Затем начались вопросы. В духе тех, что задавал Шрам, только на сей раз я отвечал проще.

Не помню. Нет. Не знаю. Голова болела. Не помню. Нет, мне просто чудилось, что меня преследуют. Искал? Нет, ничего не искал. Случайно забрел. Где живу… сам не помню. Ничего не помню.

– Всё ясно, – радостно подытожил Евгенич. – Похоже на вторую стадию шизофрении. Либо приход был сильный.

– Так он гнал нам чи нет? – не выдержал Генка. Его показушное чавканье жмачки меня уже изрядно бесило.

– Вам ли не знать. Но в момент рассказа сам мог в него верить, – заумным тоном проговорил Евгенич, затем обратился ко мне: – К нам случайно заглянул, значит?

– Ну да, – ответил я. – Говорил же: через соседнее здание по коридору прошёл. Там открыто было.

– Гонит? – спросил нетерпеливо Генка.

Евгенич помолчал, и было видно, что он немного напряжён.

– Нет, – в итоге ответил менталист, но как-то неуверенно.

– Ну и замечательно, – подытожил Шрам. Встал из-за стола, прихватив фитнес-браслет. – Запрягайте.

– Так он обсос же полный, – засомневался Генка. – Недолго протянет.

– Посмотрим. Не протянет – на кирпичный отправим. Или «болванкой» будем возить. А пока пусть тут привыкает, лишние руки сейчас не помешают. Да и вдруг в ближайшие дни что вскроется – лучше его поближе держать.

Шрам и Евгенич ушли, переключаясь в разговоре на другую тему.

– Добро пожаловать в новую жизнь! – осклабился Генка.

– Кроссовки тоже снимай. Вот эти наденешь.

Дряхлые сандалии и серая майка – вот моя новая одежда. Джинсы, так уж и быть, разрешили оставить: никто в таких ходить не захочет.

Генка с напарником обозначили достаточно ясно: меня отсюда (откуда конкретно, кстати, я так и не знал) никуда не выпускают, а если я не буду делать то, что говорят, то снова отправлюсь в отключку. В отключку я бы предпочел отправить самого Генку и всех остальных, но для этого надо сперва разобраться в происходящем.

– Ассоль, принимай новенького!

На выходе из комнаты меня ждала девушка примерно моего возраста – может, старше самую малость. А может, и младше – странная милитари-рубашка, застегнутая на все пуговицы, и не менее странная светло-зелёная фуражка придавали ей статности и строгости. Взгляд у неё был цепкий. В руках она держала телескопическую дубинку, конец которой искрил миниатюрными молниями.

Да, интересная штуковина. И это я не только про оружие…

– За мной, – сказала она максимально холодно и отстранённо.

В другой руке у девчонки был плеер. Из наушников, спущенных на шею, доносилась музыка. Мотив показался мне отдалённо знакомым, но громкости не хватало…

– Что слушаешь? – спросил я.

Ответа не последовало. Зато вопросы продолжали копиться…

Первое, что я понял: мы находимся уже не там, куда я вбежал, когда спасался от людей в пальто. Это было огромное подвальное помещение, тянувшееся на десятки, а то и сотни метров. Стены упирались в широченные своды, сам тоннель был поделён на отдельные «комнаты» – закутки от основного коридора, в котором, кстати, могли легко разъехаться два автомобиля.

В первых комнатах заметил высокие столы, станки, какие-то инструменты. Над столами – широчайшие вытяжки, трубы которых уходили высоко вверх. На полу стояло несколько пустых тачек. Похоже на производственный цех. Подобные же комнаты-цеха так и тянулись вдоль всего тоннеля.

Людей я заметил не сразу, настолько тихо они себя вели. По левую руку время от времени встречались мужчины, занимавшиеся какой-то ручной работой, – возможно, что-то просеивали и сортировали. А вот комнаты, располагавшиеся справа, походили уже на полноценные лаборатории. Там орудовали женщины, одетые в полиэтиленовые халаты, – настолько прозрачные, что без труда можно разглядеть нижнее бельё.

Освещение было приглушённым – после яркой комнатушки я не сразу к нему привык, к тому же наблюдал за идущей впереди меня девушкой. Что за ерунда происходит? Генка вырубил меня ненадолго – иначе они бы не стали дожидаться моего пробуждения, а связали бы и ушли. Значит, меня перетащили в подвал того здания, в которое я забежал, – или куда-то рядом.

