– Бабу, говорю, жди! Страшную, старую, с бородавкой на носу.

– Почему с бородавкой? – Рич вяло подумал, что в вино, наверное, что-то добавили. Антон пить не стал, сказал, что вино пьют только женщины или хачи, а он из Рязани. От его постоянных аналогий у Рича кипели мозги, поэтому он решил просто не вникать.

– Потому что Баба-Яга.

Конечно, это многое объясняет, – хотел съязвить Рич, но тут двери вновь распахнулись, и в комнату вплыло четыре сказочных видения. Завёрнутые в тонкие ткани, изящные фигурки заскользили в танце под неизвестно откуда взявшуюся музыку. Антон тут же выпрямился и приподнял бровь, Рич попытался сесть, но передумал и со вздохом повалился на кровать. Тело совершенно не слушалось, кроме одной, неочевидной его части, которая вдруг ожила и начала реагировать на каждое движение стройных ножек, аппетитных грудей и упругих попок. Он улыбнулся – да, наверное, это всё-таки Чарли. Только он мог придумать такую сложную многоходвку.

Краем глаза Рич заметил, как Антона окружили две гурии, одну из которых он уже вовсю по-хозяйски облапывал. Хотелось ехидно спросить про любимую Светланку, но вопрос повис на языке, когда рядом легла обворожительная красотка с глазами лани, осторожно забрала бокал с вином и потянулась к его губам. Определённо, за такое приключение он сначала убьёт Чарли, а потом соорудит ему памятник в полный рост. А ведь почти повёлся, что это правда!..

Утренние лучи падали на заваленный бумагами и свитками стол, отражаясь в стакане с водой. Энох морщился, просматривая счета, беззвучно шевелил губами и передвигал нефритовые костяшки на счётах.

– Уже в делах? – Кесса вошла без стука. Упала на стул и положила ноги в высоких сапогах поверх одной из стопок. Энох метнул в неё быстрый взгляд, но спорить не посмел. Угрюмо кивнул.

– Расходы, одни расходы с содержанием этого дома. Ты бы поговорила с кем-нибудь из советниц по снабжению, чтобы увеличили выплаты, а?

– Ты и так имеешь гораздо больше, чем подаёшь в декларации, – оборвала Кесса, и серые глаза сверкнули стальными клинками. – Думаешь, никому не известно, на сколько пополняется твой карман от продажи неликвида?

– Мелочи, сущие мелочи, – улыбнулся Энох, нервно сглотнув.

– Так что там со вчерашней добычей?

– Идеально! – Энох, радуясь, что удалось замять неприятную тему, тут же бисером рассыпался в похвалах: – У тебя как всегда безупречный вкус, подумать только – отыскать такие бриллианты в куче навоза! Каждый рейд заканчивается такой удачей, да благословят боги море под кормой твоей бригантины!

– Хватит, – лениво протянула Кесса, взмахнув рукой. – Справились?

– Ещё как! Здоровяк пить не стал, но мы, конечно, всё предусмотрели, подсыпали снадобье в еду. А тот, что помельче, перебрал немного. Но сил у обоих хватит, чтобы всю ночь вспахивать поле и не затупить плуг.

Выбирать рабов для гарема – работа тонкая и кропотливая. И проверка проводилась не на выносливость или мужскую силу, а на то, чтобы эта самая сила была вопреки всему. Поэтому кандидатам подсыпали снадобье, уменьшающее потенцию, чтобы понять – встанет ли у них, если в этом возникнет острая необходимость. Всё же хозяйки бывают разные, Энох за десятки лет всякого насмотрелся. И нет ничего позорнее, чем раб, у которого не встанет на свою госпожу. Дом Эноха мог гордиться тем, что никогда не поставлял бракованных, а свой секрет проверки берёг, как зеницу ока, чтобы не прознали конкуренты.

– Отлично. Ты уже оповестил о торгах?

– Завтра, моя драгоценная. Завтра отведём твоих птичек на рынок и продадим самой Владычице!

– Ну, Владычице навряд ли, – вздохнула Кесса. – У неё недавно новый муж завёлся, Алган, говорят, души в нём не чает, ей сейчас не до новеньких.

