– До порта города мы не доплывём, но в город вы заедете верховыми, – произнёс Ондатра. Вот это уже было интересно.
– Это… Как это так, старче? Ничего не понимаю, мы вроде так не договаривались. Уговор был доплыть до Белого острова, если я помню. И с чего это нам заезжать туда верховыми? Где мы лошадей-то возьмём? Что за шутки такие, почтенный?
– Я не сказал, что мы доплывём до порта города, я сказал, что доведу вас до Белого острова, – уточнил Ондатра, хотя Лейф не понимал разницы. Хорошее настроение как рукой сняло, вместо него появилось нехорошее предчувствие. – И это было при условии, что вы мне заплатите три серебряка и четыре медных монеты. А потом мы договорились плыть бесплатно.
– Что за ерунда? Ты сам предложил оставить деньги себе, и вместо этого смастерить тебе «важную штуку», – вмешался Эгиль, видимо, разбуженный разговором брата со стариком.
– В итоге, мы так и не поняли, что это за штука, нужная каждому человеку. Почему её не может изготовить любой другой ремесленник, зачем нужны именно мы двое, идущие с пустыря? И как ты узнал, что у нас ровно три серебряка и четыре медяшки? – добавил Лейф. Он, на всякий случай, обернулся к брату и Камышу – последний продолжать сидеть в недвижимой позе с удочкой в руках, укутанный в свой мешковатый плащ.
– Воистину, слепец зачастую видит то, чего никак не может разглядеть зрячий, – повторил Ондатра. Он поднял вёсла и убрал их в лодку, вынув из гнёзд. – Ведь вы уж сами знаете, что я волхв, и я сказал вам – в моих же интересах довести вас до Шорхольма. Но не весь путь я смогу проделать вместе с вами – я вижу это так же ясно, как твой почти пустой кошелек, Лейф…
Пока Лейф пытался осмыслить сказанное, ему на плечо легла рука брата, и тот обеспокоенным голосом вскрикнул:
– Брат, гляди! Вон там, в воде!
Лейф выглянул из лодки, пытаясь всмотреться в неспокойные речные воды, покрытые рябью от задувания ветра. В тусклом свете неполного месяца он едва смог разглядеть тёмный силуэт торчащей из воды коряги, толстой и острой, словно скрюченный палец болотной ведьмы. И лодка плыла прямо на эту корягу!
– Ондатра, мы сейчас разобьёмся! – заорал Лейф, вскочив с места и пытаясь вернуть вёсла в воду.
– Вы хотели знать, что за вещь такая, какую создать сможете только вы двое? – продолжал говорить Ондатра, словно не обращая внимания на их крики. Лейф, схватив одно из вёсел, погрузил его в воду, но то ли из-за того, что оно было скользким, то ли из-за того, что у него тряслись руки в приступе паники, весло выскользнуло, мгновенно погрузившись в темноту. – Дорогие мои! Вам двоим суждено выковать новое конунгство! – произнёс волхв, разведя руки, и в этот момент произошёл удар.
Лейф, вцепившись в край лодки, чуть не вылетел из неё – коряга впилась в нос ветхого судна, тогда как течение продолжало подгонять его с кормы, и, в итоге, спустя несколько секунд, лодку развернуло боком, а затем и вовсе перевернуло, увлекая за собой истошно вопящих братьев и Камыша. Лейф едва успел вынуть ноги из спального мешка, а затем мир погрузился во тьму и холод…
Свадебная лютня 2
Неспешно бродя по холодным залам Фрестена, Олаф обдумывал просьбу Леофина. Что именно он может сказать ярлам Филнъяра, чтобы заручиться их поддержкой? У каждого был свой нрав и свой интерес – во время войны они объединились под знамёнами коалиции, но теперь, когда каждое ярлство было само по себе, поди разбери, что у каждого из них на уме. В целом, нынче перед ними стояла та же самая задача, что и в прошлый раз – уничтожить конунга и его род. Точнее, ярла, возомнившего себя конунгом. И, если верить словам Леофина, новая столица Вордвигерна, так называемая «Гранитная цитадель», или как там её, ещё не достроена. В отличие от штурма Виндскара – полноценной крепости, построенной гномами, бывшей не менее грозной, чем Фрестен – захват груды камней, которую бык успел натаскать в Ущелье Буранов, не казался таким уж сложным делом.
