– А? Что такое? – взбрыкнул Эгиль, переводя непонимающий взгляд с брата на незнакомого собеседника.

– Кто сказал? – задал не первый по порядку, но первый пришедший на переполошённый ум вопрос Лейф, пристально глядя в глаза собеседника.

– Дядюшка сказал. Он сказал, что с пустыря придут двое, кто захочет найти переправу, и наказал мне ждать их здесь. То есть вас – тем же простодушным тоном ответил незнакомец, ещё больше сбивая Лейфа с толку. Этот парень как будто совершенно не отдавал себе отчёт в том, как дико звучат его слова, произносимые с такой непринуждённостью.

– Зачем ждать? Что за дядюшка? – начал набирать разгон Лейф, постепенно собираясь с мыслями. Эгиль нахмурился, теперь также прислушиваясь к разговору. Первоначальная растерянность прошла, теперь в Лейфе взыграло любопытство. Оценив ситуацию, он решил, что сейчас они с братом в безопасности – тут много людей, большинство из них ещё не уснули, и два хускарла стоят рядом. Этот парень не будет творить глупостей. Он не выглядит глупым. И не выглядит страшным. Страшной казалась лишь его невозмутимость.

– Мой дядюшка, он живет у реки. Сказал мне ждать вас, а как придёте, отвести к нему, – продолжал в том же духе незнакомец.

– Это ещё зачем нам к нему идти? – в этот раз вопрос задал Эгиль.

– Ты сам-то кто будешь? – в довесок добавил Лейф.

– Я – Камыш. А мой дядюшка – Ондатра. Он паромщик. Сказал отвести вас к нему, чтобы переправить через реку.

Ну и имена. Интересно, у всех шоров они такие… буквальные? Почему-то Лейф сразу решил, что этот странный парень – шор. Его односложные ответы сбивали с толку не меньше, чем его осведомлённость. Большие глаза Камыша казались искренними, но смысл сказанного противоречил здравому смыслу. Слишком много непонятного, слишком… подозрительно всё это выглядело, чтобы быть правдой.

– Далеко живёт твой дядя? Сколько хочет за переправу? – стал задавать более практичные вопросы Эгиль, пока Лейф мучился подозрениями. Передав инициативу разговора брату, Лейф продолжал вслушиваться в беседу, вместе с тем следя за манерой речи Камыша, и тщательно обдумывая сказанные им слова.

– Полдня ходьбы отсюда, ниже по реке. Не знаю, сколько хочет, он мне об этом не говорил.

– Как это «не говорил»? Он что, задаром людей через реку катает? Вспоминай давай, почём. Неохота, знаешь ли, по морозу туда-сюда целый день таскаться, чтобы потом на берегу в цене не сойтись.

– Не знаю, сколько хочет, никогда не спрашивал, – пожал плечами Камыш. Лейф ждал, что парень сейчас начнёт их уговаривать, убеждать, что о цене можно договориться на месте, или что-то в таком духе. Но Камыш не стал.

– Сколько лет твоему дяде? – попробовал с другого берега Эгиль. Старики по некоторым причинам иногда и впрямь занимались благотворительностью, но таких стариков сейчас редко встретишь.

– Не знаю, сколько лет, никогда не спрашивал. Думаю, много, – добавил Камыш, сильно прибавив достоверности своему рассказу.

– Он седой? Борода длинная? – не унимался Эгиль.

– Да, седой. Борода… – Камыш задумался, измеряя рукой воображаемую бороду своего дяди. От подбородка он медленно опустил руку почти до колен. – Вот такая. Длинная.

Эгиль переглянулся с Лейфом, ожидая, что следующий вопрос останется за ним. Выводы делать пока было рано, но примерную картину в голове Лейф себе уже нарисовал – старик Ондатра отправляет племянника в деревню, чтобы тот искал ему здесь пассажиров. Тот, видать, слушает разговоры в таверне, а затем вот так вот подсаживается к людям и предлагает им пройти с ним к переправе. В этом был смысл, однако есть несколько весомых «но». Во-первых, это они подсели к костру, а не он к ним. Он словно их тут поджидал. Во-вторых, если он постоянно так ищет пассажиров, что это за ерунду он тут плетёт про то, что цен не знает? Кроме того, если этот старик – паромщик, то неужели его услугами не пользуются эти самые «шпионы», за которых братьев и принял трактирщик?

Минуту. Вот оно.

Лейфа осенило. Кажется, их вновь приняли не за тех людей. Наверняка, этот старик как раз и занимается тем, что перевозит шпионов Тортоннинга на тот берег. То-то этот Камыш говорит так мало и обрывисто, и при этом знает так много – шпион, как пить дать, играет с ними в эти их шпионские игры, а они-то и не поняли.

