Тот словно понимает, что нет у меня никакого титула, хотя я не поясняла своего имени, поэтому к презрению во взгляде добавляется и высокомерие.

– Пройдёмте в вашу келью, Полина Андреевна, – жестом приглашает меня верховный жрец.

Мужчины поворачиваются и двигаются к узорчатым двустворчатым дверям, а я стою на месте и не двигаюсь.

Первым осознаёт, что я не следую за ними, фельтмаршалок. В его взоре столько презрения, что меня снова передёргивает.

– Чего стоим, Полина Андреевна? – перед моим именем он запинается и выделяет его такой интонацией, словно не хочет замарать свой рот его произнесением.

Сава тоже оборачивается. Только в его взгляде читается вопрос. Но старец, кажется, догадывается, о чём я хочу узнать, но терпеливо ждёт вопроса.

– Вы вернёте меня в мой мир?

Правда, ждёт меня там скучная жизнь, но я от неё не отказываюсь.

Моя мать умерла, когда я была ещё совсем маленькой девочкой. Отец женился через пару лет на мачехе, которая оказалась прекрасной женщиной, научившей меня многим женским премудростям. У нас были тёплые отношения. К сожалению, она не смогла родить ребёнка. После выкидыша у неё возникли серьёзные проблемы с женским здоровьем, которые и привели к бесплодию. Они с отцом не убивались по этому поводу, огорчились, поплакали и отдали всё внимание мне. Отца не стало пару лет назад.

Моя личная жизнь закончилась с первыми серьёзными отношениями. Мой молодой человек изменил мне со своей бывшей возлюбленной. К его чести, он сам сознался в этом, а не водил меня за нос. В тот же день я собрала вещи и улетела за две тысячи километров от родительского дома. Впасть в депрессию не получилось, спасла работа учителем иностранных языков в школе. Я преподавала английский и немецкий. Так что подготовка к урокам, проверки тетрадок, бесконечные требования и конкурсы из отдела образования – это и многие другие проблемы заняли практически всё моё свободное время.

– Разумеется, – обрадовал меня верховный жрец. – Как только король наденет невестин венец на свою избранницу и назовёт её имя, всех судий на следующий же день отправят обратно в их миры.

Я киваю и перешагиваю через невысокий бортик фонтана, чтобы выйти из грота-комнаты. Иду следом за мужчинами, а сама думаю о словах старца.

«Всех судий», значит, я не единственная буду судить. «Отправят обратно в их миры» – существуют и другие миры. Интересно, а какие они?

Я встряхиваю головой, отчего капли с ещё мокрых волос разлетаются в разные стороны. И, как на зло, несколько попадает на его высокопревосходительство. Он тут же оборачивается и пронзает меня своим надменным взглядом. Я кривлю губы и с трудом удерживаюсь от совсем детского поступка – показать ему язык.

Ведут меня через длинный коридор с высоким потолком. Проходим через ещё одну дверь, на этот раз одностворчатую и неприметную сразу. Только перед тем, как пройти через неё, меня заставляют надеть капюшон. Князь лично надвигает капюшон глубже. Мне теперь почти ничего не видно. На мой немой вопрос объяснений не поступает. Жрец уже прошёл в дверь.

И вот мы попадаем в длинный прямоугольный зал с двумя рядами колонн по обе стороны, которые упираются в огромную скульптуру, чью миниатюрную копию я видела в фонтане. Мне приходится задрать голову, чтобы рассмотреть.

– Голову склоните, – шипит позади фельтмаршалок. – Не было ещё вашего явления.

– Это центральный храм Единосущего и его дочерей, – поясняет жрец, идущий впереди. – Сюда приходят жители со всего королевства, чтобы помолиться и испросить для себя и близких благословения. Паломники со всего мира тоже посещают эту вотчину Единосущного как раз-таки из-за волшебного фонтана, который привёл вас в наш мир.

Пока он с гордостью и воодушевлением рассказывает о храме, я с интересом, но украдкой, разглядываю убранство в светло-бежевых тонах. Колоны украшены коричневым с позолотой узором. Дневной свет льётся прямо сверху через огромный прозрачный купол, мерцающего золотыми искорками. Довольно просто и бедно в сравнении с храмами в родной стране.

Нигде не видно лавочек и стульев. Прихожане стоят и молча молятся, временами кланяясь в направлении скульптуры. При появлении нашей маленькой процессии слышатся тихие шепотки:

– Смотрите!

