– Дела хорошо! Всё хорошо, выкручиваемся. Ты им тоже от нас большой привет передавай!

– Конечно, – конечно, я, как обычно, забуду этот привет передать.

– Чем сегодня займётесь? Будешь книгу писать?

Опять про книгу. Мысль о Делире без спросу вклинилась между радостью и любовью. Я небрежно отодвинула скептичного писателя на задворки сознания.

– Мы с Марго хотели искупаться, но поднялся шторм. Похоже, придётся торчать дома.

– Шторм только на море? А в городе? Сходите погуляйте! Чего дома сидеть?

Тоже верно.

– Может быть. Здесь очень красиво, зелено, солнечно… Такой маленький средневековый городок. Тебе бы точно понравилось… А особняк Равелов прямо-таки здоровенный!

– Я очень рада, что тебе там хорошо! – было слышно, что мама улыбается.

– Жаль, что тебя… что вас с папой нет рядом. Ты бы отдохнула… Я… скучаю очень.

– Мы тоже скучаем и очень ждём твоего возвращения! – ответила мама, задушив меня волной теплоты. – У меня сегодня частники после обеда, я готовлю завтрак. А папа собирается чинить машину, но пока вот тут замер – слушает, хочет тоже поговорить. Включаю громкую связь!

Мама принялась воздавать похвалы папе. Машина дышала на ладан, но папа упрямо возился с ней, то разбирая, то собирая, то пересобирая до тех пор, пока что-то опять не ломалось. Он наотрез отказывался ехать в автомастерскую. Платить мастерам было нечем.

Родители рассказали о планах забрать Веронику на каникулы. Наша Вероника – да, её звали точно так же, как и сестру Севера, – приходилась мне племянницей. Она была дочерью моего старшего брата Эвана. Пока Эван был женат, он жил с семьёй в другом городе, но, когда его брак развалился, ему осталось только вернуться к родителям. Они очень любили внучку и не хотели мириться с расстоянием, поэтому каждое лето забирали её на каникулы. Несмотря на мамины вздохи, моё нескорое возвращение был весьма кстати: спать втроём вместе с бабушкой и Вероникой на одном диване было бы уже слишком.

Перелив дверного звонка оглушительно обрушился на холл. Я было ринулась открывать, но нерешительно застыла. Это ведь не мой дом. Пока мама расписывала последние события, заполняя всё пространство между короткими тёплыми возгласами папы, я под гнётом сомнений топталась на коврике у входа. К счастью, из столовой показался Этан. Он улыбнулся так проникновенно, что аж зубы свело – надо же, не передумал меня очаровывать, – и пересёк холл, чтобы отворить дверь.

На пороге стояли две девочки – смугленькая темноволосая, повыше и постарше, и маленькая рыжая с веснушками. На мой немой вопрос, что они тут делают, ответил Этан:

– Мия, Нелли – заходите. Лили сейчас позавтракает и выйдет.

– Я уже пожавтракала! – с набитым ртом заявила Лили.

Послышался звон брошенной вилки.

– Лили, дорогая, сначала прожуй, – попросила миссис Равел. – Девочки подождут.

– Ну я же тожоплюсь!

– Пять секунд тебя не спасут, – спокойно ответила Лидия. – Возьми салфетку.

В ответ ей послышался громкий смиренный вздох. Натан едва различимо фыркнул, но Лили показательно обделила его вниманием. Прикрыв дверь, Этан отошёл в сторону: нужно было проводить Лили вместе с её подружками. Пока Марго не было рядом, он якобы бесхитростно, между делом потянулся, хвастая пропорциями Аполлона. Я обалдело отвернулась – совсем обнаглел – и легонько помахала девочкам:

– Привет, Мия. Привет, Нелли. Я Алекс.

– Здр-сьте.

Мия и Нелли переглянулись и прижались друг к другу как воробушки на ветке. Смутились ничуть не меньше меня. Этан с силой сжал губы, пряча улыбку.

Голос мамы в трубке возмущённо воскликнул. Я вспомнила о разговоре и согласно хмыкнула в знак поддержки. Речь потекла дальше. Длинные монологи утомляли, но я скучала по маме и готова была терпеть даже это.