– Камыш, боюсь тебя расстроить, но, кажется, твой дядя ждёт не нас. Ты ошибся, мы совершенно не знаем, что творится в здешних краях, и ни к Тарлингу, ни к Тортоннингу отношения не имеем, – тихо произнёс Лейф, оборачиваясь в сторону хускарлов.

– Кроме вас никто с пустыря не приходил. Дядюшка не мог ошибиться. – Так же невозмутимо возразил Камыш. Почему он не понимает? Почему настаивает?

Тут Лейфа неожиданно локтём в бок ткнул Эгиль, после чего громко заявил:

– Ну, раз так, дружище, то с рассветом и отправимся. Но, при одном условии – денег потом много не спрашивать. Ты нам стоимость переправы не сказал, идём наобум, так что возражения не принимаются, иначе сами нам будете платить за бесполезно потраченное время.

Камыш только пожал плечами.

– Дядюшка ничего не говорил про деньги. Сказал только отвести вас к нему и что это очень важно.

– Хорошо, хорошо, дружище. Раз важно, значит идём завтра с рассветом. – Эгиль подтянул брата за руку, начав тихо шептать Лейфу на ухо. Его совершенно не заботило, что со стороны это выглядело подозрительно. – Брат, зачем ты его отговариваешь? Ты же сам так беспокоился о том, что переправы может не найтись, а она вот тебе – сама в руки падает.

– Как раз это меня и беспокоит, брат, – фыркнул Лейф. – Это слишком просто. Ни с того ни с сего, среди отребья находится человек, ждавший именно нас, и именно для того, чтобы предложить прокатиться на пароме его «дядюшки». Не чувствуешь подвоха?

– Подозрительно, конечно, но вдруг это лучший, а, того и гляди, единственный шанс для нас убраться отсюда? Вдруг боги решили сделать нам маленький подарок взамен всех тех лишений, что мы пережили за последние две недели?

– Этот маленький подарок слишком похож на бандитскую ловушку для легковерных дуралеев, вроде тебя, брат! – В сердцах бросил Лейф, раздосадованный беспечностью Эгиля.

– Брат, твоя подозрительность может нам боком выйти. Где ещё нам найти переправу, если в этой деревне даже людям ярла никто руку помощи не протянет? Перестань донимать паренька своими домыслами, спугнёшь ещё, – буркнул Эгиль и отодвинулся, сделав вид, что готовится отойти ко сну. Лейф обернулся к Камышу – тот всё так же сидел с безучастным видом и глядел в костёр, изредка вынимая руки из-под плаща, чтобы погреть ладони у огня и растереть задубевшие пальцы.

– Камыш, ты сказал, что твой дядюшка не может ошибиться. Отчего так? Я до сих пор не могу понять, кто он такой и почему ждал именно нас, идущих с пустыря, и ищущих переправу? – предпринял последнюю, отчаянную попытку разобраться в ситуации Лейф, загнанный в тупик собственными размышлениями.

– Мой дядюшка – Ондатра. Я не знаю, почему, он не сказал. Но сказал, что это очень важно.

Похоже, это было абсолютно бесполезно. Ответы на свои вопросы он мог получить только у этого самого дядюшки Ондатры. Только Лейфу почему-то вовсе не хотелось идти за ответами.

На этом ночные разговоры у костра и закончились. Что же такого важного может сказать им Ондатра? Снедаемый сомнениями, Лейф ещё долго не мог уснуть, наблюдая за искрами, летящими из пылающих поленьев…

Туман на озере стоял непроглядный – едва можно было видеть вёсла лангскипов, плывущих рядом. Зато в тумане было тепло – по-весеннему тепло, и это тепло приятно обволакивало белым саваном всех, кто находился на корабле.

Олаф сидел на корме лангскипа, погрузив пальцы в холодную воду озера, и довольно улыбался, предвкушая грядущие события. Столько всего интересного намечалось – само по себе путешествие в южные земли и возможность увидеть древний замок радовали его, так ещё в конце поездки его ждала встреча со старыми друзьями, которых он не видел годами. И всё это в рамках празднования свадьбы его сестры – намечалась знатная пирушка, наверняка, ярлы других земель свезут во Фрестен свои самые вкусные деликатесы, отборную выпивку и даже разноцветные южные порошки, которые, кажется, назывались «пряности». Может быть, даже будет шоколад – сто лет уж Олаф не ел шоколада, он едва помнил, каков тот на вкус. Олафу и самому было не стыдно показаться перед ярлами – ко двору Финстера он вёз целый лангскип дичи, в основном, оленины, и морской рыбы. А ещё несколько бочонков отборного ячменного пива, хотя едва ли северное пиво сможет конкурировать с южными винами или мьодом Тарлинга.