– Судья!

– Ещё одна!

Нас замечают, и мы становимся объектом пристального внимания посетителей, многие из которых кланяются нам. Я оборачиваюсь назад.

Под сверлящим взглядом идущего сзади фельтмаршалока моя спина выпрямляется, будто я проглотила аршин. Его высокопревосходительство ускоряет шаг и равняется со мной, а затем и вовсе кладёт руку на спину, вынуждая идти быстрее. Однако мои ноги отказываются идти. Каждый шаг даётся с трудом. В какой-то момент я спотыкаюсь о длинную полу плаща, но сильная мужская ладонь в белой перчатке удерживает меня от падения.

Поворачиваю голову к спутнику, чтобы поблагодарить за помощь, но проглатываю слова под его гневным взором и понимаю, что капюшон слетел с моей головы. Резким движением князь накидывает его мне на голову и надвигает на лицо так, что я ничего не вижу. При попытке сдвинуть капюшон его высокопревосходительство хватает меня за руку и кладёт себе на локоть, ведя, почти таща за собой.

Невоспитанный солдафон!

Не возмущаюсь, но выпрямляюсь ещё сильнее и громко фыркаю.

Верховый жрец проводит нас через храм, и за скульптурой обнаруживается ещё одна дверь, войдя в которую мы оказываемся в коридоре с низким потолком. Создаётся впечатление, что мы перешли в пристройку к храму. Мои мысли подтверждает вид из окна, где я вижу белоснежные стены храма с прозрачным куполом, искрящимся золотыми искрами.

Мы проходим пару коридоров и лестничных пролётов, прежде чем оказываемся в коридоре с рядом дверей по разные стороны.

– Ваша келья, ваше судейшество, – Сава останавливается перед третьей дверью слева. – Располагайтесь и отдыхайте. Ужин вам принесут чуть позже, – сообщает он и уходит.

Я успеваю только раз моргнуть, как жрец уже исчез. К моему нескрываемому удивлению, фельтмаршалок открывает передо мной дверь в комнату. Кивком благодарю его и захожу.

Горячие мужские ладони обжигают щиколотки. От неожиданности я взвизгиваю и подпрыгиваю. В этот момент чужие руки забираются под плащ и поднимаются вверх по ногам. Я пытаюсь развернуться и скинуть наглые конечности, но крепкие объятья не дают этого сделать. Меня ощупывают с ног до головы, каждый сантиметр моего тела. Проворные пальцы исследуют даже интимные места. Тут я не выдерживаю и начинаю брыкаться, покрывая нахала нелитературными словами.

Ещё один миг, и меня освобождают из стального захвата. Я отскакиваю, поворачиваясь к наглецу лицом, и разъярённо шиплю:

– Что вы себе позволяете?

Солдафон невозмутимо пожимает плечами и отвечает сухо:

– Всего лишь досмотр. Меры безопасности, – достаёт из кармана брюк платок и вытирает руки, словно испачкался.

Закончив, его самоуверенное нахальство кладёт платок обратно в тот же карман и одновременно вынимает из другого перчатки.

Именно в этот момент я подлетаю к нему и залепляю ему звонкую пощёчину за оскорбление. Ударила я сильно, аж руку обожгло. А ему хоть бы что! Даже головой не дёрнул.

Он переводит на меня взгляд, полный ярости, и шагает вперёд, нависая надо мной. Будучи среднего роста, я чувствую себя маленькой, хрупкой на его фоне. На мгновение кажется, что сейчас мне прилетит в обратную, но фельтмаршалок медленно, очень медленно моргает, гася пламя бешенства, горевшее в зрачках голубых глаз, после которого остаются угли раздражения.

– Я обеспечиваю безопасность судий, участниц и короля, – медленно произносит его высокопревосходительство. – Если потребуется залезть в потаённые уголки вашей души, Полина Андреевна, я это сделаю. И радуйтесь, что осмотр прошёл за закрытыми дверями, а не прилюдно, – и чеканя шаг выходит из кельи, хлопнув дверью.

Хам!

Оставшись одна, я осматриваюсь в комнате. И первое, за что цепляется глаз, – красное платье, лежащее на кровати. Под ним оказывается нижнее бельё, похожее на то, которое носили у нас в конце позапрошлого века. Я так решила, потому что бывала на выставке, посвящённой истории нижнего белья. Красные кожаные туфли стоят возле кровати.