"Что же дальше?!!!!…"

Этот вопрос ослепил Антуана, сковал его сердце ледяными оковами, того гляди, перекроет и дыхание. Адский холод в душе, а на лбу крупные капли горячего пота, и в расширенных зрачках бездонный ужас. Как же душно!!! Горько… Больно…

Так молодой граф стоял у приоткрытого окна и был подобен скорбному памятнику на собственной могиле. Могила… Да, именно это слово вдруг прожгло сознание юноши: «О чём это я?!» Его взгляд прояснился, скользнул по пыльной каменной кладке дома напротив и уперся в булыжники пустынной мостовой. «Рунд. Тысячу раз проклятый город! Могила?.. Да, чёрт побери, этот паршивый городишко стал могилой не только Эжену, но и… Именно! Что во мне осталось от меня от прежнего?! Ровным счетом ничего! Нет ни достоинства, ни самоуважения… Ничтожество! Я стал абсолютным ничтожеством!!! Мусор… Тлен и прах… Пыль… Боль…»

И мир, которому Антуан отказал в праве на существование, вдруг словно обиделся, надломился, зарябил, зашатался, да так сильно, что остаться на ногах получилось только чудом – плечо уперлось в оконную раму, а судорожный взмах руки не только помог удержать равновесие, но и опрокинул на пол цветочный горшок, уронил его аккурат на ногу. Эта новая боль, теперь в ноге, смогла-таки обратить мысли юноши к реальности. На полу гора земли и керамических осколков, почти полностью покрывшая зелень цветка. Грязь в комнате. Ещё вчера эта картина заставила бы Антуана-аккуратиста сразу же вызвать прислугу, но не сейчас. Нет, сейчас, при виде такого беспорядка, юноша почувствовал нечто-то похожее на удовлетворение. Чуть прояснившийся взгляд снова обратился к улице.

«Пыль… Да, это очень пыльная улица, грязная…» – и сразу представилось в какую чавкающую жижу превратится этот толстый слой пыли, если здесь случится пролиться дождю. «Пыль и грязь» – подвёл черту молодой граф, имея в виду прежде всего себя.

И вдруг словно молния пронзила этот кромешный мрак. Антуану потребовалось сделать над собой большое усилие, чтобы понять, что стало тому причиной. К гостинице подошёл… граф де Лаган.

«Отец!?!» – ужаснулся юноша и непроизвольно отпрянул вглубь комнаты.

«Как!?! Почему он здесь!?» – молодой граф не сразу заметил, что его охватил страшной силы озноб, а поднесённая к лицу рука так отчётливо задрожала, словно в самом деле вознамерилась поколотить своего обладателя. Осознав это её предательство, Антуан сильно рассердился. «Нет, это никуда не годится!!!» – и руки сошлись на груди в крепкий замок, а взгляд широко распахнутых глаз упёрся в стену напротив, – «Что со мной!?! Это… Это страх!?! Правда!?! Я… Я…» Оказывается, произнести эти слова невообразимо трудно даже мысленно, просто невозможно. А так ли необходимо облекать в слова то, что и без того понятно!? Но… в самом ли деле понятно!?

Всё так же зажатый в крепчайший замок Антуан медленно опустился в кресло. Он держал себя так крепко, словно это было единственным способом выжить. Выжить… Внутреннее Я юноши зацепилось за это слово и страшно удивилось. Да, пусть большая часть его естества сейчас была страшно перепугана, но ещё оставалась другая, меньшая, которая даже сейчас умудрилась сохранить себя в роли стороннего наблюдателя, и теперь она с несколько циничным любопытством естествоиспытателя следила за тем, что творится с его телом. «С ума сойти! Оказывается, я умею так сильно бояться! Бояться чего? Не я ли несколько минут назад рассуждал о смерти? Даже назвал Рунд могилой! Пустослов ты, Антуан! Грош тебе цена! Вот твоя истинная суть! Трус!» – молодой граф резко разжал руки и…

Но нет, не случилось никакого «и». Он ещё не был готов выглянуть из своей норки. Вдруг освобожденная грудь содрогнулась в судорожном вдохе и… руки снова сцепились в крепчайший замок. Сейчас можно выжить только так.

А тем временем внутренний наблюдатель продолжал развлекаться: «Вот это да, Антуан! С ума сойти! Сколько раз ты заглядывал в лицо смерти, но… Испытывал ли ты когда-нибудь вот такой ужас? Отец! Это ты так сильно боишься его!?! Правда?! Ведь это он, твой кумир, едва ли достижимый идеал!.. Он ни разу не поднял на тебя руку. А повышал ли он на тебя голос? Так что же происходит сейчас?!» «А сейчас он даже разговаривать со мной не станет!!!» – мысленно закричал сам себе в лицо Антуан.

