И только поэтому сдерживаюсь: ты правда завидуешь? Нам? Тебе рассказать, откуда нас забрал Иван?

«Не нужно».

Мы едва знакомы. Янош не виноват, что он ничего не понимает, и что меня бесит – тоже не виноват.

– Наверное, родители Аленки тоже ученые? – подсказываю ему.

– Нет, не слышал… Но, я еще раз повторю, Ивану можно доверять. Он надежный человек.

Янош поднимает свой стаканчик с кофе.

– Предлагаю тост. За то, что мы здесь и за экспедицию за слезами Инд.

Я не очень понимаю, что такое «тост». Аленка тоже медлит. Повторяя за ним, мы поднимаем стаканчики.

Янош в замешательстве, это заметно по его лицу. Он легонько касается ярко-желтым пластиковым боком своего стакана о наши по очереди. И пьет. Мы за ним. С сахаром и правда вкусно. Аленка делает после первого глотка второй —понравилось, распробовала.

– Сейчас будет всякая подготовка и прочие вводные лекции, пойдемте вместе? А потом… у вас правда есть настоящая фигурка Плакальщицы?

– Ага.

Я киваю.

Может, Янош не такой уж противный. Смешной. Он просто не жил в интернате. В тундре тоже.

Это же хорошо.

– Меня можно просто Марта.

– Восхитительно. Тогда – «на ты»?

Он протягивает мне руку, и я пожимаю ее. Пальцы прохладные, рукопожатие крепкое. И он опять улыбается, чуть свесив голову набок; в ярком свете ламп глаза прозрачные, не зеленые, а голубоватые – как далекий ледник.

Я отвечаю улыбкой на улыбку.

После завтрака урок политпросвета. Он обязательный для взрослых, это везде так, я слышала, что даже в столице минимум час в день тратят на просвещение. Чтобы люди не забывали о том, что мы живем в лучшей стране, о нас заботится Коллектив, еще говорят, мол, нужно гордиться собой, к какой бы Сфере ты ни принадлежал. Ничего плохого обычно не рассказывают. Массовые убийства, резня Плакальщиц, доносы и казни, люди в черных машинах, которые стреляют в оленей и в других людей, как в оленей – в другом мире.

Мы сидим за широкой, зато довольно низкой партой. Кабинет светлый. На стенах портреты Великих Вождей – начиная от первого, который сверг Циннари Вена, последнего императора тогда еще не Республики, а Империи Индар. Я слушаю нашего лектора, худого невысокого мужчину лет сорока, который одет в черную униформу и зорко высматривает маленькими темными глазками каждое лицо – только попробуй сделать недостаточно одухотворенное и патриотичное выражение. Тем не менее, в комнате тепло и удобно. Рядом Аленка. Янош тоже подсел, слушает, иногда кивает. Я разглядываю то лектора, то портреты, хотя Вождей-то уж выучила до каждой морщинки – они все мужчины, всем лет по шестьдесят. Их десять. Сейчас во главе Коллектива одиннадцатый. Двести пятьдесят лет прошло, как-никак. А вот Циннари Вена я никогда не видела, ни в одном учебнике нет портрета последнего императора. Политруки его иногда описывают как жадного, ленивого и глупого человека. Я всегда представляла себе его жирным, лысым и носатым – в конце концов, он же из Хофеша по матери, а там люди с большими носами, а глаза у них навыкате, а еще иногда черная кожа. Я видела несколько карикатур, хотя живых ни разу.

Почему-то задумываюсь сейчас: а может, он был другим? Решаю спросить у Яноша. Он же историк. Наверняка, знает больше.

И я ему обещала показать фигурку.

Аленка скучает, думает о чем-то своем. Она сидит, подперев голову рукой. У нее нейтральное выражение лица.

Интересно, кто она такая? Янош называл ее фамилию. Новак. Довольно распространенная.

А почему она тоже едет в экспедицию? И кстати, когда она?

Мысли уходят далеко от политпросвета. Я спохватываюсь: в интернате всегда любили подловить в такой момент и задать провокационный вопрос. Со временем научилась отвечать, но все равно рисковала остаться без обеда или ужина за ошибку. Худой человек протыкает нас пристальным взглядом, но людей здесь много – почти все, наверное, кто был на завтраке, Люси и того старичка точно заметила. Так что мы его не особенно интересуем.

Кстати, а Иван где?

