Впрочем, орали они друг на друга не первый раз. К этому шоу привыкли и соседи, и Нина. Она, надо сказать, и не знала другой жизни. Родители собачились чуть ли не с ее рождения. Мать была уверена, что женщина обязана сидеть дома и заниматься детьми и домом, а потому даже не пыталась устроиться на работу или найти подработку. Вот еще, не в том ее роль. Отец не был способен обеспечить на свою небольшую зарплату и себя, и детей, и жену. Вот и собачились постоянно. Почему только не развелись… Угрожать угрожали, но заявление ни разу не подали.

С другой стороны, ни у одного из них не было никакого имущества. Совместно нажитая двушка и старая «лада». Двушку отец получил еще в восьмидесятые, «ладу» купил в конце девяностых. Были тогда несколько удачных месяцев. Но на этом все. Так что разводиться смысла не имело. Ни один из них не желал уходить из квартиры. А машина… На деньги, вырученные от ее продажи, и полгода не проживешь.

Нина вздохнула, вспомнила работодателя, обстановку в его квартире, шикарные машины, стоявшие во дворе многоэтажки. Другая жизнь, далекая и недоступная Нине.

Сердце защемило от горечи и боли. Одни все, другим ничего. Закон джунглей. Мать каждый раз твердила, что Нина должна радоваться той работе, которая у нее есть. Что она еще хорошо устроилась, многие получают меньше. Что с ее внешностью максимум, который ей доступен, за копейки стоять на кассе. Нина молчала. Она всегда молчала в ответ на отповеди матери или поучения отца. Какой смысл говорить? Все равно не услышат.

Устав от ора за стеной, Нина вдела наушники в уши и включила свою любимую рок-группу.

Ненавистный день наконец-то подошел к концу. Долгий, тянущий все жилы из Марка, заставляющий лицемерничать и лгать.

«Милый, тебе нужно чаще появляться на людях». – «Конечно, мама».

Аж два раза. Разбежался.

«Сын, у нас деловой ужин завтра вечером. Ты не забыл?» – «Нет, папа».

Забыл, конечно, забыл. И не желал вспоминать. Как и не желал иметь ничего общего с партнерами отца, скользкими наглыми типами. Отец, мэр, весь бизнес записал на не работавшую мать. Но, конечно, на встречах присутствовала не она. Чаще всего приходилось отдуваться Марку. «Это потому, что они от твоего взгляда хотят сразу сбежать в налоговую», – съязвил как-то Андрей.

Марк тогда только плечами пожал. Он не любил людей и не стеснялся им говорить об этом. Не всем и не всегда, конечно, но все же.

После ухода родителей Марк сгрузил посуду в посудомойку, включил ее. Завтра придет уборщица, разгрузит. Марк вспомнил девчонку, убиравшую у него уже не первую неделю. Тихая забитая толстушка со следами от прыщей на лице. Всегда взъерошенная, как воробей после дождя. Марк мог побиться об заклад, что она считала каждую копейку и экономила на всем, включая еду, слишком потрепанной и изношенной выглядела ее одежда. Девчонка полностью устраивала молчаливого Марка. Она хорошо делала свою работу, не лезла к нему с разговорами и старалась быть как можно более незаметной. То, что надо.

Марк вышел из кухни, прошел в кабинет, включил ноут. Надо бы заварить себе кофе, работать предстоит еще долго. Но была неохота возвращаться. В конце концов, что он, пару часов не выдержит без искусственной стимуляции мозга?

С этой мыслью Марк открыл присланный на его мейл документ. Завтрашняя деловая встреча. Надо хотя бы немного быть в курсе. Отец, конечно, как обычно возьмет разговор в свои руки. Но Марку не нравилось чувствовать себя китайским болванчиком, только и умевшим, что дергать головой.

Марк нашел в одной из папок ноута «Битлз», включил рэндомно записи и погрузился в присланный документ. Отчеты, отчеты.

We all live in a yellow submarine

Yellow submarine, yellow submarine

We all live in a yellow submarine

Yellow submarine, yellow submarine,

– звучало в динамиках.

Мы все живем в желтой подводной лодке,

Желтой подводной лодке, желтой подводной лодке.