В столовой скрипнул отодвинутый стул. Затем послышался стремительный, почти слоновий топот. Чуть не врезавшись в меня, шёпотом извинившись, Лили, вся розовая, ускакала к подружкам. Почему-то рядом со мной она совсем терялась и в ответ на любые вопросы только качала головой. Когда я поделилась наблюдениями с Марго, она тайком намекнула, что Лили меня очень стесняется, но почему – неясно. Наверное, это была общая черта всех девятилетних девочек.

Я попробовала вспомнить себя в её возрасте – и не вспомнила.

– Добрый день, дорогая Мия! Добрый день, дорогая Нелли! Как же я рада вас видеть! – Лили старательно копировала деликатную манеру речи матери. – Сейчас. Вы подождите немного, хорошо? Я только туфли надену, и мы отправимся на прогулку.

Пока она доставала с подставки обувь, я рассматривала Мию и Нелли. Этакие девочки-ангелочки. Они тихонечко подсказывали Лили, какие туфли надеть – сиреневые с блёстками или розовые с бантиками. Выбрали розовые. Девочки искоса посматривали то на «дядю» Этана, то на меня с телефонной трубкой у уха – похоже, в их представлении я тоже была взрослым человеком.

Этан перешёл ко второй стадии плана «Свести Алекс с ума». Он вальяжно, по-семейному встал рядом и прижался ко мне плечом. По лицу его расползалась сентиментальная насмешка: «Ах, дети… Как быстро они растут…». Этан смахнул фантомную слезу в уголке глаза. Я рассеянно улыбнулась, не отвлекаясь от голоса мамы.

Лили, Мия и Нелли с хихиканьем шушукались у двери. Вначале мы с Этаном делали вид, что не замечаем их внимания, сосредоточившись каждый на своём – я на телефонном разговоре, а Этан – на мне. Но потом как-то вышло, что, не сговариваясь, мы синхронно повернулись к девочкам. Точно пойманные за подглядыванием в замочную скважину, они ещё громче заговорили о туфлях. И даже мне начала нравиться эта забава.

Этан поймал волну. Он игриво прищурился и, наклонившись ближе, ласково убрал прядку волос, опавшую на моё лицо.

– Отличная погода для прогулки. Как считаешь? – тихо и глубоко спросил он.

Прикрыв трубку ладонью, я нервно засмеялась, но ничего не ответила. Мне едва удавалось вовремя хмыкать в ответ маме. Было совершенно не до любезностей. Тогда Этан, пользуясь ситуацией и откровенно наслаждаясь любопытством подружек Лили, положил руку мне на талию.

– Хочешь со мной прокатиться, солнышко? – спросил он с томной улыбкой, от которой колени подгибались. Я даже не сразу смогла его отпихнуть.

Откуда он знает, что Марго называет меня солнышком?

Покуда меня от нежности не расщепило на атомы, я сердито вывернулась из смыкающихся объятий Этана. В зеркале отразилась красная с головы до ног девушка. Ой, видела бы Марго – позор мне. Спасаясь от неудержимой страсти её братца, я устроилась у стены на нижней ступеньке лестницы. Этан только добродушно посмеялся и закрыл за девочками дверь, а потом – наконец-то – скрылся в столовой. Я с огромным облегчением вернулась к телефонному разговору.

– Знаешь, Вероника сказала, что хочет жить с нами, – произнесла мама дрожащим голосом. – Хочет жить здесь, когда станет старше.

Эта растерянная, печальная интонация была знакома мне до боли. Тоска проклёвывалась настойчивым ростком, едва речь заходила о семейных отношениях, а они всегда были непростыми. Сдерживая слёзы, мама с гордостью рассказала об успехах Вероники: как она прилежно учится и старается во всём быть похожей на меня.

Хотя родители меня не видели, захотелось уставиться в пол.

Почему-то они считали меня отличным примером для подражания. Особых успехов я не достигла, а те, что случались, были заслугой мамы. Она преподавала мне пение – и я пару раз побеждала в вокальных конкурсах. Она привела меня в литературное объединение – и стихи мои стали печатать в маленьких газетах. Это мама привила мне с детства любовь к слову: лаской, настойчивостью и вниманием. И любовь эта осветила мне путь в Академию Билберри.

Семья гордилась тем, что я училась в Билберри, только вот зачисление случилось чудом: мне не хватало баллов, чтобы пройти конкурс, и в последний момент одна из абитуриенток выбрала другой университет. Я заняла её место, потому что мне просто повезло. В общем, на этом поводы для гордости заканчивались.