И руки, скрещённые в замке, сжались ещё крепче.

«Три недели? Да, мы расстались какие-то три недели назад, а теперь я… я…» – нет, даже этот «наблюдатель» дрогнул и не решился озвучить причину… «Почему отец оказался здесь!?! Разве он не должен быть на пути в Испайру?!! Ведь они были так уверены в его отъезде! Как же это!?! Испайра…»

И перед внутренним взором молодого графа тут же возник образ Марианны, лучезарной испайронской красавицы, только вот взгляд её был нестерпимо горьким. В нём одновременно отражалось и удивление, и презрение, и страшной силы гнев, а ещё страх, или скорее ужас, мол на человека ли она вообще смотрит!? И этот её взгляд, словно раскалённая игла, вонзился в самое сердце юноши, отозвался в нем новой такой острой болью, что, оно, казалось, не выдержало, остановилось, а вместе с ним замер и весь мир. Антуан словно провалился в небытие, превратился в камень…, да, мрачное надгробие самому себе, всем своим мечтам, всему тому, что делает человека человеком. Осталась только страшная душевная боль, настолько нестерпимая, что сознание Антуана просто отказалось иметь с ней дело, отключилось, погрузило своего непутевого господина в омут тупого безвременья…

Из этого оцепенения его вывел резкий хлопок двери, раздавшийся где-то в коридоре, звук, подобный выстрелу. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это за комната, что предшествовало этому пробуждению. «Отец?!! Он здесь!?!» – от этой мысли сразу же стало трудно дышать, а всё тело охватил жар. «Он где-то здесь! Рядом?!! Стоп!!! Когда именно я увидел его!?» – взгляд юноши метнулся к безмолвной двери. Заперта. Он по-прежнему один в комнате. «А, может быть, это мне только показалось!?»

И желание найти ответ на этот вопрос вернуло Антуану силы двигаться. Он встал, подошёл к зеркалу, но в отражении встретил совершенно незнакомого человека: круги под глазами, взлохмаченные волосы, взгляд… да, затравленной собаки. "Я?! Оказывается, я не представлял себя с такой щетиной…" Какое-то время Антуан прислушивался к себе, к своему отношению к этому чужаку. Трудно сказать, что именно он хотел услышать, увидеть, найти. Кто знает, на что он надеялся, пустившись в эти поиски, но так вышло, что уже очень скоро этот, в зеркале, начал криво усмехаться, а потом и вовсе расхохотался, и случись кому-нибудь за дверью прислушаться, он наверняка решил бы, что в этой комнате кто-то рыдает на взрыв.

Где-то в коридоре снова раздался хлопок дверью, и снова это подействовало на Антуана отрезвляюще. Он умолк, тяжело вздохнул и… взялся за дело. Пока умывался, брился, переодевался, в голове гудела только одна мысль – на покойников надевают чистое! Это и стало тем единственным источником силы, что позволила ему привести себя в порядок, в последний раз…

Итак, он готов. Но согласно ли с этим зеркало? Да, теперь этот господин в отражении похож на дворянина, даже можно согласиться с тем, что ему двадцать лет от роду. Чёрная сорочка и темно-каштановые чуть вьющиеся волосы каким-то чудом скрыли зеленоватую бледность лица. Да, так много лучше. И Антуан развернулся к двери, словно всё это время граф, его отец, стоял по ту её сторону и ожидал приглашения войти. Но нет, дверь неподвижна, ни малейшего скрипа половиц в коридоре.

И Антуан снова задался вопросом, а как давно он видел отца, подходящим к гостинице? Почему его до сих пор нет? И никто не явился передать его приказ спуститься вниз!! Может ли быть такое, что отец не знает, что он, Антуан, здесь? «Нет! Хотя?.. Почему нет? Надо просто это выяснить!..» – и тут же по спине пробежали предательские мурашки, сильно похожие на судорогу, но Антуан нашёл силы совладать с этим новым проявлением страха. Прятаться более равносильно быть заживо погребённым. Раз ЭТОГО не миновать, так лучше покончить как можно скорее, просто отсечь. А там, по ту сторону этой грани, чтобы там ни было… пустота? темнота? В любом случае, там его ожидает конец этих душевных терзаний! Покой, пусть и мертвецки темный, но покой. Так тому и быть. И молодой граф ринулся навстречу неизбежному концу этих мук – распахнул дверь и едва ли не бегом направился к лестнице, ведущей вниз, в общий зал гостиницы «Золотой рог».