Снежана, ойкнув, закрыла лицо руками, но Тата Марковна неожиданно переключилась на тему урока и больше разговора о выпущенном Ибрагиме не заводила. Вела как обычно биологию, но выглядела расстроенной и усталой, и вовсе не из-за того, что это был последний урок. Тата Марковна посмотрела в окно: на улице потемнело и в небе хорошо просматривалась луна, оплывшая с одного краю, словно расплавленный воск. Если бы Тата Марковна могла приблизить полнолуние, то, наверняка, это сделала бы, лишь бы не мучиться от догадок, что происходит в Эльфии, куда попасть пока было невозможно.

Едва закончилась биология, Дэн подозвал ребят.

– Ну что, есть у кого-нибудь соображения, кто настучал Тате Марковне?

Снежана усмехнулась:

– Фоткала Алёна и я делала селфи, но выдавать саму себя, понятное дело, мне ни к чему.

Дэн повернулся к Алёне, стоящей поодаль:

– Алён, что скажешь?

– Ты намекаешь, что я спалила Снежану? – Алёна, не мигая, смотрела на Дэна, словно пыталась приостановленным взглядом достучаться до его совести.

– Алиби в студию, Королёва! – подал голос Кульков.

Близняшки хихикнули. Лана провокационной интонацией, будто дурачась заявила:

– Алён, а ведь ты раньше всех на биологию пришла и с Татой Марковной о чём-то говорила, когда мы в кабинет с Даной входили.

– Тата Марковна спрашивала: все ли придут на занятие, – с досадой в голосе парировала Алёна.

Алёна провела глазами по одноклассникам, в их лицах читалось сомнение, а Дэн и вовсе избегал на неё смотреть.

– Неужели вы, и вправду, считаете, что я проболталась?

Ребята дружно молчали, словно рассчитывали на её добровольное признание.

– Алён, ну, хорошо, облажалась – чего теперь-то отпираться? – Снежана даже по-дружески приобняла Алёну, но та, убрав её руку со своей талии, направилась к парте.

Взяла рюкзак и, не произнеся ни слова, вышла из кабинета. Стук её каблуков разносился по длинному школьному коридору, болезненно отдавая ей в затылок, словно в нём сконцентрировалось непонимание и разочарование. Алёна не переставала надеяться, что Дэн спохватиться и кинется за неё следом, но в опустевшем коридорном пространстве звучали только её шаги.

Вечером, совсем поздно Алёне позвонила Вика.

– Ну хоть ты от меня не отвернулась, – сквозь слёзы, улыбнулась в трубку Алёна.

Она весь день проревела, и, почти успокоившись, вновь дала волю слабости, и, как ни убеждала её Вика, что ребята быстро забудут историю с селфи, Алёне легче не делалось.

– Историю забудут, но не предателя, а пока не выяснится, кто он, в аутсайдерах буду я.

Повисла пауза. Алёна, решив, что Вика подбирает слова, чтобы найти утешительный ответ, опередила её:

– А, может, Снежана, сама показала Тате Марковне фотографию, ведь больше некому? Она же такая совестливая, могла и сознаться во всём.

Вика согласилась:

– Ну да, похоже на Снежану.

Дальше разговор не клеился. Вика, хоть и сама позвонила, вела себя осторожно, как будто опасалась задеть Алёну неосторожным словом. По крайней мере, Алёна так себе объяснила её непривычную сдержанность.

– Алён, извини, мне ещё к докладу по литературе готовиться, давай завтра договорим.

– Да, иди готовься, – Алёна, весь разговор рисующая в блокноте автопортрет, вырвав страницу, разорвала лист.

«Завтра так завтра», – буркнула себе под нос Алёна и, свернувшись калачиком на тахте, погрузилась в беспокойный полусон, наполненный мыслями о том, что завтра для неё теперь не существует.

