– Захоронение оградите лентами. А ящик сюда вытаскивайте!

Профессор был уже немолод, лезть в развороченную ладью, пока не убрали грозящие обвалиться боковые бревна, желания не было. А любопытство – не хуже Гошкиного! Тот вон уже залез, к мечу ручонки тянет, не обращая внимания на грозно глядящую Элину Романовну.

Двое работяг схватились за ящик, рассчитывая поднять его разом, но ничего не вышло. Словно за каменный пьедестал взялись, даже с места не стронули.

– Тяжелый он чегой-та, начальник! – вякнул Толик. Весь в наколках, он был самым живописным рабочим из всей бригады. И самым опасным, кстати: если удастся найти золото, за Толиком глаз да глаз. Не первая экспедиция у профессора и даже не десятая, насмотрелся он на таких деятелей. Сопрет ночью – и ходу.

Шестерым рабочим вытащить ящик тоже не удалось. Сдвинуть сдвинули, но не более.

– Володь, ковшом подцепишь? Аккуратно только.

Экскаваторщик кивнул, выглянув из кабины. Длинная стрела согнулась, повернула в сторону и начала распрямляться, жадно зачерпнув ящик вместе с грунтом. Словно съела. Но нет – вот еще поворот, пыхтение дизеля, потом добыча опустилась почти к ногам профессора внизу, на ровной площадке перед раскопом, утоптанной десятками ног.

На скелет все пока плюнули: чего там в нем интересного, мужик и мужик. Меч бы еще кого заинтересовал, да только от него остались одни воспоминания, ржавый шампур, не больше. А вот ящик притягивал внимание.

– Золотишко? – жадно спросил Толик. – Чисто просто интерес.

Вся бригада собралась вокруг найденного, пока профессор, не доверяя кому-то еще такую важную процедуру, довольно умело орудовал гвоздодером. Рыхлые старые доски отлетали одна за другой, обнажая совершенно неожиданное содержимое: параллелепипед из почерневшего, неровного, местами обколотого, но несомненного цемента.

– Не бжи, Толян! Тебе не достанется, – хохотнул Григорий. – Экспедиция государственная, вот в музей куда и уедет.

– А я че? Я ниче.

– Ну вот и сиди. А сопрешь чего – я тебя ментам первый сдам. Мы за два месяца здесь заработали больше, чем за три года каждый. Понимать надо.

Цемент пришлось разбивать молотками. Была у профессора мысль отвезти в институт как есть, но ушла под напором одного простого аргумента: везти-то не на чем. Самосвал гнать до Ленинграда… тьфу ты, Санкт-Петербурга теперь – разоришься, вертолет заказывать как раньше – это и думать не смей. Никакой Фонд такую самодеятельность не оплатит.

Все вокруг было в осколках, один кусок упал в лужу и теперь расплывался в ней белесой мутью, но постепенно верх рукотворного камня они вскрыли.

Иван Сергеевич заглянул в образовавшийся провал и оторопел. На него смотрело его отражение. Зеркало внутри? Что это за чушь.

Следующий удар молотка обнажил больше содержимого. Гм…

– Гошка, ну-ка в сторону. Метра на четыре. И вы, мужики, отойдите.

Это была ртуть. Про такие методы профессор, несмотря на многолетний опыт, только читал, ни разу сам не видел. А теперь вот довелось и посмотреть на изобретение Бэкона: это он, кажется, придумал метод сохранения рукописей в гидраргируме. Доступа воздуха нет, тысячи лет пролежит, главное, упаковать надежно. Тогда понятно и зачем цемент вокруг.

Курган грозил потянуть на нобелевку.

– Это ртуть, товарищи! – громко сказал Иван Сергеевич. – Она ядовитая. Все в сторону, думать будем.

– Не золото? Ну и хрен с ней, – сплюнул Толик, сунул в рот чинарик и, хлопая по карманам в поисках спичек, побрел к брошенной лопате. Остальная бригада потянулась за ним: понятно, что «думать» относится совершенно не к ним, у профессора голова большая – вот пусть и мыслит; их дело копать. Ну, или пива дернуть пора, работа на сегодня, похоже, закончена.

– Там внутри что-то хранится? – тихо спросила Элина, закончив делать фотосъемку ящика. Каждый этап раскопок фиксировался, а как же: Фонд часть денег специально на этот «кэнон» и хорошую пленку выделил. Хотели даже видеокамеру дать, но от нее решительно отказался сам профессор: по нынешним временам за такое и печень отбить могут, дорогая штука. Вон тот же Толик и стащил бы первым, если дать возможность.

