Когда появляется отец, он разносит в щепки каждую вещь, какая только попадется под руку. Он меняется на 180 градусов, превращается из доброго, все разрешающего папочки в монстра, держащего в страхе семью. Ещё и мама виновата. Она не может промолчать и переждать момент буйства, лезет к нему с криками и упрёками. На следующий день папа протрезвеет и не будет таким агрессивным. Сколько раз они дрались, даже не пересчитать! Однажды мать с отцом так сцепились, что он порвал ей кофту и наставил синяков на руках. Света заливалась слезами и пыталась встать между ними, но даже мы, дети, не можем их остановить.

Утром папа приходит в себя, начинает просить у мамы прощения, чинить поломанную мебель. Несколько дней мать дуется, потом прощает. И через месяц всё повторяется снова. Мама говорит, отец так издевается над нами, потому что знает, нам некуда уйти. К бабушке в деревню не поедешь, там нет ни водопровода, ни канализации, а главное, нет работы для мамы. Вот так мы и мучимся много лет…

Несколько раз отец не приходил домой, тогда мама искала его у дружков-пьяниц, приносила на себе практически бесчувственное тело… Мать даже не знает, какая у него зарплата. Мне кажется, он и половину домой не приносит, тратит на выпивку, потому что денег постоянно не хватает, мама берет в долг у соседей и родственников. А в последнее время он стал пить чаще, только протрезвеет, опомнится, сразу новый запой. Неделю назад он не вернулся домой, мать его искала на улице, боялась, что отец замёрзнет. Мы в ту ночь со Светой не спали ни минуты, а на следующее утро пошли в школу. Нина Анатольевна, учительница Светы, звонила нам домой и жаловалась маме на сестру, что та стала плохо учиться, всё время сонная на уроках. А где ей ещё спать, как не в школе, если дома невозможно!

Через день отец всё-таки явился домой пьяный вусмерть. Дома снова начались ор, грохот, шум. Мы со Светой сидели в моей комнате обнявшись, боялись выходить. Мать не выдержала, прибежала к нам и закрыла дверь на щеколду. Отец стучался в дверь, матерился, а я закрывала Свете уши. Он пытался выломать дверь, но, видимо, был такой пьяный, что не смог. На следующее утро папа проснулся, умылся и пошёл на работу. Я даже не представляю, как он работает после таких попоек! И так продолжалось каждый день в течение недели.

Мама сказала, что Новый год мы отмечать не будем, у неё нет ни сил, ни настроения, всё равно отец любой праздник испортит. И вот, когда все наряжали ёлки, украшали квартиры, закупали продукты, у нас не было ни ёлки, ни гирлянд, НИ-ЧЕ-ГО не было! Сегодня утром отец проснулся после вчерашней пьянки и как ни в чём не бывало стал просить у матери прощения, а она с ним не разговаривала. Вечером сходил на рынок и купил ёлку, думал, сердце матери сразу растает, и мы будем, как все нормальные семьи, отмечать Новый год. Света обрадовалась, запрыгала от счастья, но мама запретила нам подходить к ёлке, сказала, что ни она, ни её дочери не будут украшать дом, и праздник отмечать мы тоже не будем. Тогда отец взбесился, бросил ёлку с балкона, хорошо, что внизу никого не оказалось, и начал орать на мать. Света обливалась слезами, я не выдержала и заступилась за маму и сестру.

Не помню точно, что я кричала отцу в лицо. Кажется, говорила о том, как он нас замучил, дома находиться стало невозможно, мы со Светой не можем нормально учиться, и что я его ненавижу. Он весь побледнел и кинул в меня первым предметом, какой попался под руку, это был тапок, но я увернулась и в бешенстве налетела на него с кулаками. Отец в ответ ударил меня по лицу так, что искры из глаз посыпались. Я теперь понимаю значение этого выражения. Действительно, искры и звёздочки летают перед глазами. Затем он начал трясти меня за плечи. До сих пор предплечья жутко болят. Мать подскочила к нам, начала просить отца отпустить меня. А он в ответ выкрикнул, чтобы я убиралась из его дома. Я вырвалась и побежала в коридор, быстро оделась и умчалась на улицу. За дверью слышала слова матери: «Зачем ты выгнал мою дочь из дома!» Но она даже не стала меня догонять.

