– Зараза! – кипящее масло брызнуло на пальцы, обжигая кожу, и я разревелась от обиды.

Ну почему мне так не везет? Я же старалась!

Всхлипнув, я закинула сковороду с испорченным ужином в раковину. Гордость призывала не реагировать на провал – я ведь раньше никогда не готовила – но самобичевание не признавало отговорок. Я не справилась. Даже в таком элементарном деле!

Придется задействовать план «Б» – попросить Джеки вызвать доставку из ближайшего стейк-хауса. Она не откажет, и у меня все-таки появится возможность пустить Блейку пыль в глаза, продемонстрировав внезапно открывшиеся кулинарные способности.

Воспрянув духом, я потянулась к смартфону, но недовольный голос за спиной похоронил надежды.

– Решила спалить квартиру? – с нескрываемой гримасой раздражения Блейк надвигался на меня от входа.

– Конечно! – взвилась я. – Я ведь ради этого и просыпаюсь по утрам – чтобы усложнить тебе жизнь!

– Хорошо, что в этом ты не преуспела. Как и в остальном, – Блейк красноречиво мотнул головой в сторону разбросанных по столешнице очистков.

– Хочешь услышать, что я – неудачница? – сжав кулаки, я шагнула навстречу. – Ни ужин приготовить, ни работу найти…

– Уверен, те парни с порнхаб с радостью трудоустроили бы тебя во всех позах, – прицельный удар сарказма отправил мое самоуважение в нокдаун.

– Они хотя бы не пытались строить из себя тех, кем не являлись, в отличие от тебя! – подскочив ближе, я ткнула его пальцем в солнечное сплетение. – Ты только называешься опекуном, но вместо защиты третируешь и унижаешь!

– Ты забываешься, – в карих глазах появился опасный блеск – Блейка распирало от ярости.

Осознав, как опасна провокация, я попыталась ретироваться, но настойчивая рука с силой стиснула запястье.

– Не так быстро, кукла, – он развернул меня к себе. – Кажется, ты не услышала меня в прошлый раз. Или решила, что я шучу?

– Отпусти, – отбиваясь, прошипела я.

– Или, быть может, ты просто соскучилась Святому Иуде?[19]

– Пожалуйста, Блейк, – в панике у меня задрожали колени. – Только не рехаб…

– Я слишком долго был снисходительным, – не отрывая взгляда, он навис надо мной. – Но ты не воспринимаешь нормального отношения.

– Не надо… – тряслась я.

В окружении тех проклятых белых стен я сойду с ума!

– Игры закончились, кукла, – тонкие губы растянулись в хищной улыбке. – Пора тебе научиться отвечать за свои поступки.

Забытый страх поднялся по позвоночнику и забился в горло липким холодным комом.

Нет… Нет! Я не хочу снова окунаться в этот мир фальшивых улыбок!

Выдерживать снисходительные взгляды.

«Долорес, как вы себя чувствуете?»

Улыбаться в ответ на мнимый интерес.

«Вы приняли все препараты?»

Глотать таблетки вместе с шаблонными фразами, за которыми ничего нет. Ни сострадания, ни поддержки.

«Вы можете мне довериться».

И слушать лживые обещания.

«Не отчаивайтесь, вы близки к успеху».

В нахлынувшем удушье я жадным глотком втянула в себя воздух, но ужас не отпускал. От головокружения перед глазами плыло, на лбу проступила испарина, кончики пальцев словно сунули в коктейль с дробленым льдом. Паника поглощала сознание, в котором в истерике билась единственная связная мысль:

– Я никому не нужна…

Психоаналитики в реабилитационном центре в один голос твердили, что преодоление страха начинается с признания. Лучше бы подтерлись своими дипломами, потому что гребаное правило не работало. Ни тогда, ни сейчас.

Все началось, когда мама подписала документы на развод и напилась так, что не узнала меня и вытолкала за дверь. Отец не сразу взял трубку, а выслушав, сказал, что я приукрашиваю, и не приехал. Так и не переварив, что обоим нет до меня дела, я убежала ночевать к Джеки, где изрядно закинулась «ксанаксом»[20] из аптечки миссис Мэррит.

Кто же знал, что волшебная белая таблетка не только окрыляет, но и вызывает зависимость?