После рабочих отсеков начались жилые зоны, и тут до меня стало доходить. Подозрения возникали и раньше, но я с трудом понимал, зачем этим бандитам сдался кто-то вроде меня. Теперь понял окончательно.

Рабство. Людей здесь было много – в комнатах находились двух- и трёхъярусные полки-кровати, подобные тем, что бывают в поездах. Они вырастали прямо из стен – просто куски бетона. Мне это напомнило игру «Скайрим», где в подземельях так спали драугры. И в общем-то здешние обитатели не сильно от тех драугров и отличались. Рваные дряхлые одеяния, заросшие измученные лица. Каждый отсек перекрывался забором-решёткой, но посередине двери были везде открыты.

– Слушай сюда, новенький, – сказала Ассоль. Я поравнялся с ней. – Теперь это твой дом. Наш дом.

Она говорила это без злобы и отвращения ко мне, скорее даже с грустью. Или мне показалось?

– Отличный у нас с тобой дом, – саркастично ответил я. – По имени «рабство».

– Рабство – на кирпичном заводе за городом, – повысила она голос. – А это – возможность. Для всех, кто потерялся в жизни, кто был на грани того, чтобы умереть.

– Ты сама-то в эту чушь веришь?

– Будешь хорошо работать – сможешь чувствовать радость жизни, – продолжала она, проигнорировав мой вопрос. – Ослушаешься приказов – будешь долго жалеть. – Телескопическая дубинка в её руке усиленно вспыхнула током. – Виды работ сменяются. Одни работают днём, другие ночью. Слово смотрящего – закон.

– Ты смотрящая? – спросил я.

– Сегодня – Генка. Завтра – я. Потом опять Генка.

– Потом опять ты.

– Необязательно, – возразила она. – Твоё место – тут.

В камере было… нет, термин «камера» здесь не совсем корректный, ведь даже не заперто. В общем, в отсеке находилось человек десять. Одни лежали, другие сидели на нижних койках или у дальней стены. При нашем появлении они не шелохнулись – очевидно, слышали шаги издали.

Всю дорогу я не просто рассматривал обстановку – прикидывал варианты побега. Не понимаю, как такие здоровенные «катакомбы» упрятали в центре Петербурга. Факт в том, что сами по себе они полностью изолированы от улицы. Ни доступных для залаза вентиляций, ни каких-либо намёков на коммуникации с остальным миром. Ну, кроме разве что условного входа: там, где меня допрашивали, было ещё несколько дверей. По логике, другой конец тоннеля тоже должен сообщаться с внешним миром: подобное могли возвести для складов – а значит, с расчётом подъезда транспорта. Хотя когда это строилось-то? Уж не вместе ли с самими домами? А это могло быть и сто, и более лет назад.

Рвануть дальше прямо сейчас? Девчонка едва ли меня догонит. Может, конечно, второй конец тоннеля замурован или охраняется, и всё же…

Сделал вид, что шагаю в отсек, и тут же побежал в сторону. Секунда, две, три – скорость только набираю. И вдруг – падаю. Тело сковывает парализующей болью. При падении ободрал щеку: не смог выставить вперёд руки.

– Глупенький, – грустно вздыхает Ассоль, медленно приближаясь, и вместе с ней нарастает потрескивание электрического телескопа, который только что показал свою мощь. Выходит, она им на расстоянии выстрелила? – Вставай. Не бережёшь ты себя. Только зря силы расходуешь, а они тебе пригодятся. Нарвёшься на Генку вместо меня – ходить потом не сможешь. Оно тебе надо?

– Мне надо только одно. Выбраться отсюда, – прошипел я. Руки и ноги повиновались с трудом, всё тело пульсировало болью.

Ассоль наклонилась, с силой дёрнула меня за пояс джинсов, потянула вверх, помогая встать. Её голова оказалась рядом с моей.

– Тогда делай это не так тупо, – прошептала она сквозь зубы.

Сказанное можно было расценить и как злобу, и как намёк. Впрочем, какой тут намёк, если минутой ранее она долбанула по мне электричеством?! Сказал бы я, что сделал бы при случае с её палочкой, но решил не нарываться на новые проблемы.