Марина вдруг вспомнила, как прошлым летом во время грозы они с Максом занимались любовью. В тот раз казалось, что именно любовью, а не сексом, как ни банально это звучит! Раскаты грома сменялись оргазмами, блеск глаз соперничал со вспышками молний за окном, воздух был наполнен озоном и страстью, а шум дождя заглушал их стоны и крики!

От воспоминаний её отвлек оживший телефон. Это был не рабочий, а её мобильный. Вытащив смартфон из сумочки, Марина сначала удивлённо уставилась на незнакомый номер, потом провела по экрану и поднесла его к уху.

– Марина, добрый вечер! Это Егор. Такая гроза на улице! Я надеюсь, ты уже дома?

– Нет, Егор! Я застряла на работе! Не успела выйти. А может и лучше, что не успела, а то б сейчас под дождëм была.

– Так. Ты ведь на Юбилейной в медцентре, я же правильно понимаю? Да?

– Да…

– Я сейчас приеду и отвезу тебя домой, не волнуйся! – почти прокричал Егор, и в трубке раздались гудки.

«Какая приятная неожиданность. И забота» – подумала Марина, сохраняя номер Егора в списке контактов. Она положила смартфон в сумочку. Рука скользнула в боковой кармашек и нащупала там жемчужные бусы, подаренные Максом. Марина вытянула их из сумочки и надела. Жемчуг приглушëнно брякнул, метнулся по ткани платья вниз между грудей и торжественно замер. Она вернулась к зеркалу, аккуратно подкрасила губы помадой винного цвета, в тон к платью. Сейчас она выглядела точь-в-точь, как в том своём сне, когда шла по брусчатке на шпильках.

Марина спустилась вниз, вышла наружу, заперла дверь и прислонилась к ней спиной, прячась от дождя под небольшим козырьком, когда, шумно рассекая поток воды на асфальте, к медцентру подплыл похожий на корабль Гелендваген. Егор вышел под дождь, спокойно обошёл свой «корабль» и открыл дверь для Марины, с улыбкой протягивая ей руку, почти как великий Гетсби, только без бокала. Марина оторвала спину от двери и бегом преодолела три метра до калитки.

– Подожди, Егор, мне ещё калитку надо запереть!

Егор бережно, но уверенно подхватил её под локоть.

– Садись, а то намокнешь! Давай ключи, я сам закрою.

Он ловким движением высвободил из её руки ключ, а другой рукой мягко подтолкнул её к подножке автомобиля. Маринка послушно вошла в салон, словно в автобус, и устроилась на сиденье, наблюдая, как Егор запирает калитку, обходит спереди свой «корабль» и спокойно садится в машину.

– Держи, – он протянул ей ключ, и тут же легко тронул с места свой «корабль», который послушно поплыл, вальяжно рассекая большими колёсами потоки воды.

Они выехали на шоссе и повернули в верном направлении, когда Марина вышла из оцепенения и удивлённо спросила:

– А ты разве знаешь, где я живу?

– Нет, – ответил Егор, – но ты мне сейчас это скажешь.

Он повернулся и осветил салон широкой открытой улыбкой абсолютно счастливого человека.

Его волосы намокли и казались ещё темнее. Он смешно взъерошил их, и стал чем-то похож на Гарри Поттера, только без очков и знаменитого шрама!

Неловкость моментально исчезла. Всю дорогу они непринужденно болтали о всякой ерунде. Они ехали сквозь дождь, а салон машины освещала улыбка Егора, не сходящая с его лица. Марина была очарована. Ей даже показалось, что они слишком быстро доехали, когда «корабль» медленно и с достоинством остановился напротив её подъезда.

– Боюсь показаться бестактным, но ты простишь меня, если я не буду напрашиваться на чашку кофе или чая к тебе домой? Это не значит, что я этого не хочу. Просто у меня сегодня есть ещё дела, которые я не могу отложить, и мне надо ехать. Мне бы очень хотелось увидеть тебя завтра. Если ты не против, я заеду за тобой завтра в 8 вечера. Ты же в это время заканчиваешь, просто сегодня задержалась?

– Да, – только и смогла произнести ошеломлëнная такой тирадой Марина.

Егор вышел из машины, снова обошёл свой «корабль» и, открыв дверь, галантно предложил Марине руку.

