Я вне работы. Для меня больше не существует понятия убийство без мотива, но убивать все же иногда приходится. Проживаемые годы копят причины для этого. Уже не для киллера, а для человека.

V

По истечении нескольких дней я с Надин уже были на пути к Москве. Я всю дорогу думал о том, какой будет наша встреча с отцом, и что я ему скажу, и что скажет он мне. Примерный конструктивный диалог рисовался в моей голове очень отчетливо, а вот слова о том, что он переживал или скучал – не особо. Но я все-таки очень хотел, чтобы хоть слово было об этом. Машинально саркастическая улыбка растекалась по моему лицу от таких мыслей.

Колесников встретил нас с лицом полным равнодушия. Он даже не сразу поздоровался. Осмотрел меня, потом Надин, снова меня. И последний взгляд был очень долгим. Мне даже показалось, что он был наполнен неким сочувствием. Я подсознательно понимал почему.

Он резко заулыбался, когда новый спектакль начал свою увертюру. Напыщенный и самолюбивый взгляд был полностью отброшен. Теперь он казался простым отцом. Отцом, который был рад приезду сына и знакомству с невесткой. Но я понимал, что он укротил свой грубый нрав и гордость лишь на время. Пока не состоится этот самый конструктивный диалог. И, конечно же, спустя буквально пару дней, он состоялся.

Я выслушивал много слов о том, что я не прав и что не прошу навзрыд прощения за это. И если бы я еще хоть пару дней задержался где-либо, то увертюру к спектаклю наверняка бы пропустил, пав в полную немилость.

– Ну зачем? Ну зачем ты это сделал? – сокрушался он. Я не понимаю твое тотальное желание плыть против течения!

– При чем здесь это?

– При том! Я же сказал тебе, что ты должен сделать!

– По-твоему, я ничего не сделал?! По-твоему, я не достоин того, чтобы меня поблагодарить, как минимум?!

– Не хватало еще, чтобы я гладил тебя по голове, когда ты кого-то убиваешь!

– Да, папа. Ты прав. Мне этого очень не хватает! Сначала ты меня отправляешь убить, а потом как будто и не при чем.

– Мы поняли друг друга. Только я все же считал, что это был твой подарок на мой юбилей. А ты просишь за этот подарок какую-то цену.

– Хы. Тогда в следующий раз!

– Никаких следующий раз!!! Что ты несешь?! Тебя это забавляет?!

– Ни капли. Просто когда-то я уже слышал от тебя, что Москва – другая, что здесь все иначе, и пистолетики стоит отбросить в дальний ящик, где хлам.

– К сожалению, я был не прав.

– Неужели ты можешь это признать? А-а, папа?

– Не говори со мной таким надменным тоном!

Я лишь равнодушно пожал на это плечами.

– Ты говорил мне, Рустем, красивые слова о том, что родителей надо уважать и почитать. Ты помнишь? Красивые и правильные слова. Я много над этим думал. Времени у меня было слишком много, чтобы обдумать каждое твое слово. Я даже Библию в руки взял.

– И как?

– Ты все говорил верно. И мне очень лестно, что ты все-таки научился говорить слово папа без пренебрежения и отдаешь этому слову должное.

– Хы. Разве? – я с сарказмом задал вопрос, уже не имея возможности сдерживаться под отцовским накалом, начиная играть нужную для этого разговора роль.

– Во всяком случае, мне так показалось. Но-о…

– Что но? Какое но опять?!

– У меня к тебе еще одна просьба.

– Ну-у-у, – я со злостью сжал челюсти.

– Зачем ты привез ее сюда?

– Она – моя девушка. И заметь! Любимая девушка!

– А себя ты любишь?!

– А ты? – злой взгляд пронзил отца.

– Что я?

– А ты меня любишь?

– Глупый вопрос! Не задавай глупых вопросов!

– Чтобы не получить глупый ответ?

– Примерно так! Чтобы не получить ответ…

– Который меня расстроит? Или укажет мое место? Что ж… Тогда у меня есть другой вопрос. Он не очень глупый, кажется. Могу я спросить?

– Попробуй.

– Почему ты меня с днем рождения даже не поздравил? Ладно, я понимаю, что не достоин был твоего приезда, когда харкал кровью, но позвонить… Ты мог, па-па?

– Думаю, что мог. Исчерпывающий ответ?

