Из бледно-голубых глаз альфы мигом ушло всякое напряжение.
— …И теперь рассматриваешь своё отражение в попытках понять, не появились ли у тебя щёки после первого же нарушения диеты? — Таканори рассмеялся. — Не беспокойся, это так не работает. От нескольких кусков пиццы за раз не растолстеешь.
— Я знаю, просто мне кажется, что у меня желудок с непривычки начинает болеть, — Койю вполне искренне высказал свои ощущения и слегка поморщился.
— Ну ещё бы, — Таканори покачал головой. — Ты почти ничего не ешь, естественно, что на нормальную еду у тебя желудок бунтовать начинает. Вернее, я бы не сказал, что фастфуд можно нормальной едой называть, но всё же.
Койю тяжело вздохнул и замолк, решив не продолжать тему. Споры на неё всё равно никогда ни к чему дельному их не приводили.
Таканори поцеловал его в висок и потянулся к карману пиджака, выуживая оттуда небольшую чёрную коробочку.
— Ну хватит дуться, я же тебе только добра хочу. Лучше посмотри, что я тебе привёз.
Положив кейс на стол, он потянул вверх обитую бархатом крышку, и Койю едва не вскрикнул. На подушечке лежало украшение — довольно широкий чокер в виде какого-то причудливого узора, выложенного мелкими прозрачными камушками. Бриллианты буквально завораживали своим блеском, множество крохотных граней отражали приглушённый свет, разноцветные лучики переливались, казалось, что в полутёмной спальне сияет солнце.
— О боже… — Койю побледнел и прикусил губу. — Така, ты с ума сошёл? По какому поводу такие подарки? Вроде до годовщины ещё несколько месяцев, и день рождения у меня не сегодня…
— Да без повода, солнце, просто так.
Таканори быстро вытащил украшение из коробочки, ловко защёлкнул застёжку на шее супруга и отстранился, любуясь.
— Смотри, как раз твой шрам закрывает. Нравится?
— Да, нравится… — Койю осторожно приложил ладонь к горлу, дотрагиваясь до чокера, и мельком глянул на своё отражение в зеркале. И вправду, шрам ловко скрылся за верхней полоской мелких камушков. — Очень красивый…
— …И уникальный, кстати сказать. Насколько я помню, я эскиз к нему сам рисовал, — Таканори слегка нахмурился. — Если это тот чокер, о котором я думаю…
— О чём ты? — вздрогнул Койю и посмотрел на альфу.
Таканори помолчал секунду, словно собираясь с духом, потом как-то неохотно ответил:
— Понимаешь, я его нашёл у себя в столе в офисе. Полез за кое-какими бумагами в запертый ящик, вытащил папку, смотрю — лежит. Не знаю даже, сколько эта коробка там провалялась… И что-то мне сдаётся, что этот чокер я вёз тебе, когда… — он запнулся и прикусил губу. — …Когда авария случилась.
В лице Койю не дрогнул ни один мускул. Койю медленно опустил ресницы и вновь приложил к шее ладонь.
— …Перед отъездом в ту командировку я пообещал подарить его тебе, если ты согласишься на время переехать в загородный дом, — продолжил Таканори. — Даже нарисовал эскиз и заказал украшение у ювелира.
Койю наморщил лоб.
— Что-то припоминаю. Кажется, мы с тобой вместе куда-то ездили перед этой командировкой.
— Да, это тоже была рабочая поездка, но ты увязался за мной, а я не смог тебе отказать. А как только мы вернулись, буквально в тот же вечер, я и улетел в эту командировку, — Таканори улыбнулся, но улыбка тут же пропала с его лица, сменившись расстройством. — Кто же тогда только мог знать, что этим всё закончится…
— Господи… — Койю на секунду закатил глаза, повернулся и обнял его, утыкаясь носом в плечо. — У тебя есть очень скверная привычка — всегда во всём винить себя, даже в том, к чему ты вообще отношения не имеешь.
— Но ведь…
— Така, я сам виноват. Я и только я. Мне следовало включить голову, подумать о своём положении и о ребёнке, вспомнить, что погода мерзкая и что моя машина не совсем исправна, совместить всё это, остаться дома и спокойно дождаться твоего приезда, — Койю прикрыл глаза. — А я наплевал на всё, полетел в аэропорт и получил за дело. И мне самого себя абсолютно не жалко за это. Жаль только… — на длинных ресницах тут же заблестела влага, горло словно сдавило тугим ремнём. — Жаль только малыша, который погиб из-за моей глупости… Вот этого я себе точно не прощу никогда.