Я бродила по улице Металлургов, иногда встречала нетрезвых прохожих. Какая-то компания звала меня вместе отметить праздник, но я, естественно, отказалась, потом услышала крики: «Ура», когда проходила мимо одного из чужих домов и поняла, Новый год наступил. Я не знала, куда мне идти дальше. Домой нельзя, на ёлку идти не хотелось, нет настроения, да и зачем лишний раз выслушивать вопросы о том, почему у меня заплаканное лицо, поэтому решила пойти к тебе, надеялась, что ты останешься сегодня дома, – Алина вытерла слезинку, скатившуюся по щеке и застывшую на подбородке. – Вот такую совсем не праздничную историю тебе пришлось выслушать.

Во время монолога Алины сердце Кирилла билось с удвоенной скоростью, он постоянно сжимал и разжимал кулаки, будто готовясь к удару. Мозг отказывался понимать, как здоровый мужик, тем более отец, смог поднять руку на хрупкую девочку, свою дочь. В семье Кирилла были установлены другие порядки. Если родители ссорились, то без взаимных оскорблений, старались делать это так, чтобы не слышал сын. Алкоголь пили только по праздникам, иногда, в редких случаях, в выходной день, отец мог пропустить рюмочку водки или бокал вина, предварительно спросив у жены, можно или нет, и только получив одобрительный ответ супруги, наполнял стакан. Когда Сергей Васильевич был слегка навеселе, он становился добряком. Татьяна Ивановна шутила, что мужа специально подпаивать нужно, чтобы всегда был душкой. А с Кириллом Сергей Васильевич начинал разговоры о жизни, о нынешней молодёжи и о старых добрых временах. Поэтому Кириллу было дико и непонятно то, что творилось в семье Алины.

Он редко сталкивался с её отцом. В основном в гости приходил днём, когда родители Алины работали. Но когда Кирилл видел папу Алины, тот был трезвый и казался покладистым, даже слегка застенчивым человеком. Кирилл не мог представить, что этот мужчина с большими карими глазами, как у Алины, держит в страхе всю семью.

– Мы что-нибудь придумаем, – Кирилл сел рядом с Алиной и начал вытирать ей слёзы.

Алина обняла колени руками и уткнулась в них носом. Кирилл гладил её по волосам, по рукам, спине. Вдруг раздался телефонный звонок, заставший их врасплох.

– Алло, – ответил Кирилл.

– Здравствуй, Кирилл! – он услышал взволнованный голос Тамары Николаевны. – Это мама Алины. Моя дочь сейчас у тебя?

– Да, она у меня.

– С ней всё в порядке?

– Всё нормально, тётя Тамара. Сейчас передам трубку… Алина, это твоя мама, поговори с ней.

– Да, мама, я слушаю, – Алина подошла к телефону. – Домой не хочу идти… Очень хорошо, что он успокоился… Я не боюсь его, просто пока не хочу домой… Буду чуть позже. Пока!

Алина повесила трубку.

– Мать просит меня вернуться, говорит, что отец угомонился, просит у всех прощения, но я не хочу обратно. Она уже позвонила и Олесе, и другим подругам, думала, я у них, потом только вспомнила о тебе… Кирилл, можно ещё немного здесь побуду?

– Конечно! Если хочешь, оставайся до утра. У нас баба Валя переночевать хочет, ей домой далеко ехать, но и тебе место найдется. Можешь на моей кровати лечь, а я на полу.

– Нет, Киря, я всё-таки ночевать дома буду, а сейчас хочу просто с тобой поговорить, душу излить. Все девчонки подружкам плачутся в жилетку, а я тебе, – Алина печально улыбнулась.

– Хорошо, что ты заулыбалась. Хочешь ещё шампанского?

– Давай. Гулять так гулять!

– Теперь я тебя узнаю, Завадская! – сказал Кирилл и подлил Алине игристого вина. – Ты можешь ко мне прийти в любое время дня и ночи, я тебя всегда выслушаю и всегда постараюсь помочь. – Кирилл отпил шампанского из бокала, – Покажи, в каком месте руки болят.

Алина закатала рукава и показала Кириллу предплечья. На них выделялись красные пятна от пальцев, обещающие завтра превратиться в синяки.

– Можно сделать йодовую сетку, – медленно проговорил Кирилл, подавленный неприглядным зрелищем.

– Не надо, Киря. Всё нормально. Сядь со мной рядом, – Алина опустила рукава и взяла бокал. – Лучше давай поговорим. Разговор с тобой действует сильнее йода и любого лекарства. Скажи, почему мы стали сейчас так редко общаться? Почему отдалились друг от друга?