Вопросов целая куча. Я начинаю ерзать, дожидаясь конца лекции.

– Я обещала показать тебе фигурку, – говорю в коридоре. Справа и слева от нас синие стены. Стрелки на них желтые. Указывают: «Лаборатория 1», «Лаборатория 2», «Столовая», «Женский дормиторий», «Мужской дормиторий». Чуть дальше окно. В интернате на окнах экономили: в коридорах точно не было, поэтому всегда царила серая мгла и электрический мертвый свет.

– Ага, – Янош достает сигарету и прихватывает ее губами, а потом протягивает мне пачку. Никогда раньше не курила, но тут храбрюсь, хватаю. Он щелкает было зажигалкой, морщится в сторону круглого красного знака: «Курение запрещено», вздыхает. – Охотно гляну.

Аленка идет с нами. Мне порой кажется, что она того гляди заговорит, у нее вопросов еще больше, чем у меня.

По пути Янош спрашивает:

– Как тебе наша дыра? Я здесь уже несколько недель или месяцев. Городишко дрянь, смотреть не на что. Нашел пару магазинов с паршивыми сигаретами, а остальное —сплошные общинники. Крестьяне, —он уточняет так, будто я жила в дикой тундре, причем исключительно в обществе оленей. Я фыркаю.

– Я знаю, кто такие общинники. Между прочим, они соль земли.

– Ага, горькая. Слабительная.

Янош хмыкает и прячет сигарету за ухо. У меня горят щеки.

– Так нельзя…

– Слушай, я знаю, что тебя держали в интернате. Забудь. Все позади. Это, – он обводит рукой коридоры, стрелки, двери цвета жженого сахара. – Территория Сферы Науки. Нам позволяют немного больше, если ты понимаешь, о чем я. Даже Великий Вождь и Сфера Управления понимает, что без нас никуда. Ты же слушала Кан Зихао? Лектора?

Я киваю.

– Ну так вот. Сила Народной Республики Индар – в науке, в знании. Ученый не может ничего принимать на веру. Эксперименты, доказательства, исследования. Хочешь я тебе тут все покажу?

Янош в очередной раз ну очень широко улыбается. Я даже чуть отодвигаюсь. Чего это он такой милый?

«Мои родители», – едва не говорю я. – «Исследовали слезы Инд. А на них написали донос. Их казнили, вот, что с ними сделали. Их убили. Сфера Управления отправила силовиков. Что ты на это скажешь, мальчик из столицы, Янош Тан?»

Аленка чуть убегает вперед. Я смотрю под ноги, вижу ее черные туфли. Нам выдали новые туфли. Вместе со всей остальной одеждой.

Удобные. Нигде не жмут, не натирают. Впору.

Я молчу про донос, потому что призрак «Солнышка» встает мрачной серой тенью, от которой кричишь: пожалуйста, только не это. Я согласна на любые условия. Только не туда. Не обратно.

– Женское общежитие, – читаю указатель, когда мы поднимаемся по довольно пологой лестнице. Вчера тоже шли похожим путем, но я запуталась. Это здание не больше интерната, вроде так мне показалось, но всяких комнат, лестниц, коридоров много. Спасибо указателям и лестницам.

– В комнату не заходи.

Аленка встает в дверях. Янош покорно дожидается снаружи. На сей раз я спрятала фигурку в шкафу: нашла доску, которая держится не очень плотно, и засунула туда. Приходится залезть целиком, чтобы найти выступ. Костяная статуэтка падает мне в ладонь.

– Вот, – потом я протягиваю ее Яношу.

Мне не очень хочется отдавать Плакальщицу. Пускай никакой это не подарок матери, а всего лишь Эллы, которую я не очень-то любила – и она меня тоже, пускай напоминает скорее об интернате, сделана из кости оленя – бедный Первоцвет, все равно. Не стоило сюда приводить Яноша. Плохая идея. А хотя, отдам —и забуду об этой штуке. Люси уже ее видела, ну так будет безопаснее, если она окажется у другого. Тогда, еслидаже на меня напишут донос, то ничего не найдут.

«Откуда вообще такая мысль?»

Я передергиваю плечами. Янош рассматривает фигурку сначала на своей большой длиннопалой ладони, потом подходит к очередному коридорному окну, чтобы оценить костяное изделие на просвет. Он присвистывает.

– Потрясающая работа. Этой штуке больше двухсот лет, ты знаешь?

– Да, – киваю я.