Поразительно, но именно так : «Завтра не существует» д – называлось сообщество в социальной сети, в какое Алёна, не находя себе ночью места, по неосмотрительности вступила. Участников в нём было не так много, но проблемы у всех похожие. Кто-то сессию завалил, кто-то с парнем расстался, но встречались случаи и посерьёзней. Совсем молодые ребята (из взрослых в сообществе был только админ, он же и руководитель Марат Анатольевич) размещали на стене истории своих провалов под хэштэгом «Завтра не существует», после чего мрачно смаковали их. Записи подростков чередовались с грустной, погружающей в транс музыкой и депрессивным видеорядом. Вырванные с корнем деревья, затопленные водой здания, непроходимые дебри – наблюдала Алёна, нажимая на просмотр. Ролики окончательно вогнали её в уныние, и в гимназию она утром не пошла. Проспав весь день, поздно вечером Алёна вновь открыла страницу сообщества, где разместила и свою запись. Никаких подробностей: пара фраз о том, что любимый человек принимает её за предательницу и что она никому больше не верит. И этого было достаточно, чтобы на Алёну посыпались комментарии, но от них ей стало только хуже. Мир жесток, доверять никому нельзя, забудь о счастье: фразы, словно осколки впивались в удручённое сознание. В какой-то момент Алёне захотелось немедленно покинуть сообщество, но, прослушав заунывную музыку и почитав комментарии, она опять впала в отчаяние и осталась.

В какой-то момент Алёна перестала понимать, сколько времени длится затворничество, которое объяснялось ею занятым родителям, как недомогание из-за простуды. Комната, прежде полная света, была наглухо задёрнута шторами и в полной тишине только и слышалось шуршание маркера. Засохшие деревья и руины проявлялись на белых листах, вытаскивая из Алёниных мыслей всё самое мрачное. Изрисованными листами был заполонён письменный стол, некоторые валялись на полу. Внешний мир напоминал о себе с приходом родителей или с телефонными звонками, на которые она не реагировала, но если и отвечала на них, то неохотно, словно они её отвлекали от чего-то более важного.

Вика, утешительно пообещавшая Алёне, что история с горностаем быстро забудется и правда надеялась, что всё утрясётся. Сознаваться в том, что показанная фотка – её работа, глядя на отношение ребят к Алёне, она точно не собиралась. Хотя муки совести и не давали ей проходу, то и дело, выскакивая навстречу из ниоткуда. Особенно теперь, когда одноклассники взялись за репетиции к выпускному, не пригласив Алёну. Вика оправдывала себя тем, что Алёна и сама не проявляла участия, учёбу и ту забросила, сваливая нежелание учиться на переутомление. А репетиции вторую неделю шли полным ходом. Дэн какое-то время не слишком охотно ходил на репетиции, но потом включился и бойко раздавал советы.

«Дана и Лана, не подносите слишком близко к губам микрофон!»

«Лужин, проснись, ты на репетиции!»

Ребята, задерживаясь после уроков, обсуждали в актовом зале сценки и танцевальные номера. Так вышло, что Дэну с Викой достался парный танец. Вика ужасно смущалась, а он, привыкший к постоянному девичьему вниманию и порой довольно бурному, улыбался её стеснению и неловкости. От вечно всё подмечающих Ланы и Даны не ускользнуло, как трогательно танцевальная пара беседует перед отработкой выступления и как нежно обнимает Вику Дэн. Ещё совсем недавно Вика и помыслить не смела, что Дэн посмотрит в её сторону. Неприметная, сутуловатая, к тому же тихоня, она вдруг приосанилась и даже говорить стала громче и выразительней, чем прежде. Раскрыть правду о своём поступке, означало лишиться нового амплуа, а главное – симпатии Дэна. Симпатия его становилась всё очевидней и однажды во время репетиции, Дэн предложил Вике уйти пораньше и посидеть вдвоём в кафе.

– У вас с Алёной – точно всё? – Вика, ещё секунду назад не сводившая глаз с Дэна, отвела взгляд, как будто боялась, что ответ и читаемое в его лице не совпадут.

– Давай не будем об этом, и так всё понятно. Так как насчёт похода в кафе, ты не против?

– О, кей, сходим.

Вообще-то, в кафешку рядом с гимназией, они часто заглядывали всем классом после репетиции, но Дэн впервые пригласил Вику отправиться туда отдельно от ребят. Вика ликовала: она идёт на первое свидание!

Кульков, заметивший, что пара намеревается улизнуть с репетиции, сложил из рук рупор и протрубил на весь кабинет: