составленная из мелкой мозаики, собранной таким образом, что зашедший в кабину отражается в каждом кусочке отдельно. Множество мелких изображений с сотен разных ракурсов. Пока я рассматривала зеркала, лифт тихо остановился и дверцы распахнулись.

Я оказалась в длинном коридоре, по бокам которого, вместо стен были огромные аквариумы, освещавшие темный коридор тусклым сине-голубым светом. Ни рыб, ни водорослей в них не было. Только медузы разных форм и размеров медленно проплывали вдоль стекла, изредка мерцая люминесцентными искрами.

Я шла медленно, не торопясь, с интересом разглядывая этих морских тварей, умудрившихся пережить миллионы лет эволюции, оставшись практически в первозданном виде. Среди десятков разных экземпляров была одна особенно интересная. Небольшая, ярко-розового цвета, с красивой фиолетовой юбочкой и длинными щупами. Она плыла по коридору в одном темпе со мной, не обгоняя и не отставая. Давая рассмотреть себя в деталях.