***********

– И такая проблема с мусором везде?

– Да, Михаил Олегович, абсолютно везде.

Мы приехали на очередной полигон по сбору мусора. На этот раз в Самарской области. Горы не сортируемых отходов возвышались до горизонта и стаи кричащих чаек кружились над ними. Даже находясь на расстоянии нескольких сотен метров мы чувствовали запах гнили и разложения.

– И каким образом они хотели с тем правительством решить вопрос?

– Мусоросжигательные заводы по всей стране. Они хотели построить сеть подобных заводов и сжигать всё, что здесь находится. Таким образом они планировали получить много энергии от сожжения и избавиться от растущей нагрузки на полигоны.

– А как они хотели быть с огромным количеством ядовитых веществ в воздухе? Или об этом никто не думал.

–Михаил Олегович, когда дело идёт о больших деньгах, то никому ничего не важно. Как я понял из отчётов, все те, кто принимали решения, уже давно сами почти в России и не жили. Их дети учились в лучших школах Великобритании, жены прилетали в Москву исключительно на светские вечера, а сами они жили в центре, в каких-то закрытых клубных домах и передвигались исключительно на бюджетных автомобилях с охраной и допуском в абсолютно любые места.

Ясно.

Я стоял и смотрел на то, что происходило с моей страной вот уже несколько десятков лет. Такое же разложение. Такая же гниль. И куча чаек, которая была готова поживиться хоть чем-то, оставшимся от всего этого. Внезапная мысль посетила меня. А ведь проблема настолько глубоко, что её даже не видно из-за всех этих гор. Мы просто не смотрим в корень. Мы все хотим жить красиво и хорошо и производим кучу вещей, в том числе ненужных.

А потом выбрасываем их за ненадобностью, не использовав ресурс и наполовину. Никакой культуры потребления. Никакой культуры потребления. Никакой культуры обращения с отходами.

– Ростислав Иванович, – я обратился к новому министру ЖКХ. – Скажите, пожалуйста. Какие варианты работы со всем этим вы сейчас рассматриваете?

– Ну, мы ознакомились с опытом европейцев и азиатов и подумываем о том, чтобы сделать мусоросжигание на основе плазмы. Это минимизирует вредные выхлопы в атмосферу и на выходе мы будем получать пепел, который, грубо говоря, будет собран в брикеты и из него можно будет делать строительные материалы например.

– Это здорово, – сказал я. – Но не очень дальновидно. А кто-нибудь в мире использует методы расщепления атома для перестроения молекулярной структуры мусора и превращения его в абсолютно новые вещи?

– Э-э-э…нет, о подобном мы не слышали, насколько я знаю, – мужчина обернулся к группе помощников. Они тоже отрицательно покачали головами.

– Ну и отлично. – сказал я. – Значит у вас есть уникальная возможность совместно с новым университетом взять в качестве пилотного проект по изменению структуре предметов. То есть я говорю о том, что хочу, чтобы это было как в аэропорту. Вы кладёте вещь на ленту, она проезжает через определённый бокс, а выезжает другая вещь, при том абсолютно новая. Это я, конечно, утрирую.

– Михаил Олегович, при всём уважении, я не знаю, есть ли подобные технологии в мире.

– А даже если и нет, то кто мешает их разработать? Найдите талантливых учёных и студентов и действуйте. Можно мусор сжигать и лишать себя огромного количества природных ресурсов, которые были добыты теми же шахтёрами. И ради чего добыты? Чтобы быть сожжёнными через пару недель? С таким же успехом можно не добывать тогда. И не тратить человеческое здоровье и не терять людей из-за аварий в шахтах. Они работают там ради нас, а мы это просто сожжём? Как считаете?

Стая помощников министра очень увлечённо закивала головами, выражая согласие, а сам Черкашин сдержанно переминался с ноги на ногу и о чём-то задумался. Мужчина выглядел немного смущённым.

– Предлагаю вам связаться с Дядько и начать взаимодействие с завтрашнего же дня.

