Эгиль повернулся к Лейфу совершенно взбешённый.
– Брат, можно я ему двину?
– Погоди, брат, остынь. Что ты на него так взъелся? Он нас угостил овощами, а ты перед ним кулаком машешь. Камыш, прости моего брата, он очень подозрительный. Просто мы немного не понимаем некоторых деталей твоей истории. Вот, например – почему ты позвал с собой именно нас? И почему это твой дядя никогда не ошибается?
– Кроме вас, с пустыря никто не приходил. А дядюшка… ну, он просто никогда не ошибается. Так всегда было.
Только Лейф собирался задать следующий вопрос, как его внезапно осенила одна мысль:
– Камыш, твой дядюшка, Ондатра… Он волхв?
Камыш совершенно непринуждённо пожал плечами:
– Не знаю, дядюшка – это дядюшка. Что такое «волхв»?
Эгиль посмотрел на брата с прищуром, ожидая разъяснений. Лейф стал прокручивать в голове всё, ранее сказанное проводником.
– Волхвы Мёрзлых топей, мне про них отец рассказывал. Ты не помнишь истории про них, брат? Старцы, живущие на болоте, великие целители и прорицатели. К ним издревле ходили за советом ярлы и конунги, в надежде получить благословение богов, мудрые напутствия или хотя бы узнать о благих знамениях. Виндскар и Волд не просто так строились рядом с этим болотом – конунги Филнъяра частенько заезжали к волхвам перед каким-нибудь большим военным походом или торговым путешествием.
– Слышал я про них. Мой отец говорил, что всё это – сказки, сейчас на болото сбегаются преступники со всего севера, чтобы спрятаться от законников. И эта мелкая гнида, похоже, один из них – фыркнул Эгиль, переводя грозный взгляд на Камыша. Нога брата всё ещё была на камне, а кулак – наготове.
– Но, если Ондатра – волхв, и говорит, что у него к нам дело, это, действительно, может быть очень важно. Правда, я даже не знаю, чем плотник и кузнец в бегах могут помочь старику с болота? Уж, едва ли колесо починить… – произнёс Лейф и осёкся. Кажется, он только что неосторожно сболтнул незнакомцу лишнего.
– К сожалению, дядюшка не сказал, что именно ему нужно, я не спрашивал, – виновато признался Камыш, впервые потупив взгляд, – но я пообещал ему, что обязательно найду вас и приведу к нему. Когда дядюшка о чём-то просит, это непременно нужно сделать. Так всегда было.
Неожиданно Лейф поймал себя на том, что начинает верить Камышу. Он работал в отцовской лавке с раннего детства, в том числе наблюдал за тем, какие люди приходят к отцу заказывать те или иные вещи. Со временем он неплохо научился отличать тех, у кого водятся деньги, чтобы заплатить за изделие, от тех, у кого они не водятся. Тех, кто готов к честной сделке, и тех, кто ищет возможности урвать что-нибудь бесплатно. Он мог понять, когда врут в лицо, и когда говорят искренне. И сейчас, Лейфу казалось, что Камыш не врёт.
– Эгиль, отойди от него. Раз нас позвал волхв, нельзя отказываться. Давай поедим и продолжим путь. А там – будь, что будет.
Теперь настал черёд Эгилю недоумённо вскинуть брови. Брат молча отошёл от проводника, достал из своего мешка миску для супа и сел рядом с Лейфом:
– Брат, не ты ли меня вчера обвинял в простодушии и называл легковерным дуралеем? Зачем ты теперь его защищаешь? Если хочешь, я из него прямо сейчас признание выбью! Коль это, и правда, ловушка разбойников, надо тут и отколошматить этого Камыша и бежать обратно в деревню.
– Успокойся, брат, не пори горячку. Послушав его и немного поразмыслив, всё же я решил, что стоит сходить с ним до реки. Подумай сам, будь это – разбойник, которому нужно нас до реки довести, он бы нам сразу цену хорошую за переправу придумал. Да и зачем мы нужны разбойникам, сразу же видно, что мы с тобой – оборванцы.
– Ну, знаешь, с бандитов станется. Некоторые бывают совсем отчаянные – за пряжку на ремне прирежут, будь здоров. Мы с тобой в Торне таких видели не раз. И не только в колодках. Или в рабство захомутают – это ещё пуще. Чем в неволе жить, лучше уж в канаве прямо здесь подохнуть.
– Да знаю я. Но, как по мне, для разбоя здесь – худшее место. По обе стороны реки ярловы солдаты, огромный пустырь, нигде не спрячешься, и добычи здесь никакой – торговые караваны сюда уже не ходят, торговля ведётся только по реке, грабить некого. Даже пахотных земель нет, чтобы стащить посевы – ну, какие здесь разбойники?