После очередной телефонной ссоры родителей я намеренно увеличила дозу, надеясь, что приятная отрешенность заглушит осознание краха… и очнулась в палате интенсивной терапии госпиталя Ленокс Хилл,[21] куда меня привезла скорая. Прямо оттуда пришлось ехать в аэропорт – решив, что я хотела покончить с собой, отец отправил меня на принудительный курс лечения, но даже в окружении специалистов я оказалась никому не нужна.

– Не нужна… – на грани обморока я еле ворочала языком.

От слабости в ногах меня качнуло, но Блейк не дал осесть на пол.

– Долорес, дыши, – прорычал он, обхватив мое лицо ладонями. – Черт! Нет, не закрывай глаза!

Я с трудом приподняла веки.

– Смотри на меня, – в его голосе звучали незнакомые нотки. Неужели это… испуг? – Сделай вдох. Ну же!

Он показал пример, шумно втянув воздух. Я повторила, не вдумываясь – на рефлексах – и неожиданно стало легче.

– Еще раз. И выдох длиннее, чем вдох.

Наполняющий легкие кислород медленно вытеснял тревогу.

– Я… не умру? – хрипло выдавила я.

Сердце постепенно выравнивало ритм.

– От панической атаки не умирают, – криво ухмыльнулся Блейк. – А вот расшатать нервную систему…

Не закончив фразу, он придержал меня за талию. Вторая рука неловко скользнула по шее, вызвав новый приступ дрожи, но уже не от страха. Я инстинктивно прижалась к нему, стиснув в кулаке ворот рубашки – слабого всегда тянет к сильному.

– Так передозировка была не из-за попытки суицида? – его губы почти коснулись уха.

Вместо ответа я тихонько всхлипнула. Жестокая ирония судьбы – мне не поверили врачи, а Блейк догадался сам. Тот, кто меня ненавидел, оказался проницательнее «спасителей».

– Долорес? – он все еще ждал реакции.

– Я просто хотела, чтобы эти двое заткнулись… – прошептала я ему в ключицу. – Господи, как же они орали друг на друга! Мама специально поставила звонок на громкую связь, чтобы я слышала…

Тело снова колотило как в ознобе – от воспоминаний и от бессилия. Я боялась, что если Блейк меня отпустит, я упаду как сломанная кукла, но он не ослаблял хватки. Рядом с ним ощущение опасности притуплялось.

– Идти сможешь? – чуть отклонившись назад, Блейк вгляделся в мое лицо.

Я напряглась:

– Куда?

Он же… не отправит меня в рехаб? После всего, что я рассказала!

– В спальню, разумеется, – ответ прозвучал двусмысленно. Блейк отвел глаза и пояснил: – Тебе надо отлежаться.

– Наверное… – я нехотя отстранилась.

Выпутываться из крепких и теплых объятий было зябко, как скинуть куртку на морозном склоне Аспена.[22] Если бы могла, я бы прижалась к Блейку еще сильнее.

Приняв заторможенность за последствия приступа, он подхватил меня на руки. Охнув от неожиданности, я вцепилась в его плечи и, уловив обволакивающий флер амбры, невольно зажмурилась.

Как один лишь запах мог вызывать томление в груди? Поднимать крошечные волоски на коже? Сбивать дыхание и заставлять сердце с удвоенной скоростью перекачивать кровь?

Почему я испытывала бурю эмоций в присутствии Блейка? Он ведь… презирал меня.

В качестве встречного аргумента память услужливо подсунула наш поцелуй в ванной – жаркий, требовательный и ненасытный. Нельзя целовать так страстно, и ничего при этом не испытывать!

Раздираемая сомнениями, я уперлась лбом в обтянутое пиджаком плечо, и оно заметно напряглось.

Что это было? Брезгливость? Неприязнь? Или моя близость все же вызывала ответное влечение?

Додумать я не успела. Быстрым шагом преодолев гостиную, Блейк занес меня в спальню и бережно уложил на кровать.

– Не уходи, – шепотом попросила я, стиснув его запястье, когда он подоткнул одеяло и выпрямился. – Просто побудь рядом, пока я усну… Пожалуйста!

Блейк освободил руку и с сомнением в глазах опустился на край матраса.