– Вполне, – я разочарованно выдохнул, сжав с силой правый кулак. – Так что там? Что ты от меня хочешь?

– Отвези ее туда, откуда ты ее привез! И возвращайся обратно!

Я закрыл глаза, сдерживая ярость. Его слова били меня без биты и резали без ножа. Я знал… Ему есть что мне сказать относительно Надин и наших отношений. И эти слова меня добьют окончательно. Да и вернулся я из города дождей весь потрепанный с бесконечным самообманом в голове и потому не хотел сражаться сейчас за свою правду. Я предпочел перевести тему.

Я просто знал… Точнее, был уверен. Мне хотелось верить, что я смогу ему доказать, что он не прав. И не на словах, а на деле. А для этого нужно время.

– Знаешь, папа, ты молодец, что читал Библию. Молодец, что движешься в правильном направлении к пониманию. Но, чтобы родителей уважать и почитать, а также беспрекословно слушаться, они должны это заслужить! За-слу-жить! А не просто отдавать приказы только потому, что они родители! Что ты сделал для того, чтобы я тебя уважал и ценил??? Что?

– Ты мне сейчас будешь рассказывать очередную притчу о том, что надо сначала посеять, потом ухаживать за всходами и лишь потом пожинать это? Я прав?! Собрать нужный урожай. Да?!

– Да, папа. Именно так!

– Ты забываешь, Рустем, что не я в тебя сеял.

– Тогда и урожай не тебе собирать!!!

Он стоял твердо и уверенно. Ни один мускул на лице не дрогнул. Все тот же надменный и властный взгляд.

– Я никогда не пойду против тебя! Я говорил тебе много раз! Никогда! И как бы ты не подавал свое участие в моей жизни – будь то шеф, будь то папа. Это разные обертки, а вот конфета одна! Это твоя гордыня! Вот о чем тебе следовало бы почитать в Библии, па-па! И увезу я свою девушку только вместе с собой! Подумай над этим! Подумай…

– Но ведь тебе опять будет плохо, – понизив тон, несколько обреченно проговорил он.

– Даже если так! Даже если так! Но сейчас… Сейчас моя жизнь наполнена смыслом! Понимаешь? Моя жизнь без любви просто неполноценная. Я очень хочу, чтобы ты всегда об этом помнил.

Он замолчал. Но я не уверен, что он обдумывал мои слова как-то особенно. Мне кажется, он просто пытался сдержать очередной свой гнев. И, кажется, ему это удавалось, потому что он молчал долго и нудно. А потом он резко продолжил свой конструктивный разговор.

– Хорошо. Я ни слова больше не скажу тебе о твоей… – он поджал нижнюю губу. – Ну, в общем, ты понял. Но и гулять по дому бестолково я тебе не дам! Я очень хочу, чтобы ты начал работать. Это единственное мое желание. И обещаю, что больше я тебя воспитывать не буду!

– Хы. Хорошо. Я готов работать. Но я все-таки отвечу тебе небольшим замечанием, па-па, если позволишь.

– Позволяю.

– Самая глупая и, пожалуй, самая страшная ошибка всех родителей – это когда они воспитывают детей, не воспитывая себя. Ты понимаешь, о чем я?

– Я все понимаю! Но и ты забываешь то, что отец не только тот, кто может судить, может наказать, воспитать, направить на путь, даже через обиды и боль, а, прежде всего, тот, кто делает все это любя! Понимаешь, сынок? Без личной выгоды! Я не хочу больше видеть тебя в том состоянии, в каком ты был после расставания с этой су…кой, – все-таки договорил он.

– Знаешь, па-па! – наконец-то злость отчетливо проступила на моем лице в виде набухших вен в районе височной кости и шее. – Я тебе все-таки советую Библию почитать получше! Тогда ты поймешь, что родителям лучше не раздражать своих детей!

– Не помню такого в Библии!

– Тогда я подарю тебе как-нибудь Коран! – с яростью выпалил я и с шумом вышел.

________________________________________________________

Прошло время. Шла вторая неделя января. Наконец-то отшумели новогодние праздники. Заснежило из низких облаков. Зимняя лесная тишина от грусти плевала в окна мокрый снег, словно пьяная.

Рассвет полоснул мне по глазам, словно бритвой. И бездыханная ночь растворилась в шерстяном тумане. Солнце ушло за снега надолго. Белая мертвая страшная ночная мгла сменилась утром не менее тоскливым.