Как бы там ни было, но создание кино или даже телефильма это действительно творческий процесс. И рождается это произведение, даже слабое, как и прочие произведения в муках творчества, в муках душевных и физических всех тех людей, которые принимают участие в этом процессе, от автора сценария и режиссера до рабочего по свету или реквизиту.

Иногда вижу, как молодежь в Китае, как и во всем мире, увидев очередную звезду экрана, бросается за автографами, и невольно вспоминаю эпизод из кинофильма «Москва слезам не верит».

– А вы тоже актер?

– Да, начинающий.

– Поздновато начинаете…

Но мое начало в китайском кинематографе было отнюдь не такое, как у Смоктуновского, скорее, более похоже на такое, как у героини Чуриковой в фильме «Начало». Первые небольшие роли, которые я исполнял, были дилетантскими и совершенно бескорыстными, и не только потому что у меня при работе в университете был достаточно нормальный заработок, а потому что я делал это исключительно из любви к искусству, не зная всей подноготной этого дела. Тем не менее, первая роль, как первая брачная ночь, запоминается на всю жизнь.

В один из дней мне позвонили два моих бывших студента, находившихся в Пекине на языковой стажировке, которые как раз подрабатывали в одном телефильме. Их попросили найти знакомого пожилого иностранца на маленькую роль сельского священника.

Помощник режиссера при встрече со мной активно подчеркивал при этом, что это роль хорошего доброго человека, но тогда я еще не понимал, к чему это он (видимо, знает кошка, чье мясо съела). В то время я только-только знакомился с некоторыми понравившимися мне китайскими фильмами, смотря их по телевизору с целью совершенствования языка, и часто очень сожалел, что плохо понимаю речь героев, поэтому иногда записывал их на видеопленку, чтобы просматривать несколько раз. Кое-какие реплики удавалось понимать по ситуации, хорошо было тогда, когда в фильме были титры на китайском языке. Такая замечательная практика, учитывая множество диалектов в стране и в помощь глухим, имеет место в Китае.

Сценарии некоторых фильмов специально для меня записывали в то время сначала на бумаге, а потом уже и на компьютере мои китайские студенты, стараясь помочь мне в моем стремлении изучить язык и их страну. Это была трудная работа, и я очень благодарен им за помощь, тем более, что потом у меня возникала масса вопросов, чтобы понять то или иное выражение, которое я видел и слышал впервые. Поэтому я принял предложение своих молодых товарищей участвовать в съемке без колебаний, искренне желая внести свой скромный вклад в развитие великого китайского кинематографа.

Перед выездом я по телефону попытался уточнить некоторые обстоятельства:

– А где будут проходить съемки на улице или в помещении?

– В помещении.

– Мне нужно произносить какие-то реплики?

– Нет, не нужно.

По старой русской традиции я оделся довольно легко, хотя дело происходило зимой и на улице в тот 1998 год было очень холодно. Но за мной прислали микроавтобус, поэтому я посчитал наличие костюма и пуховика вполне достаточным, на ноги тоже надел лишь туфли на тоненькой подошве. Я ведь ехал сниматься в кино! Наивный человек, надеющийся, что кто-то позаботится о нем!

Сначала все шло хорошо. Мы приехали на Пекинскую киностудию, где меня облачили в длинное черное одеяние священника, а в гримерной хороший старый гример приготовил длинную бороду, очень уж напоминавшую бороду китайцев. Об окладистых европейских бородах у него были, видимо, смутные представления. Своей бороды у меня в то время еще не было, были лишь усы. Я попытался было шутить, что с такими усами надо играть не священника, и если уж не Дон-Жуана, то Дон-Кихота, но серьезные гримерши либо шутку не поняли, либо не оценили, а может быть обиделись за честь профессии и довольно быстро приклеили мне рыжую донкихотскую бороденку.

Я надеялся, что съемки будут проходить именно здесь на Пекинской киностудии, но последовала команда «По машинам!», и мы отправились на место съемки. Я опять посчитал, что мы подъедем к какой-либо католической церкви Пекина и быстро закончим все дела. Но не тут-то было. Оказалось, что мы поедем в пригород Пекина искать сельскую церковь.