– Спасибо! – смущённо произнесла Марина, выходя из машины. Она быстро приподнялась на мысочки, чмокнула Егора в мокрую от дождя щëку, оставив след винной помады, и метнулась под козырёк подъезда.

Уже потянув на себя тяжёлую металлическую дверь в подъезд, Марина внезапно подумала: «И всё же, как он узнал, где я работаю? Я же не говорила! Или говорила?» Она резко обернулась в дверях и увидела, как в покрытом каплями дождя, торжественно отплывающем Гелендвагене, Егор сосредоточенно разговаривает по мобильному, держа руль одной рукой. Вслед Марине он не смотрел.

Дома Марина повесила сушиться слегка намокшее от дождя платье и переоделась в свой любимый махровый халат. Меховые тапочки мягко согревали ступни, чайник ворчливо шумел на газу, обещая кипяток с минуты на минуту. Она никак не могла вспомнить, когда успела сообщить Егору о месте своей работы? Нет. Не говорила. Странно…

Может быть, он видел где-то Марину раньше или наводил справки? Но у кого? Неужели у них есть общие знакомые?!

За этими раздумьями её застал свисток чайника и звонок на мобильник одновременно. Марина от неожиданности подскочила на месте и схватила мобильник, а потом уже дотянулась до чайника. В какой-то момент ей показалось, что звонит Егор. Нет, это была Алла, двоюродная тётка по матери.

Собственно говоря, Алла была крёстной матерью Марины. Когда родилась Марина, тёте Алле ещё не исполнилось восемнадцать. Потом она скоропостижно выскочила замуж, переехала, нарожала детей, развелась, снова вышла замуж, снова развелась и про Маринку вспоминала нечасто. Короче, в бытовом плане крёстной она была никудышной.

Некоторые хорошие крестные дарят крестникам подарки, возят на отдых, нанимают репетиторов. Единственным подарком от крёстной Марине была кукла. Маринка назвала куклу Женей. Это была красивая импортная кукла, явно не китайская, с карими глазами, совсем как у самой Марины, волнистыми волосами, мягким и добрым выражением личика, гнущимися ручками и ножками. Маринка сама шила для этой куклы наряды, разговаривала с ней, словно с сестрой, которой у неё никогда не было, расчëсывала её волнистые волосы и сооружала из них фантазийные причёски. Сама Маринка в то время носила короткую стрижку, потому что маме не хотелось возиться с её волосами. Мать Марины была сложным человеком, относилась к единственной дочери холодно, отстранённо, даже порой неприязненно, часто пребывала в депрессии, закрывалась в своей комнате, не позволяя никому заходить. Постоянно жаловалась на подруг и радовалась, когда у кого-то из них случались неприятности. А с Аллой однажды поссорилась, да так, что та вообще перестала приезжать и звонить.

Но, когда мама скоропостижно скончалась, единственным человеком, пришедшим на помощь растерявшейся Марине, оказалась Алла. Родственников у Марины было немного. Она быстро всех обзвонила, все выразили соболезнования и попросили сообщить о дате, времени и месте погребения. И только Алла, услышав слова Марины о смерти матери, быстро проговорила:

– Ты дома? Одна? Тогда я сейчас приеду!

Она приехала через двадцать минут, порывисто вошла в квартиру, резким движением сняла плащ и бросила его под вешалку вместе с сумкой, не разуваясь, в изящных классических сапогах прошагала на кухню к Маринке, которая сидела там, тупо уставясь взглядом в какую-то точку на линолеуме. Крёстная села на табурет, закинула ногу на ногу, закурила сигарету и, поморщившись то ли от дыма, то ли от слова, произнесла:

–Тётей только не называй меня, ладно?

Марина кивнула.

В свои сорок шесть Алла выглядела максимум на тридцать пять. Как ей это удавалось – непонятно. Она не прибегала к помощи пластических хирургов и прочим ухищрениям индустрии красоты, у неё на это попросту не было ни времени, ни денег. Жизнь ей выдалась нелёгкой. Нет, она не укладывала шпалы и не стояла у станка, но, как говорится, «мамонта» в дом приносить ей приходилось самой.

–Я никогда не любила твою мать за то, что она никогда не любила тебя. Она никого не любила, кроме себя самой. Надеюсь, ты не сильно горюешь о ней?