Дома, поставив кипятиться чайник, она долго старалась унять дрожь в руках и пожалела, что не попросила у Макса сигарету, хотя сама давно не курила. Происшествие не укладывалось в голове. Волны паники периодически накрывали сознание. Да, жаль, что она не осталась у Макса, у него всегда водились антидепрессанты и транквилизаторы, не помешала бы таблеточка, чтобы заснуть. Придется обходиться своими средствами. Марина разделась и встала под душ. Тёплые струи воды обняли её тело, обволокли журчащим коконом, согрели, прогнали дрожь. Марина хватала ртом воздух, как рыба, и снова подставляла голову и лицо под потоки живительной влаги.

Ночью ей снились странные, прерывистые, яркие сны. Она шла по узкой, мощëной булыжником улочке старинного городка. Чужие незнакомые дети шли ей навстречу, широко улыбаясь, и, смеясь, махали ей руками. Незнакомые мужчины, красивые, привлекательные, статные, сексуальные, к которым её влекло неудержимо, подходили близко настолько, что обжигали своим возбуждëнным дыханием! Наклонялись, словно готовясь её поцеловать, дыша желанием! Это было так горячо, так явно, так откровенно, что она готова была отдаться прямо на улице. Но мужчины, почувствовав отклик её желания, тут же теряли к ней интерес и проходили мимо один за другим.

Проснулась Марина в своей постели поздним утром, никто не звонил, не стучал в дверь. В медцентре уже часа четыре, как шёл рабочий день, работала другая смена.

Заложенность носа прошла, голова не болела, жизнь налаживалась.

Прошаркав в тапочках на кухню, насыпав кофе в турку и поставив её на газ, она вспомнила свои сны, и вчерашнее происшествие тоже стало казаться ей ночным кошмаром. А может и правда – приснилось?!

И всё же. А Макс ей тоже приснился? Она взяла смартфон и набрала его номер. Тот ответил сонно, но сразу.

– Ты сегодня не работаешь? – спросила Марина.

– Нет, а что ты хотела? – сразу отозвался он.

– Да просто… Я тоже выходная… Вчера я очень сильно испугалась на работе, потому тебя и попросила приехать.

Повисло молчание. Потом Макс внезапно сказал:

– Через час будь готова. Я за тобой заеду.

И положил трубку, не дожидаясь ответа. Зачем? Разве он о чём-то спрашивал?

Он не терпел возражений. Не спрашивал мнения. Он действовал. В этом был весь Макс. Марине это нравилось в нём.

Марина на всякий случай проделала привычные противопростудные манипуляции, умылась, сделала лёгкий макияж.

Через час они уже бродили по торговому центру, она рассматривала платья, он – ремни и зажигалки, потом пили крепкий сладкий кофе в бумажных стаканчиках и к обеду вернулись к нему домой. Марина заметила, что с момента её последнего визита в его холостяцком жилище стало больше пыли, но все её вещи, что она оставила, лежали на прежних местах.

Она так и не рассказала ему о вчерашнем теле в кресле, боясь нарушить хрупкую идиллию, снова возникшую между ними.

Максу льстило, когда она готовила для него. Когда это случилось в первый раз, он стоял позади неё на кухне, наблюдая за движениями её рук, и произнёс:

– На этой кухне до тебя ещё ни одна женщина не готовила. Ты первая!

Маринка не знала, хорошо это или плохо, быть первой. У своего бывшего мужа, как потом выяснилось, она была первой. Он был старше на 5 лет, казался ей опытным, взрослым и надёжным мужчиной. Она выскочила замуж в девятнадцать, чтобы вырваться из-под гнетущей опеки собственной матери. Муж сразу принялся учить её всему, чего сам хотел от неё в постели. Как выяснилось, он совершенно не знал ничего о женщинах на самом деле, но очень хотел узнать. Марина скоро стала чувствовать себя подопытным кроликом в его неумелых сексуальных экспериментах. Своим экспериментаторством он умудрился в короткий срок испортить всё хорошее, что между ними было в начале. Одним тем, что после секса зачем-то с пристрастием допрашивал Марину, кончила она или нет, он несколько раз доводил её до истерики и скандала. Его поведение не укладывалось у Маринки в голове. Марина обнаружила, что не может продолжать семейную жизнь с мужчиной, который за год совместной жизни так и не понял, что ей нравится в постели, а что она категорически не приемлет. Или не хотел понимать. Марина не желала больше поддерживать его сексуальные фантазии. Однажды она поймала себя на мысли, что нестерпимо хочет секса с кем угодно, только не с собственным мужем. В тот вечер она спонтанно переспала с парнем, обратившим на неё внимание на улице, имени которого даже не запомнила. Этот случайный секс позволил ей снова почувствовать себя живой и желанной. Мужу Маринка сказала, что разлюбила его. Можно долго возмущаться по этому поводу, что и делал её благоверный, но насильно, как говорится, мил не будешь.