Незаметно для себя, Олаф прибрёл обратно ко входу в замок. Холлард стоял всё в той же позе напротив двери, и при этом с кем-то пререкался, если судить по его раздражённому повышенному тону голоса. Только подойдя поближе, Олаф смог определить, с кем ругался херсир Локвелл.
Прямо перед витязем, в доспехах гвардейца Финстера, стоял ярл Дастин Ульфхарт собственной персоной. Дастин Ульфхарт был одним из самых специфичных ярлов Филнъяра, можно сказать, самым колоритным. Он был невысок, тем не менее, зачастую создавалось ощущение, что он над тобой нависает. Обросшее щетиной суровое лицо вечно смотрело с вызовом. Взгляд карих глаз пронзительный, тонкие губы поджаты. Когда Дастин говорил, то всегда открывал рот чуть шире, чем было необходимо для членораздельной речи, и сверкал зубами, словно бы скалился. В каком бы обществе Дастин ни оказался, будь то коалиция ярлов или свора бондов, присутствовавших неизменно преследовало внушаемое Дастином острое чувство опасности. На свадьбу ярл-волк заявился в кожаном дублете13, отороченном огромным воротом из чёрного меха – в точно таком же он прибыл на войну четыре года назад. Рукоять меча с серебряным навершием торчала из-под чёрного плаща, но, похоже, не оно вызывало негодование у стража Фрестена. У Дастина в ногах крутился его чёрный, как смоль, волк – Сумрак, легендарное животное, и неотъемлемая часть образа самого ярла-волка.
– С тварями в замок нельзя! – твёрдо и пренебрежительно заявлял Холлард тоном, не терпящим возражений. Возражения, однако, присутствовали.
– Ты, правда, хочешь, чтобы я оставил его в конюшне? Тебе что, не жалко замковых лошадей, Холлард? – в своей обычной вызывающей манере отвечал ярл-волк.
– Даже не думай, дикарь. Мне плевать, что ты с ним сделаешь – привяжешь где, утопишь или прирежешь, убери его прочь с глаз моих. Я не пущу эту зверюгу в замок, она опасна для гостей.
– Как и я, – добавил Дастин, оскалившись исподлобья, – Локвелл, ты знаешь, чем волк отличается от собаки?
– О, Троица милосердная, избавь меня от его бреда, – закатив глаза, посетовал Холлард. На Олафа накатил прилив ностальгии, едва он услышал этот вопрос.
– Если собаку сперва посадить на цепь, а затем отпустить, она обрадуется и будет лизать тебе лицо, – продолжал Дастин, не обращая внимания на причитания Холларда, – Если то же самое проделать с волком, он тебя загрызёт.
Это была не просто перепалка строптивого гостя и ответственного охранника – Ульфхартов и Локвеллов связывала глубокая, исконная вражда, тянущаяся поколениями. Их ярлства располагались по соседству, и богатые земли Анклайда, вотчины Локвеллов, неизменно привлекали падких до лёгкой наживы ульфингов. В то время, покуда маглахи вспахивали поля и выращивали скот, ульфинги, живущие преимущественно небольшими племенами, сбивались в банды и принимались грабить деревни своих осёдлых соседей. Фонтолану тоже периодически приходилось отбиваться от волчьих банд, но на долю Росби не выпадало и пятой части того, что терпели от ульфингов Локвеллы. Кроме того, Росби, в том числе и Олаф, не были склонны считать ярла Ульфхарта ответственным за нападения – при племенной структуре обычно каждое племя отвечает само за себя, власть ярла над ними весьма условна. Однако Локвеллы считали иначе. Дастин Ульфхарт для братьев Локвеллов олицетворял в себе безжалостных и кровожадных мародёров, терзающих их земли, и отношение к нему было соответствующее.
– Вот пусть он тебя и загрызёт, невелика потеря. Уж я точно особо не расстроюсь, – фыркнул Холлард.
– Вот, значит, как? А стоило бы. Только благодаря мне росомахи могут жить спокойно последние лет пять.
– Ага, конечно, мох в уши мне не пихай. Может, брату моему расскажешь про спокойную жизнь? С начала года он вот уж четыре налёта от вас, блохастых, отбил.
– Если бы мне было до вас какое-то дело, оголодавшие авантюристы стали бы наименьшей из ваших проблем. Возьмись я за вас как следует, не оставил бы ни одной целой деревни к западу от Рауты, – огрызнулся Дастин.