Услышав фамилию деда, несколько человек даже вздрогнули. Для многих людей в моём аппарате эта фамилия стала ассоциироваться с потерей столицы и многих жизней. Но я был безмерно благодарен Афанасию Никаноровичу и назначил его советником министра образования. И может быть это было поспешное решение, однако пока дед был жив, его энергия должна была быть максимально задействована. Кто-то скажет, что это издевательство, а я считаю, что раз человек счастлив, то пусть будет занят делом до последнего. Слишком много раз я видел угасающие глаза людей, лишившихся целей и возможностей творить. Они уходили быстро и бесследно. Без возможности вернуться. Люди с даром от бога или вселенной – каждый по-своему решит. Блаженные, помешанные, чокнутые. Но именно они творят и делают наше общество уникальным. Их запоминают на веки. Вот и Дядько стал для нас таким человеком.

– Михаил Олегович, а может быть мы рассмотрим ещё варианты? Я слышал японцы у нас будут развиваться.

– И вы предлагаете последовать обычным путём как всегда? Взять или купить их технологии и делать то, что хорошо? Может быть это и выход. Только тогда мы будем зависеть от других. А я, вы уж простите, не хочу ни от кого зависеть. Так было с космосом и оборонкой. Так будет и с экологией. У нашей страны свой путь, – я постарался сказать это максимально сдержанно и доходчиво. Чтобы больше ко мне не было никаких вопросов.

– Я понял. Прошу прощения. Мы обязательно этим займёмся.

– Хорошо, – я кивнул Черкашину и мельком посмотрел на невысокую женщину со стрижкой «каре», жадно впитывающую каждое наше слово. Оксана Станиславовна Гох. Именно так её звали. И скоро эта фамилия должна стать нарицательной. Закончив «Бауманку» по направлению химии Гох устроилась в одну из ничем не примечательных лабораторий столицы. Помимо проведения анализов проб, Гох скрытно от руководства исследовала свойства жидкостей и тел и шаг за шагом патентовала различные методы работы.

На момент когда мы вышли на неё, за ней числилось уже пара десятков патентов. И женщина не собиралась останавливаться на достигнутом. Гох запатентовала составы для очистки воды, ржавчины. Она разработала новые составы клея и моторных масле, абсолютно безвредных для экологии. Она пыталась продать свои разработки в ряд российских компаний, однако все воротили нос, потому что подобные составы обладали одним сильнейшим недостатком – были очень дороги. Гох была уже в отчаянии и собиралась продать все наработки за границу, когда кто-то из ребят Васильева обратил внимание на довольно часто мелькающую говорящую фамилию в реестрах Госпатента. А пообщавшись с ней лично продолжительное время и заразившись идеями этого влюблённого в жизнь и природу человека, я понял, что это будет лучший кандидат на должность министра экологии с небольшим испытательным сроком в виде вот таких поездок и последующего обсуждения со мной плана действий.

Незаметная для других, она производила роль моей помощницы. Вечно молчащая и не выделяющаяся из толпы. Эта женщина сделает переворот в мышлении страны. И это было прекрасно.

– Значит хочешь сделать из говна конфетку, да? – Линьков был в своём репертуаре. Раскованный, развязный и не скупящийся на выражения. Мужчины стояли около самого известного памятника в городе «Царь Пушка», установленного на возвышенности, и смотрели на трубы заводов вдалеке, протекающую внизу Каменку и снующие туда-сюда по дороге рядом автомобили.

Быков ещё не мог привыкнуть к такому общению и всячески старался избегать перехода на «ты». – Да, Олег Юрьевич. Делаем всё по плану. У нас впервые за долгое время развязаны руки по управлению городом и финансами, поэтому если вы хотите, я могу гарантировать многочисленные льготы при размещении производства или офиса в нашем районе. К тому же, благодаря инвестициям мы сможем привлечь новый бизнес. Думаю, вашей корпорации это было бы интересно.

– Безусловно, Лёш, – Линьков повернулся к Быкову и что-то такое было в его взгляде, что мэр города не смог отвести глаз. – Но мне интересен не город, а ты.