– Вот именно потому, что грабить некого, из деревни путников и выманивают, – не унимался Эгиль. – И ярловых солдат я не видел, когда мы сюда шли. Если разбойники где и притаились, то – ближе к реке, там, где есть поросль, именно туда он нас и ведёт. Лейф, нельзя доверять этому Камышу.
– А кто говорит о доверии? Не думай, что все мои сомнения просто так взяли и рассеялись. Нам, так или иначе, пришлось бы идти в ту сторону. Если мы где и найдём переправу через Хьерим, то где-то возле устья Денвы. А уж если там нас ждут бандиты, нам встречи с ними так и так не избежать. Так что, держи ухо востро и будь рядом с Камышом, когда будем подходить к реке. Возьми-ка, – Лейф протянул брату нож, которым резал рыбу – единственный похожий на оружие инструмент среди их совместных пожитков. У Лейфа, правда, ещё был плотницкий нож, но им-то точно никого не зарезать.
– Вот это я запросто, – кивнул Эгиль, пряча ножик за пазуху, после чего встал и непринуждённым шагом отправился к кипящему котелку наполнять свою миску супом. – Ну-с, попробуем, готов ли нашенский супчик…
Плотно позавтракав, или, если судить по времени суток, скорее уж пообедав ухой с сухарями и согревшись у огня, компания продолжила путь. К слову, суп получился недурственным – до самого вечера, то есть всё то время, что они шли по пустырю, Лейф наслаждался приятным чувством сытости в животе, которого он не знал ранее, когда они с Эгилем питались в оновном солониной. Теперь он шёл последним, а брат следовал по пятам Камыша, бросая тому в затылок грозные взгляды. Они вновь дошли до того самого путевого камня, с которого начинался пустырь. Немного задержавшись, чтобы собрать у валежника дров и хвороста для будущего костра, они выдвинулись на север, к берегу Хьерима, встретиться со своей участью.
Вечерело, и Лейф снова начал мёрзнуть. Когда же в этих краях потеплеет? Весна уже, лёд сошёл с реки, но воздух не спешил прогреваться. Проклятый Фаренгар, никак не хочет уступать Уфреттину. Лейфу пришло в голову, что начнись их путешествие на месяц раньше, до ледохода, нынешних проблем не возникло бы – шли б себе по скованной льдом реке прямо до Шорхольма. Но он тут же отогнал эту постыдную мысль – этот самый месяц был жив отец. Этот самый месяц у него был дом. Он бы дорого отдал за ещё хотя бы день той безмятежной поры, когда всё, о чём нужно было думать – сколько отпилить от доски, чтобы при подгонке щит получился ровным. Эта жизнь закончилась так неожиданно, и теперь они с братом – бродяги, коих любой вооружённый отряд при должном желании может взять в рабство. Всё, на что они сейчас могут надеяться – это на доброту незнакомца в незнакомом городе незнакомого народа. Может, этот Ойстейн из Шорхольма вообще не помнит его отца, или его тоже уже нет в живых. Думая обо всём этом, Лейфа посещали мысли, что смерть от рук бандитов вовсе не казалась такой уж страшной. Может быть, он сможет попасть в Пиршественный зал Старейшины – Лейф считал себя неплохим человеком, как минимум честным, и других старался не обижать. Хотя этого, наверное, мало, чтобы валькирии протянули тебе руку.
Тем временем они уже дошли до реки. Хьерим – полноводная река, а нынче, в сезон таяния снегов, она к тому же выходит из берегов, и округу изрядно топит. Лейф без интереса разглядывал наполовину ушедшие под воду тополя и берёзки. Их собственный маршрут зачастую оказывался перегорожен глубокими лужами или небольшими ручейками, и приходилось либо искать обход, либо сооружать мостики из стволов поваленных деревьев. Промочить ноги сейчас – верный способ заболеть ночью. «Зараза, почему было так холодно, но вода при этом не подмерзала?» Камыш при этом чувствовал себя весьма комфортно – его обувь, казалось, полностью состояла из лоскутной кожи, и причём добротно пошитой меж собой – он мог заходить в воду по колено, но не жаловался на промокшие ноги, и ботинки его не хлюпали. Лейф же с Эгилем периодически прыгали, как кролики, по сухим кочкам и сучьям, в надежде не замочить свои городские кожаные тапки, дырявые везде, кроме подошвы. Полностью поглощённые этим непростым занятием, они даже на время забыли думать о разбойниках, возможно, поджидающих в камышовых зарослях по обе стороны их пути. Наконец, когда они почти дошли до устья Денвы – реки, впадающей в Хьерим, Камыш сказал: «Это здесь», после чего свернул в густые тростниковые заросли.