Мы все живем в желтой подводной лодке,

Желтой подводной лодке, желтой подводной лодке,

– переводил для себя мысленно Марк.

Работа спорилась, и все же через час Марк поднялся и решительно отправился на кухню. Как он ни храбрился, а кофе был просто необходим. Глаза слипались, чтоб их. Видно, сказалось напряжение этого дурацкого дня и никому не нужного праздника. Следовало взбодриться, прямо сейчас, иначе Марка вырубит прямо на клаве ноута.

– Молчи, не надо слов, пусть в этот вечер за нас с тобою чувства говорят1, – лилось из наушников.

Нина слушала композицию снова и снова. Она давно выучила наизусть слова, но каждый раз, словно впервые, внимательно вслушивалась в каждый куплет.

За стеной в кои-то веки было тихо. У матери болела голова, отец еще не пришел с работы. Нина подозревала, что он нарочно задерживается там буквально каждый день. Конечно, кому ж захочется выслушивать надуманные попреки.

Нина вздохнула. Работодатель, наверное, уже распрощался с родителями. Он вообще нелюдимый, как только терпит родню.

Мысль о нем вызвала горькую улыбку на губах и заставила внутренности скрутиться в тугой жгут то ли от обиды на судьбу, то ли от боли. Впрочем, какая боль, откуда ей взяться у поломойки? Нине уж точно никто ничего не обещал.

Жгут скрутился еще сильней. Нина поморщилась. Так и до гастрита, а потом и язвы недалеко. Психосоматика, чтоб ее. Если бы Нина обладала хоть часть красоты Наташки… Если бы…

Нина глубоко вдохнула и выпустила воздух через крепко сжатые зубы. Раз, другой, третий… на пятый жгут начала потихоньку разматываться.

После пятнадцатого исчез полностью. Нина вытащила из ушей наушники. Пора спать. Она ж не хочет опоздать завтра… Вряд ли ей кто-то что-то выскажет, но Нина терпеть не могла опаздывать.

Потянувшись, она щелкнула кнопкой ночника, небольшой красной лампы, и комната погрузилась в полную темноту. Даже фонарь на улице не горел. Не в их районе. Здесь с наступлением темноты по улицам ходили только самые бесстрашные. Ну, или те, которым было нечего терять.

Нина относилась к последним. И правда, ну кто на нее позарится, ни разу не симпатичную толстуху?

«Угу, вот только перед сном и не хватало переживать из-за собственной внешности», – мысленно одернула сама себя Нина. Видимо, чтобы ночью снова пришли кошмары. Ну, или чтобы заснуть с рыданиями и проснуться с опухшим лицом. Выбор, блин, свободный.

Нина ворочалась с боку на бок, кровать поскрипывала под ее весом. В этом году уже не получится, а вот в следующем надо бы поменять эту развалюху. По идее, сэкономленных денег как раз должно хватить.

С такими мыслями Нина наконец-то уснула.

За ночь снег внезапно растаял, коварная температура поднялась выше нуля, и на дорогах образовались лужи глубиной с моря и океаны. Город, как обычно, не был готов к такому повороту событий, а потому те, кто не успел потонуть в лужах, разбивали свои машины в ДТП и создавали пробки, часами ожидая полицию.

Марк сегодня передвигался на такси. Так уж точно быстрее. Да и спокойнее. Не нужно каждую секунду ожидать подвоха от очередного умника, вспомнившего, что пропустил нужный поворот.

Так что Марк приехал на работу, опоздав всего на десять минут. Небывалое дело для него, ценившего пунктуальность, но рекорд по сравнению с остальными сотрудниками, добравшимися на рабочее место через час, два, а то и три.

Отец и брат были в числе таких опоздавших. Из-за них привычную планерку пришлось перенести. Но Марка от разговора с родителем этот факт не избавил.

– Какая проверка? Какая сопровождающая?! – нервно передернул плечами Марк. – Папа, что за цирк?! Кого я там буду проверять?

– Не кого, а что, – спокойно ответил отец. В отличие от Марка, одетого в джинсы и свитер крупной вязки, он сидел как обычно в костюме-тройке. Ну как же, он же мэр, ему необходимо держать лицо! – Честность наших деловых партнеров.