А, вот оно…

– В детстве я как-то опрокинула на себя трехлитровую кастрюлю с кипятком.

– Зачем?! – Рем с драматичным криком выполз из зарослей.

– Захотела спагетти в полночь, а родители уже собрались спать. Спагетти сварила, но тяжёлую кастрюлю не удержала.

Вероника тихонечко заойкала, вскинув ладошки. Марго передёрнуло. А Шейла и Марк как начинающие медики находили в историях болезни особый интерес. Только Диана и Север обошлись без ярких переживаний и спокойно ждали продолжения.

– Ай… Наверное, ужасно больно…

Не нужно было даже смотреть на Фрэдди, чтобы ощутить полноту его сочувствия.

– Я вовремя отпрыгнула, так что ошпарило меня не всю. Но ору было – жуть…

– Ну ты даешь! – воскликнул Рем. Меня тревожил его неподдельный восторг.

– Кстати, спагетти я по-прежнему люблю. Есть по ночам – тоже.

Фрэдди рассмеялся.

– Надо было вместо киша накормить тебя пастой «alla sorrentina». В «Бельведере» туда добавляют столько моцареллы – просто объеденье! Как-нибудь исправлюсь.

– Отличная идея! – вдохновенно добавила Вероника. – Папа готовит лучше всех!.. Ой, прости, Фрэдди. Твоя мама тоже очень вкусно готовит.

– Да ладно тебе, Никки. Не извиняйся, – Фрэдди подмигнул. – Спасибо.

– А чем тебе ожоги мазали?

Глаза что у Марка, что у Рема, светились странным азартом. И если в случае с Марком я понимала причины любопытства к ожогам, то вот этот безумный блеск и радостная полуулыбка Элапса выглядели действительно пугающе. Шейла это тоже заметила и энергичным жестом поторопила Диану, пока мы не переключились на разговоры о травмах.

– «Ты больше любишь делать что-то на спор или спорить о том, что делаешь?»

Ди поразмыслила, неторопливо повторила вопрос себе под нос ещё раз, хмыкнула и поправила на переносице тонкие круглые очки:

– Вообще-то ни то, ни другое.

– Надо всё-таки что-то выбрать, – напомнила Её Дерзейшество.

Диана неосознанно поглядела на Севера, потом на Марго – ноздри её раздулись.

– Тогда выберу сделать что-то на спор.

– Вот это наш человек, – Марк с глубоким, и, конечно, совершенно притворным, уважением поклонился. – Ди всем даст фору. Север, давай, не ссы. Повеселимся.

Марк прицельно запустил в него картофелиной. Поймав клубень под шорох фольги, так же метко бросив его обратно, Север потянулся, сложил пальцы в замок и довольно хрустнул костяшками. Ди поморщилась. Он того не заметил и, подумав, выбрал «действие».

– «Сидеть как олень весь игровой круг», – фыркнула Шейла.

– Да сколько можно, ядрён орех! – возмутился Север. – Я… маленький пупсик… не хочу выглядеть как олень!

– Почему «как»? – вставил Рем со смехом, забираясь на бревно как наездник.

– Я тебя урою … маленький пупсик… – пробурчал Север, но всё же поднял палочки с земли и приставил их к макушке точно рожки. Мы покатились со смеху.

– Ушами ещё пошевели! – прыснула Вероника. – Хорошенький!

– Мозгами лучше пошевели… – булькнул Север.

– Какие мы нежные…

Что такого сделала Никки, что Север был с ней так груб? – неизвестно. Время от времени его переклинивало. Никто Севера за язвительность не осуждал, но мне почему-то всё равно было стыдно за его непрестанные, хоть вроде бы и шутливые, колкости.

Фрэдди должен был соорудить скульптуру человека напротив из подручных средств. Одноглазая шишка на кривых тоненьких ножках-веточках, с юбочкой из лопуха, с пышным бантиком-маршмеллоу, оказалась портретом Вероники.

– А что, похожа! Красотка! – выдавил Марк, оценивая работу мастера.

Все так хвалили работу Фрэдди, что Никки расстроилась. Север неожиданно проникся её страдальческим видом и глазами, полными слёз, прошёлся вокруг костра и сел рядом. На время он сунул один «олений рог» в карман, и освободившейся рукой в знак утешения потрепал сестру по макушке. Никки вздохнула и с обидой глянула на Фрэдди:

– Пощады тебе не будет!

– Ну пощади, – ласково попросил Фрэдди.