– Верно рассуждаете, товарищ будущий кандидат наук… Вполне себе верно. Но вот знаете, Элина Романовна, никак не ожидал в этих краях подобное встретить. У нас есть что-то типа черпака, но на длинной ручке?

– Пап! – влез Гошка. – Оттуда достать что-то надо? Давай я электрический щуп сделаю, я умею. А запитаем от прикуривателя в дядигришином грузовике!

Увлечение сына радиотехникой и прочими техническими штуками профессор поощрял как мог, даже нашел ему бесплатный кружок в почти умершем доме бывших пионеров, но сейчас явно было не время сооружать «щуп». Ручками – оно быстрее. Надо только дыхание защитить от ядовитых паров.

– Нет, сын, сейчас не надо. Я разберусь. Ты к ящику только не лезь.

Элина побродила по лагерю, заглянула в привезенную бытовку, потом на кухню к поварихе Зине, сунулась в грузовик и даже к экскаваторщику. Результатом ее поисков стала совковая лопата. Необычно узкое полотно, но длинный черенок; предмет, видимо, противопожарного назначения, землю откидывать не особо удобно. Не черпак, конечно, но для задуманного вполне подходящая вещица. Иван Сергеевич обмотал лицо тряпкой, вдавил в переносицу очки. Нюхать недолго, должно предотвратить отравление.

Опустил лопату в ртуть по верх тулейки, поводил в вязком металле, что-то нащупал. Теперь бы выудить… На сто верст вокруг не было рыболова, более увлеченного своим занятием больше, чем он, профессор Теняков. Зацепил? Нет, скользнуло в сторону. А сейчас? Ну вот-вот же! Повернул невидимое в глубине полотно набок, крутнул, подхватывая добычу снизу, загребая, словно ложкой.

Лопата, которую неохотно отпустила тягучая зеркальная поверхность, выдернула наружу две стянутые бечевой дощечки размером не больше тетради. Пришлось уронить находку на землю. С дощечек медленно, нехотя сползали вниз капли металла.

– Икона? – удивленно спросила Элина Романовна.

– Вряд ли. Они же язычники были. Если только военная добыча в одном из набегов, но оч-чень сомневаюсь. Сейчас все увидим.

Гошка побежал к раскопу: скучный ящик ему надоел, щуп сделать нельзя, остается хотя бы мечом полюбоваться. Фехтование было второй большой его страстью после электричества. Профессор глянул ему вслед и вздохнул: по нынешним временам лучше увлекаться торговлей, больше перспектив.

– Элина Романовна, думаю, надо съездить на станцию и отбить телеграмму мистеру Моргану. Курган вскрыт, артефакты найдены. Подробности позже. За моей подписью, конечно. Григорий вас отвезет, сегодня самосвал здесь уже не понадобится.

Помощница повела пухлыми плечами, на которые был как обычно накинут цветастый платок. Лето, а она все мерзнет. Хотя, север, конечно.

– Я обязана сфотографировать находку.

– Непременно. Вот приедете – и снимайте, а я пока ее осмотрю. Хорошо бы что-то письменное найти, но я уже ни в чем не уверен. Езжайте, езжайте! Темнеет в этих краях поздно, успеете потом пощелкать.

Элина нахмурилась, но спорить с прямым указанием не стала. Конечно, легкое хамство своего приказа профессор осознавал, но очень уж хотелось остаться с найденными дощечками один на один. Аж зудело, как сказал бы покойный отец.

Проводив взглядом грузовик, Иван Сергеевич обтер тряпкой дощечки, смахивая последние капли ртути – дерево почернело, но оставалось довольно крепким, а вот бечева совсем гнилая, порвалась легко. Даже не порвалась, просто расползлась под нажимом пальцев.

Внутри, проложенные между дощечками, лежали два листа плохо выделанного пергамента. Неровные куски телячьей кожи, покрытые значками. Профессор сдвинул очки на кончик носа – дальнозоркость уже давала о себе знать, увы – и всмотрелся в тот из листов, что был покрыт текстом. На втором был сложный рисунок, но это потом, потом!

К удивлению – да что там, к настоящему шоку Ивана Сергеевича! – густо исписанный лист был покрыт не рунами. Не латиницей. И даже не глаголицей, которую с большим трудом, но все-таки можно было ожидать в этих краях.