Сдавленно всхлипнув, Койю сильнее прижался к супругу.
— Всё, всё, солнце, — Таканори торопливо чмокнул его в кончик носа и слегка отстранился, заглядывая в лицо. Жёлтые глаза влажно поблёскивали, и Койю слегка шмыгал носом. — Давай не будем об этом.
Он осторожно тронул пальцем скулу омеги, смахивая слезинку.
— В общем, про чокер я просто забыл на все эти годы, и он мирно лежал в столе, — решив вернуть разговор в прежнее русло, Таканори поморщился и потёр лоб. — Не знаю, правда, кто его туда запихнул и зачем. Точно не я, мне не до него было.
— Может, Кензо? — предположил Койю, уже слегка успокоившийся. — Увидел, что ты в шоке, а потом испугался, что ты очухаешься, вспомнишь про чокер и припрёшь телохранителя к стенке, вот и решил спрятать его на всякий случай?
— Наверное, ты прав. Но почему именно в столе у меня в офисе? Он мог бы коробочку в квартире где-нибудь положить… Впрочем, это уже неважно, — Таканори устало мотнул головой. — А ты, кстати, к бриллиантам как-то заметно охладел с того же самого времени.
— Почему охладел? — изумился Койю, слегка повернул голову и отодвинул в сторону длинные пряди волос, демонстрируя ухо, в которое было вдето сразу четыре серёжки, поблёскивавшие мелкими белыми камушками. — Я их ношу, с удовольствием.
— Но не с таким, как раньше, Койю. Раньше ты вообще с ума по всему блестящему и сверкающему сходил, — Таканори натянуто улыбнулся. — Насколько я помню, у тебя было по несколько разных комплектов украшений к каждой рубашке, и серьги, и кольца, и подвески, и браслеты, и ты их менял по сто раз на дню. А сейчас ты больше двух колец и одного браслета или часов на себя и не нацепляешь никогда. И чокеры носишь только из-за шрама.
— Я просто не вижу в этом смысла, — слегка скучающе протянул Койю. — От колец у меня пальцы к вечеру болят, браслеты мешают, когда их много… Да и вообще, всякие раритетные вещи надо надевать на какие-нибудь выходы в свет, с соответствующим костюмом и причёской, а в обыденное время обвешиваться, как ёлка рождественская — дурновкусие. И неважно при этом, бижутерией ли дешёвой ты обвешаешься или бриллиантами, — он приподнял руку, слегка поправляя волосы. — Раньше я этого не понимал. Маленький был, глупый, не знал, что такое настоящая элегантность. Но это не значит, что украшения мне не нравятся. Я люблю их рассматривать, примерять, думать, к какому костюму какое сочетание лучше подойдёт. Так что ничего я не охладел к бриллиантам, ты что-то путаешь.
Койю опять повернул голову к зеркалу и слегка прищурился.
— А чокер и вправду очень красивый… И не сильно в глаза бросается, я могу его и днём носить… Спасибо.
— Пожалуйста, солнце. Только вот лучше забудь, при каких обстоятельствах я его купил, ладно? — попросил Таканори. — Пусть он тебя радует, а не вызывает неприятные воспоминания.
— А он их и не вызовет, — Койю улыбнулся. — Он ведь не на мне был в момент аварии.
***
До этого солнечного утра Койю ни разу не бывал в офисе супруга и имел лишь относительные понятия о том, где находится головное здание «Сиджик» — благо, высоченное стеклянное строение с синеватой неоновой вывеской было видно, казалось, почти с любой городской улицы, даже с самых окраин. Объяснение тому, что Койю никогда там не был, находилось очень просто — Таканори предпочитал не смешивать работу и личную жизнь; когда-то давно, ещё до свадьбы, Койю спросил у альфы, почему тот почти не говорит о своих делах и не хочет показывать жениху детище, которым так гордится, на что Таканори поцеловал его в лоб и ласково сказал: «Солнце, ну зачем тебе это? У меня самый обычный офис, ничего необычного и интересного там нет. Занимайся своими делами, а мои оставь мне, ладно?» Койю тогда понял намёк и больше к нему с такими вопросами не приставал. В конце концов, у него тогда и впрямь было полно своих забот, не хотелось забивать голову лишним. И Койю по жизни придерживался принципа, что если человек не хочет разговаривать о чём-то, то нечего его тиранить.