– Ну ладно.

– Чудо-выхухоль, – не сдержался Север, и всё понеслось по новой.

– А ты вообще молчи, хохлатый олень! – обиделась Никки.

– Лупоглазая руконожка!

– А ты, а ты… свиноногий бандикут!

– Щас забодаю, – примирительно пробасил Север.

– Рога не потеряй, маньяк, – она показала язык и мигом скрылась в кустах малины.

Север нырнул следом. Медленно повернув голову туда, где оба исчезли, невзирая на доносящиеся издалека вопли и гоготание, Диана устало заворчала:

– Рекламная пауза…

Марк и Шейла торжественно чокнулись чашками.

– Когда у этих шальных батарейка сядет, дайте знать, – Ди вернулась к чтению.

Шейла пожала плечами и нырнула за вопросом. Было слышно, как она озадачена:

– Гм… «Ты когда-нибудь дралась с девушкой? За что?»… Надо подумать…

Север мигом вернулся на место, а Марк и вовсе уставился на Шейлу как отощавший усталый путник, отыскавший оазис. Ответ был не таким эротичным, как бы им того хотелось, и Шейла, не уделив должного внимания поползновениям Марка, невозмутимо рассказала, как они с Марго подрались в первый день в школе, а потом до самого выпуска сидели за одной партой.

Я попыталась представить эту картину. Неугомонная Марго вполне органично вписалась в образ девичьей драки, а вот Шейла почему-то нет: очень уж она была лёгкой в общении. Острой на язык – да, может быть, но никак не драчливой.

– Странно, – подумала я и поняла, что брякнула слово вслух.

– Что странно? – спросила Шейла. – Что мы подрались?

– Не-е, – у меня запылали щёки, да вовсе не от костра. – Не ожидала, что вы с Марго сидели за одной партой. Думала, Марго и Фрэдди такие неразлучные друзья…

Они переглянулись. Я сделала глоток чая, чтобы успокоиться.

– А что такого? Ты в школе все годы сидела рядом с одним другом?

– Эм…

Лицо моё дёрнулось. Зачем я вообще заговорила? Поставив кружку и растерев пальцы, будто согревая их, я потянула время. Марго молча наблюдала. Она хорошо знала, в чём дело, и была готова помочь, но я решила, что справлюсь сама:

– Со мной вообще никто не хотел сидеть. А если приходилось, мы обычно не разговаривали, или меня просто дразнили. Но чаще просили отсесть подальше.

Север огорошено моргнул – лицо его стало ещё более хмурым, чем обычно.

– Почему?

– Если бы я знала, почему – наверное, у меня были бы друзья.

– Алекс, за что тебя дразнили? – голос у Никки был очень грустный. Чувствительная, понимающая, она трогательно глядела на меня, сложив ручки на груди.

– Самое худшее из прозвищ, что у меня были – это моё имя, – голос показался каким-то хрипло непослушным и чужим.

– В смысле, твоё имя? – ещё мрачнее отозвался Север.

– А што такого в имени Алекш? – Рем пытался зубами открыть пачку орешков.

– Ничего такого, – я поджала губы.

Друзья молча переглянулись. Диана прикрыла книгу, заложив страницу мизинцем, и уставилась на меня – в глазах проснулся неподдельный интерес.

– Оно рифмуется с чем-то обидным? – спросила она.

– Нет, «Алекс» не рифмуется. Просто с моим именем связана одна история, из-за которой одноклассники постоянно потешались надо мной.

Вдаваться в подробности не хотелось. Пересказывать историю детских страданий – тоже. Мы отлично проводили время. Зачем портить такой вечер нытьём и жалобами? И хотя любопытство едва начало набирать обороты, хотя Фанаты с нетерпением ожидали продолжения, только Фрэдди и Марго обратили внимание, как меня потряхивает. Фрэдди громко покашлял, принимая огонь на себя:

– Над моим именем тоже все в школе смеялись. Шейла с Марго, наверно, помнят. Когда мы изучали римскую мифологию, весь класс звал меня «Жулик». Моё имя Меркурий, – а бог Меркурий покровительствует торговцам, жуликам и ворам, так что ребята сочинили байку, будто я помогаю маме обвешивать покупателей. Знаешь, Алекс, вот вроде несусветица такая, а прозвище прицепилось. И если бы Ри вовремя не вспомнила про Фрэдди Меркьюри, не подсадила бы всех на Queen, так бы меня и кликали Жуликом до выпуска.