– Ну, чо мнешься? Ставь, да пойдем.
– Погоди?
– Сыкотно, что ли? Не дрейфь, я с тобой. Ты же говорил, что если по методе, все путем будет.
– Да, тише ты. Услышат. Я еще не решил красное или черное.
Первую ставку Александр сделал с видом человека, знающего, что непременно выиграет. Правила из кино более-менее известны. Крупье берет в правую руку горошину из слоновой кости, резким движением той же руки закручивает колесо по часовой стрелке и все той же рукой пускает «золотоносный болид» по краю «руля» против течения. Шарик затарахтел… Двенадцать! Красное проиграло. Нормально, повышаем, как было велено в газете. Черное выиграло – не беда. Камера, мотор, экшн! На красное… Черное. Твою мать! Но ничего фишки еще есть. Будем удваиваться. Фанатическим взглядом «псевдо студент» следит за фатальным бегом шарика, гипнотизирует зловредный круг, отправляет в атаку своих верных гвардейцев, фишки. Победа, все на красное, мы за ценой не постоим! Шарик замедляет свой бег и ложится в нумерованное гнездо. Снова не везет. Товарищ «студента» греет в руке багровое пойло, даже не прикладываясь к бокалу. Смотрит на друга в упор. Последняя фишка.
– Санек, ты что творишь? Ставь на черное.
– Нет. У меня схема. Мне должно повезти.
Пока крутилась рулетка, глаза стали единственным признаком жизни в этом застывшем теле. Но сегодня явно был не его день. Ряды маленьких гвардейцев редели под огнем тотального невезения, пока не пал и последний. Ноги стали резиновыми. Вцепившись в стойку, Саша качнулся в сторону крупье.
Как так? Он даже не успел понять, как все произошло. Ему так нравился сухой треск карт и немая драма застывших вокруг зеленого сукна игроков. Солидный комфорт, взрослые люди, мягкие подлокотники, виски или шампанское рядом с гостями, доргие сигареты, бесплатные бутерброды с красной рыбой, сдержанные крупье и внимательные официанты, – стали почти родными. Ему понравилось быть одновременно и зрителем, и актером.
Пять минут. Несколько взмахов колеса и денег, которые он все лето зарабатывал своим горбом, нет. Два друга смотрят друг на друга, как заяц на бином Ньютона. Хлопают глазами как коза перед афишей. Запах табачного дыма и пота становится невыносимым. Нервное напряжение – тугой клубок алчности, страха и сосредоточенности – достигает предела. Эмоции выходят из-под контроля. Ребята срываются, как подорванные и убегают.
Но ещё долгое время, руки Санька будут чувствовать маленькие круглые фишки, а в голове будет звучать шелест крутящегося барабана.
Очень надеюсь, что прочитав это, вы поймете – беспроигрышных систем игры не существует! Уважаемые читатели! Будьте благоразумны и не поддавайтесь на уловки. Казино – это не место заработка, где раздают деньги налево и направо. Выигрыш отдельных игроков возможен только за счёт проигрыша множества других. Помните об этом и не тратьте своё время, силы, а главное деньги впустую.
А самое главное: не все то правда, что в газете написано!
P.s.: Но каково могущество печатного слова?!.
Полуночный гопник
Ночь. Улица. Фонарь на окраине рабочего поселка города. Под фонарем круглосуточный ларек. У ларька стоит парнишка в бомбере и драных джинсах. Козырек бейсболки подпирает чернильное небо, он любуется звездами и шепчет про себя наброски нового стиха. Он поэт:
– О стриптизерка-луна! Ампутация памяти не излечила от тоски. Лучше любви уколы.
Из киоска выходит гопник с пузырьком беленькой и сигами:
– Опа-Опа-Опаньки. А кто у нас тут такой красивый? И без охраны?
Поэт увлечен и пропускает эту реплику мимо ушей. Гопник бьет копытом:
– Гомосек, переживай! Ты в реальной опасности, тебе конец!
– Я не гомосек, я поэт.
– Здесь я решаю, кто поэт. Гони сотку, гомосек!
– Я же сказал. Я не гомосек, я поэт. Мои стихи не приносят мне ни копейки, я пишу их для будущих поколений.
– Какие в жопу будущие поколения, кроселя снимай!
– Твои дети будут учить мои стихи в школе!
– Мои дети также как и я будут у тебе подобных отжимать кроссовки!
– Окей. Если вселенной угодно, чтобы я шел к звездам босым, я пойду!