Как и почему в её жизни появился Макс, Марина уже не помнила, словно знала его всегда. Во всяком случае, они были знакомы ещë до Маринкиного скоропалительного замужества. Он часто оказывался поблизости, внезапно заезжал «на огонёк» с пирожными или с курицей, которую самому лень было готовить, предлагал покататься или съездить за покупками. Макс никогда не ухаживал за Мариной. Он был просто другом. До того момента, пока Марина сама не решила перевести их отношения в другую плоскость. Он никак не мог понять, зачем она хочет встретиться с ним поздним вечером после работы.

Именно тогда она и ляпнула ту самую фразу про дружеский секс в ответ на его вопрос о том, что именно от него требуется. Маринка не могла предположить, что через некоторое время в ссоре он предъявит ей эту фразу, как упрёк.

Макс давно был для Марины привычным и родным со всеми его странностями. Но та фраза словно создала между ними определённую дистанцию, молчаливое соглашение о которой витало в воздухе. Марину устраивали такие правила игры. Не все женщины после развода снова хотят замуж. Её озадачивала мысль, что такой, как Макс, мог обидеться на неё за секс. А он чего хотел, сука? Большой и светлой любви что ли? Тут что-то не сходилось в Маринкиной картине мира. Ей не казалось зазорным, что она хотела от двухметрового брутального байкера секса без обязательств и ненавязчивого проведения совместного досуга.

И на этот раз досуг удался. День катился по обычной, накатанной колее. После обеда они завалились в постель, и ленивая сиеста незаметно перешла в бурный, длительный секс до самого ужина.

После ужина и ещё одной порции умопомрачительного секса, уже засыпая, Маринка вдруг решилась и прошептала ему в затылок:

– Макс, я хотела рассказать тебе, что меня напугало вчера…

Не поворачиваясь, он перебил её, сонно пробормотав:

– Не бойся, тебя не тронут. Спи, давай! – и, устроившись поудобнее, отодвинул её руку, давая понять, что разговор окончен.

Она долго не могла заснуть после его слов. Но переспрашивать не стала, зная, что услышит непреклонное: «Спи или домой пешком пойдешь!»

Макс был эксцентричен. Одно из его непреложных правил гласило: «Сон это святое». Если он ложился спать, все живое вокруг должно было либо последовать его примеру, либо выйти вон из его квартиры. Спорить было бесполезно, так как над этой квартирой всегда витала словно в воздухе начертанная надпись: МОЯ ТЕРРИТОРИЯ – МОИ ПРАВИЛА.

Лёжа в тишине и слушая, как меняется во сне дыхание Макса, Марина пыталась унять чехарду мыслей в своей черепной коробке. С работы никто не позвонил. Значит рабочий день там прошёл, как обычно. И куда же тогда делось тело из кресла в гинекологии? Или его там не было, а ей всё это просто приснилось или померещилось?! И что означает фраза Макса: «Тебя не тронут»?! Кто не тронет?! Он что-то знает или это обычная попытка пустить пыль в глаза, придав себе значимости с помощью таинственной многозначительной фразы. Макс любил изображать покровителя.

Наконец, Маринкин мозг устал сам себя истязать вопросами, на которые не находил ответа, и стал медленно погружаться в липкий тяжёлый сон…

Во сне Марина шла по узкой улочке с мостовой из брусчатки. На ней были туфли на шпильках, поэтому шла она медленно, чтоб не попасть каблуком между камней. Светлое пальто было распахнуто, под ним платье цвета красного вина и длинные жемчужные бусы, мечущиеся по груди. Навстречу шли незнакомые дети, они снова улыбались ей. Потом мужчины совершенно незнакомые подходили так близко, словно собирались станцевать с ней танго, дышали желанием и уходили, когда она уже почти готова была отдаться танцу.