– Так это ж к лучшему, драгоценная! – воодушевился Энох. – Месяц-другой, и взбунтуются пташки гаремные. Захотят свергнуть завравшегося мужа. А тут раз, и свежую плоть подсунут. Вспомни, сколько лет рядом с ней Осгар был, а теперь? Как ты того великана из Южных земель притащила, всё, закатилась звезда Осгара. А сколько милостей ты за это получила, м? Представь, если ей кто-то из этих двоих приглянется, ты станешь первым поставщиком в дворцовый гарем! Да у нас отбоя от заказов не будет!

– Мечтай больше, – поморщилась Кесса. Конечно, перспектива была заманчивая: ещё год-другой, и мечты о собственном доме и небольшом гареме станут реальностью. Но насколько оправдан риск? Переходить дорогу крупнейшим работорговцам Салетдина не хотелось.

– Вот увидишь, я всё в лучшем виде сделаю. Сама благолепная Шапсут будет золото под ноги бросать, чтобы забрать их в Первый гарем!

– Как всегда сладким мёдом уши заливаешь, – зевнула Кесса. В мастерство Эноха она, конечно, верила, но тут на одно мастерство полагать мало, тут ещё и удача нужна. Сложатся карты хорошо – попадёт хоть один во дворец. Не сложатся – не беда, конечно, деньги всё равно выручат. Но репутацию надо поддерживать. Энох вдруг перегнулся через стол и жарко зашептал:

– Есть у меня одна гадалка, она к самой благолепной Шапсут в покои вхожа. Как раз сегодня к ней направляется. Вот ей-то на ухо я нашептал пару слов о наших птичках. Так что жди, моя драгоценная, жди завтрашних торгов!

Белоснежный дворец Владычицы стоял на вершине холма, взирая на город с величественным равнодушием. Окружённый густыми пальмовыми зарослями, он прятал за высокими стенами изумрудные сады, по которым расхаживали величественные белоснежные павлины. В многочисленных фонтанах резвились красные рыбки, а их распахнутых окон доносились разговоры наложников:

– Три месяца, Сюдун, она не хочет меня видеть уже три месяца! А всё этот Алган, забери его черти в пекло! Как глазами своими чёрными зыркнет, так сразу внутри всё сжимается! – раскинувшийся на подушках низкорослый мужчина в тёмно-красных шароварах, расшитых золотом, драматично прижал пальцы к груди. – Так и колотится, ты только послушай! Как вообще этого ифрита к нашей луноликой подпустили?!

Тот, кого назвали Сюдуном, светловолосый хрупкий юноша в белых штанах и белой тунике, сидел на полу перед массивным сундуком и методично начищал тяжёлые броши, ожерелья и браслеты, не обходя вниманием ни один драгоценный камень. Он давно знал – когда Петри начинает ныть, лучше молчать.

– А ведь наша луноликая уже хотела сделать меня вторым мужем! Как мне жить без её милости? – Петри приложил палец к подкрашенным губам и задумался. – Может, сброситься с крепостной стены? Тогда она поймёт, как была жестока! Или лучше утопиться в фонтане? Нет, – его глаза загорелись, – я отравлюсь! Точно, я отравлюсь, буду страдать, умирать в мучениях, и тогда она вспомнит! Будет страдать также, как страдаю я, её преданный раб Петри!

Сюдун хмыкнул про себя – Петри собирался умирать три раза на дню, каждый раз выдумывая себе смерть, одна драматичней другой. Хотя и ежу в саду было понятно, что Владычица навряд ли хоть раз его к себе позовёт. После появления великана с Южных земель гарем вообще приуныл. Первый муж Владычицы, Осгар, за власть не цеплялся. Любил хозяйку без памяти, но знал о её непостоянном нраве, поэтому нередко сам выбирал для неё наложников на ночь. Мягкий, улыбчивый, с вечно грустными глазами – после воцарения Алгана его жалели все. И все желали Алгану скорейшего забвения. Но как к нему подступишься, он себя свитой окружил, еду проверяет, все гаремные козни, кажется, на зубок знает. Ни перца в средство для удаления волос не подсыпать, ни яду, чтобы понос вызывать, не подлить. Гарем скрипел зубами, косился на Алгана и ждал.

В покоях хозяйки гарема, благолепной Шапсут, пахло сандаловым деревом и фруктовым шербетом. Сама хозяйка нервно расхаживала от балкона к столу и обратно, поглядывая на двери. Гадалка должна была прибыть с минуты на минуту, но почему-то запаздывала. Шапсут злилась. Не то, чтобы она особо верила в волю богов, но каждое слово этой гадалки сбывалось, а Шапсут никогда не добилась бы таких высот, если бы не научилась доверять знакам.