– Куда ты поперся, юродивый, стоять?! Вселенной будет еще угодно, чтобы ты перся к звездам без айфона!
Поэт покорно отдает телефон, снимает бомбер, протягивает айфон, айпэд и кошелек, уходит.
Гопник остается один, смотрит на звезды, отхлебывает водочки, закуривает, выпускает пару колец и, довольный результатом молвит:
– Ястреб в небе? В голове ли мысли? Прав ли Мироздатель? Хочу курить! Но нельзя – курение убивает. О мечты чужие… оковы снов срываю трепетной рукой. Боясь умереть, стираю краски с холста собственной жизни. В зеркало смотрясь, вижу лишь сигарету и выпивки стакан. И обрести покой мечтаю в объятиях смерти… СУКА НЕ ДАЕТ. О, вселенная, скажи, где моя родственная душа? Вселенная, мать твою, где же она? Где?!
Он докуривает сигарету. Точным ударом пальца забрасывает сигарету в мусорку и шагает в темноту улицы. Навстречу ему из арки выбегает поэт c диким воплем:
– Есть ли что-нибудь, что превосходит Будду?
Гопник замирает, а поэт пинает его с разбега. Почувствовав просветляющий пендель, гопник мгновенно достиг просветления и засмеялся:
– Пирожное! И потом рассказывал всем: «С тех пор, как меня пнул поэт, я смеюсь не переставая».
Мой первый репортаж
Родилось розовощекое утро – в золотистой пене весенних облаков. Молочными крыльями забилось в окна. Высокое небо заплескалось чистой лазурью. Под землей что-то вздрогнуло, ёкнуло, лопнули пласты чернозема, набухли ароматные почки и проклюнулся сочный росток новой жизни.
Я распахнула окно, щурясь, столкнулась с утром, и его свежесть забралась под рубашку. Солнце смеялось надо мной, а я смеялся под солнцем. Шум встрепенувшейся и ожившей после долгой зимы улицы, яркие лучи, теплый воздух и птичьи голоса, – влетали громогласными аккордами, дробились о стены и мебель, рассыпаясь на маленькие осколки счастья. «В воскресенье Пасха. Хорошая будет погода! У верующих на душе празднично и пасхально, а неверующим весна принесла животную радость» – подумала я. И счастливая тем, что день будет сегодня хороший на цыпочках отбежала обратно к постели – понежиться еще.
Погожим утром, при окне открытом, – какие думы у девушки в двадцать лет? Первая – день хороший, вторая – жизнь впереди длинная- предлинная и удивительная. Вместо третьей думы – беспечная улыбка. Затем заботы. Позвонить Танечке и Стасику, чтобы вечером непременно зашли оба обсудить мою стратегию продвижения в ведущие журналисты. Что же будет сегодня на практике? Если повезет – отправят на съемки натуры для очередного новостного сюжета, нет – подсадят довеском к опытной бригаде ума разума набираться. Напившись кофе, надо будет разобрать новые лекции и наряды. Хотя… лекции могут подождать.
Сегодня, сегодня первый день настоящей весны!
И как-то не хочется думать, что открытый и забавный Антон, один из лучших студентов второкурсников, подающая надежды краса и гордость факультета журналистики, убил полгода свой жизни на хождение тенью за всеми бригадами новостей по очереди, чтобы заслужить свою первую поездку на репортаж.
Перед ним был какой-то Славян. Так, тот, вообще, год потратил безрезультатно и в итоге сдался.
Нет! Я так долго не смогу. Месяц – максимум. Потом – валим. Хотя, летите прочь грустно-порочные мысли, я что-нибудь обязательно придумаю. Или на худой конец случится чудо. Так бывает. Будет и со мной.
К десяти не успеваю. Второй день и уже опаздываю. Все бригады на выезде. В редакции остались только выпускающий редактор Оксана и Антошка мается от безделья. Он тоже опоздал.
– Ребята, все бригады разъехались на съемки, новых сюжетов сегодня не предвидится. Если хотите, можете идти. Правда, на следующей неделе будет редкое природное явление – солнечное затмение и парад планет. Такое случается раз в сто лет. Мы хотим сегодня-завтра дать анонс. Поэтому если сможем договориться с кауровской обсерваторией, надо будет съездить за комментариями. Я, наверное, сама поеду, если успею. Юля может поехать со мной, а тебе Антон, это уже не так интересно. Но если не спешишь, подожди до обеда, может что-нибудь и случится.