Первая роль

Фото из личного архива автора

Ехали мы туда уже ближе к часу пик, поэтому целая колонна из легковых, грузовых и микроавтобусов двигалась со скоростью черепахи. Учитывая то, что зимой, особенно при наличии снега, транспорт в Пекине вообще страдает «запорами», мы выбрались из Пекина только через несколько часов. Никакого обогрева в этом микроавтобусе не было, поэтому уже за время дороги я почувствовал, что ноги постепенно коченеют, а пуховик сам промерз до внутренностей.

К счастью, мы в сумерках доехали до уездного центра и остановились у здания комитета партии какого-то уезда, где стали дожидаться других машин нашей автоколонны. Мои товарищи по несчастью из киногруппы, несмотря на то, что они по китайской традиции были одеты в четыре-пять слоев всяких видов белья и шерстяной одежды плюс ядовито-зеленые военные ватные пальто, сразу же посыпались из автобуса по туалетам и побежали греться в сторожке.

Было уже время ужина, поэтому откуда-то подвезли белые булки, есть которые мне очень мешала фальшивая борода, так как часть ее волос упорно лезла в рот, а лишаться ее мне как-то уже не хотелось. Мы с ней за время пути уже почти сроднились. Аналогичные варианты у меня уже встречались в молодости, когда я исполнял роли Дедов Морозов в своей холодной стране, но тогда был хороший подогрев как извне, так и внутренне. Здесь же об этом приходилось только мечтать.

После полуторачасового ожидания мы двинулись дальше. Колонну вел представитель власти, наверно отвечающий за связи с верующей частью населения и атеизм по совместительству, поэтому он почти сразу же заблудился, и черт еще некоторое время водил его за нос. Судя по всему, он тоже не очень хорошо ориентировался в местной обстановке собственного уезда, тем более ночью. Проплутав по проселочным дорогам еще несколько часов, мы, наконец, добрались до какого-то довольно странного села с темными и пустыми улицами. Мы ехали вдоль абсолютно глухих высоких кирпичных заборов, из-за которых невозможно было даже разглядеть дома жителей этого поселка. Тогда я еще не знал, что все жители этого селения были христианами по своей вере и соответственно в разные годы постоянно подвергались гонениям со стороны властей.

Посреди этого села стояла весьма приличная для сельской местности католическая церковь, в которой нам разрешили произвести съемки. Пришедший служка этой некогда построенной иностранцами церкви рассказал, что в настоящее время жители могут спокойно пользоваться этой уже отреставрированной церковью, которая до недавнего времени была закрыта и превращена в склад. Знакомая для советских людей ситуация.

Никакого отопления в помещении церкви не было, лишь посреди стояла большая металлическая бочка с оборудованной внутри печкой для обогрева. Это было очень кстати, потому что у меня, несмотря на мужество, с которым я старался держаться, уже зуб на зуб не попадал. Пока осветители готовили съемочную площадку и выводили свет, мы успели хоть немного согреться.

Гримеры еще раз подправили мой внешний вид и повесили на меня крест. Местные жители, растревоженные приехавшей колонной машин, в столь поздний час вместе с детьми пришли посмотреть, как снимают кино, и, широко раскрыв глаза, уставились на меня. Когда я подошел поближе, одна старушка спросила:

– Ты – настоящий?

Европейский священник для них был необычен, потому что сейчас службу здесь ведут священники-китайцы.

В это время выяснилось, что мне необходимо будет провести обряд крещения одного из героев этого телефильма и …все-таки произнести несколько фраз на китайском языке. Из предоставленных мне фраз церковного лексикона на китайском языке я тогда понял очень немного, поэтому пришлось срочно просто вызубрить эти предложения наизусть, тем более что съемки проходили с записью реплик прямо на месте. Как потом выяснилось, крестил я одного негодяя (по фильму), который пытался получить выгоду на крещении в иностранную веру во время прихода иностранных армий, а в этот момент священник пытался спросить своего подопечного: