На небе тучи не желали рассеиваться, однако Леви был им даже благодарен за такую милость. Такие дела лучше делать в темноте. Он специально дождался заката и только тогда пошёл в Шиганшину, никому не говоря о сути своей отлучки. Просто ночной смотр города, прогулка, если так будет удобно. Так как мужчина был одним из старших по званию среди всех работающих ныне в южном округе Марии, и так как внушал полное доверие, проблем с этим не возникло от слова вообще. Выйдя из строительного, жилого городка, возведённого на скорую руку, он испытал облегчение. Там царила своя обстановка, свой рабочий ритм, напоминавший о том, что жизнь продолжается. Трупы уходят в землю, подпитывая траву и прочие растения. А живые остаются, чтобы топтать эту самую траву. Рабочие уже обустроили в кристаллическом заслоне ворота, чтобы начать вытаскивать и убирать бесполезные обломки и всякий сор. Аккерман слышал от старших строителей, что несмотря на то, что есть сохранившиеся дома, нуждающиеся по сути лишь в ремонте, почти всё придётся строить с нуля. Поэтому в самом городе пока активно шла первая очистка — доламывать полуразрушенные дома и расчищать места только начинали. Часть первых недель заняло именно обеспечение подступов лошадям и повозкам, чтобы было быстрее и эффективней. Эта новость успокоила разведчика. который приехал на юг вместе с тремя подчинёнными, едва ли не впал в скрытый, доступный лишь себе ужас при виде вывозимых куч обломков, бывших явно домами. Тот дом, нужный дом, находился в центре города. До него им ещё долго добираться. Однако он же добирался до него без особых помех. Снаряжённый всем необходимым, он легко взбирался по грудам, оставленными рабочими до завтрашнего дня, спускался и продвигался к своей цели по пустынным, мёртвым улицам, оставляя следы наступления своей страны позади себя. Приближался к прошлому. Большую часть останков возле ковчега растащили дикие животные. Оставшиеся уже захоронили, выделив место под будущий монумент, так мужчина вычитал в проектах. Здесь же наслаждаться дармовой падалью могли лишь птицы и крысы. Птицы, свободные от земных оков, и крысы, нуждавшиеся в этой земле. Леви же свободным не был. Какая-то его часть на самом краешке рассудка нашёптывала, что это всё дурость. Мёртвым всё равно, хоть ушат говна вылить. Но всё же его фактически тянуло туда. Туда, где он его оставил. И капитан не пытался противиться этому зову. Неправильным были как раз таки те, другие мысли о том, что это не столь разумно. Он просто обязан это сделать. Собственноручно. Это его бремя, его радость и милосердие, скорбь. Это часть него самого. И он был бы самым последним идиотом в этом мире, если бы отказался от неё. Аккерман уже отпустил. Всего лишь один раз, но этого хватило, чтобы самый важный человек не вернулся. Теперь осталось лишь погребение. За всеми этими терзаниями капитан дошёл до нужного дома. Он никогда не забудет его расположения. Никогда. Найдёт даже тогда, когда старая Шиганшина будет похоронена под новой. Конечно, останется ещё могила, тоже памятное место. Но именно здесь он его и оставил. На какой-то старой запылённой кровати. Накрытого плащом с этими нашивками в виде крыльев. Грубо. Но не было ни времени, ни возможности сделать всё сразу по почестям. Теперь же Леви вновь здесь почти спустя полгода, чтобы совершить последние обряды. Последнее настоящее прощание, но не чтобы вырвать это из души. Или что там ещё бывает у людей. И луна как раз выглянула, озаряя всё своим тусклым серебром. Мужчина выдохнул в ночной воздух облачко пара и зашёл внутрь. В нос сразу же ударил запах тления. Удушливый, сладковатый как перезревшие плоды жимолости. Он поморщился, вспомнив далёкое прошлое. От его матери начинало пахнуть. От Кенни пахло свежей кровью и порохом. Какой смрад лучше? Эти невесёлые мысли о гибели так или иначе родных приближали к неизбежному, а затем внезапно стали затихать, пока и вовсе не ушли из его головы. И всё же, капитан прошёл по коридору, не боясь, что во тьме ударится о стену или что-то ещё. Это не так важно. Важен тот, кто ждал его все эти месяцы. Недвижимый. Мёртвый. В тишине скрипучие, старые высохшие доски визжали под ногами пришедшего, но тот не слышал этого. В голове звенела оглушающая пустота, отзываясь невнятным писком где-то в ушах. Аккерман остановился перед дверью, что плотно закрыл за собой. Осталось лишь зайти внутрь. Он стоял, понимая, что дальнейших моментов для паузы не представится. На второй части действа не стоит медлить. Гость выдохнул и открыл дверь.
Свет луны проникал сквозь пыльное окошко и высвечивал всё необходимое. Всё там осталось как и прежде. Почти всё. Естественная деталь, если не обращать на неё внимание. Эрвин, лежавший спиной на кровати, уже достаточно разложился, чтобы его силуэт под плащом изменился. Осел, усох. Леви прошёл к нему и замер у изножья кровати, вспоминая каким Смит был. Каким всегда останется для него. Оболочка тела не столь важна. Аккерман осторожно поднял лёгкие останки, чувствуя как под пальцами одной руки что-то копошиться. Конечно, насекомые пробрались и сюда, пускай и не в таком количестве как могли бы. Он скривился, но не от отвращения, от чувства вины, что оставил самого важного для себя человека на такое поругание. Что все эти месяцы личинки и чёрт знает, что ещё, ели его плоть.
— Прости, — прошептал капитан, выходя наружу вместе с телом.
Теперь же была возможность совершить все прощальные, уважительные обряды. И теперь Эрвин сможет ещё легче вдохнуть там, где бы не находился сейчас. Мысль о загробном мире и о том, что мертвецы откуда-то могут взирать на живых, не нова. И отчасти помогала держаться хоть каких-то ценностей и опоры в жизни. Никто из легиона разведки не умер напрасно — живущие продолжают их дело, не обесценивая все жертвы. Так и должно быть. Одни ради других. Другие ради одних. Леви уже выбрал место, где хотел захоронить своего командора, несмотря на то, что в генеральном штабе предлагали со всем торжеством и военными почестями похоронить его в Митре, куда каждый мог бы прийти и почтить память героя. Но Аккерман и Зое вежливо отказались из того соображения, что это будет несправедливым по отношению ко всем павшим. Поэтому в проект был введён общий мемориал с высеченными именами всех и каждого, кто погиб в ту битву. Обеспечить могилой каждого не представлялось возможным. А Смит… Пусть отдыхает в стороне, там, куда всегда стремился. За Шиганшиной. Те земли начнут осваиваться через пару недель, хотя бы на предмет постройки постов защиты, а через месяц отправится первая экспедиция туда. На юг. Но пока те земли оставались нетронутыми, так пусть же Эрвин будет неоспоримым первым её покорителем за эти пять лет. Капитан направлялся по безлюдному городу к внешним, запечатанным воротам. Даже использование УПМ на этом последнем пути к новому и финальному месту покоя казалось правильным. Сколько разведчики проводили время, не снимая приводы? Бессчётное количество часов. Пусть будет так. Леви шёл в тишине, прижимая к себе безжизненное тело, иногда позволяя себе скользить взглядом по тому, что осталось от лица под тканью плаща, изрядно пострадавшей от процессов гниения. Не беда, у него был с собой новенький плащ и даже специальные нашивки. Очертания изменились: места носа и глаз провалились или, вероятно, мягкие ткани были съедены насекомыми в первую очередь. Изменилось как-то и линия скул, щёк, губ. Луна беспощадно подсвечивала всё это и не спешила вновь нырнуть за тучи. Аккерман перехватил труп и легонько коснулся лица сквозь ткань рукой. Он снимет её, когда они прибудут на выбранное место. Ещё успеет узреть его в последний раз, прежде чем отпустит тело на покой. И это была подходящая ночь — тихая и в меру тёплая. Никто их не потревожит, здесь находились только они вдвоём, если не считать дозорных на стенах. Но солдаты Гарнизона не помешают ему. Леви было всё равно, что они подумают, когда он поднимется на стену с трупом и спустится по ту сторону. Разве что отойдёт чуть в сторону, чтобы не совершать все обряды на глазах других. Это личное. Да ещё и тучи вроде бы действительно начинали развеиваться. Луна, яркие звёзды, как свет веры в лучшее будущее. Будущее, где Аккерман сумеет исполнить своё обещание и самому «стать свободным». Он сделает это, чего бы оно ему не стоило. Это последний его долг перед Эрвином и всеми остальными. Да, он продолжает «идти» сейчас, поскольку нужен Зое и прочим, но это уже остаточные движения. Какая-то его часть умерла в тот день смерти Эрвина, оставив после себя лишь стеклянный осколок памяти и чувств. Он дошёл до внешней стены и опустил голову, касаясь лбом высохшей, некогда могучей груди. Всё правильно. Он пронесёт на себе ту цену, которую заплатил за его подлинный покой. За то, что так было нужно Эрвину.
