Когда я смотрела в окно на мелькавшие за ним пейзажи, почему-то стало грустно. Я понимала, что скоро эти деревенские ландшафты сменятся городскими постройками, и, чем ближе поезд приближался к станции назначения, тем печальнее мне становилось.

Все мое детство оставалось там, за сотнями километров, которые поезд с легкостью преодолевал в считанные часы, а я будто бы осталась там, в своем родном маленьком городке, где остались родные, друзья, моя первая любовь. Теперь я уже совершеннолетняя, и направляюсь в сторону глобальных перемен. Но пока я почему-то смотрела в будущее с опасной, и совсем не была уверена в том, что эти перемены принесут в мою жизнь только позитив.

Я вздохнула, взглянув на часы. Проводница, заглянувшая в наше купе, предупредила, что в Москве поезд будет через полтора часа. Я, не спавшая всю ночь, перебиравшая в голове воспоминания из детства, как будто была не готова к тому, что скоро окажусь в огромном городе, который может съесть меня, проглотить, словно какой-то монстр.

В Москве уже довольно долгое время жила моя старшая сестра Алена. Едва ей исполнилось восемнадцать, и Аленка закончила одиннадцатый класс, она тут же собрала вещички и смоталась из нашего захолустья покорять столицу. Прошло больше двух лет после ее отъезда, и за это время моя сестра ни разу не приехала навестить нас в Мраковск.

– Черт, даже название нашего города какое-то стремное, – любила повторять Аленка, – Не вызывает особого желания навещать даже самых близких и родных людей. Жуть нагоняет.

В чем-то я была согласна с Аленой, но искренне не понимала, почему за два года моя сестра не нашла ни одного дня, чтобы проведать своих родных. Зато к ней в Москву, в ее съемную однушку в Перово, ехали все, кому не лень. На лечение, на поступление, на экскурсии, – дом Аленки был открыт для всех. Хотя, я не была уверена в том, что моя сестра могла проявлять чрезмерное гостеприимство.

Теперь в Москву для поступления в университет ехала я сама, чему моя сестра была рада, но при этом расстроена одновременно.

– Дался тебе этот универ, – кричала она мне в трубку, – Я вот вышла на работу, и манала я учиться. Одиннадцать лет просидела во мраке, а теперь только вдохнуть полной грудью смогла. Это запах свободы, Ирочка, понимаешь?

Я пока этого не понимала, но виды из окна поезда, который подвозил меня все ближе к Казанскому вокзалу и увозил все дальше от привычной жизни, пугали меня и вселяли в меня беспричинное беспокойство. Вдыхать полной грудью у меня не получалось, напротив, было стойкое ощущение, что мне не хватает воздуха в легких.

На станции меня уже ждала Аленка. Она очень изменилась за последние два года, и, как мне показалось, не в самую лучшую сторону. Ей было уже за двадцать, она перекрасила волосы и сделала какую-то дикую стрижку, отчего напоминала мне пуделя, которого заботливые хозяева регулярно водили к грумеру.

– Я так соскучилась по тебе, моя овечка! – Аленка обнимала меня так крепко, что я чуть не выплюнула из себя все внутренности. Я и без ее объятий и причитаний ощущала себя не лучшим образом, а ее вопросы, а еще запахи незнакомого города сводили меня с ума и заставляли подавлять накатывающие на меня приступы паники.

«Овечкой» Аленка называла меня с детства, и за это отдельное спасибо можно было сказать моей генетике. Наш отец, похожий на Пушкина в его лучшие годы, передал по наследству курчавые волосы мне и младшему брату Славке, а вот Алене повезло больше. Хотя, с ее нынешней стрижкой она все больше напоминала мне потрепанного пуделя.

– Я сейчас тебя транспортирую на хату, – деловито говорила она мне, – Вывалим все подарки от родаков и прочих родственников, а потом я поскачу на работу. Я едва отпросилась на два часа. Сказала, что мать приехала, за сестрой бы точно не отпустили.

Я вполуха слушала Аленку, а сама озиралась по сторонам и никак не могла прийти в себя. Шум, гам, крики, какие-то непонятные личности, странно поглядывавшие на нас, – все это превратилось в какую-то картинку, которую я видела будто бы на экране телевизора, а не в реальной жизни.

Сначала мы ехали на метро, где у меня чертовски закладывало уши и тошнило от вони и духоты, а потом долго шли пешком. И я так понимала, что такая тягомотина с транспортной доступностью в Москве ожидает меня каждый день.

– Овечка, милая, только не пугайся, но я тебе не успела сказать о том, что живу не одна.

Я глубоко вздохнула. Интересно, какие еще сюрпризы мне приготовила моя родная сестрица?

– Ну, и с кем же ты живешь?

В моем голосе слышалась досада. Я знала о том, что моя сестра далеко не монахиня, и у нее вечно были какие-то молодые люди, о которых она обрывисто рассказывала в своих редких, но продолжительных разговорах.

Почему-то я была уверена в том, что сейчас Аленка жила в одиночестве, и я до последнего надеялась на то, что она имела в виду какую-нибудь соседку по комнате или подругу, которая временно у нее поселилась. Однако, оказалось, что я была не права.

– Его зовут Виталик, и он временно у меня живет. Временно, пока разводится со своей женой.

Я деликатно промолчала, думая про себя о том, что моя сестра со своей внешностью и со своим умом могла бы найти мужчину более свободного и с каким-нибудь более привлекательным именем. Слово «Виталик» резало мне ухо, и перед моими глазами предстал немолодой потрепанный мужик в трениках с вытянутыми коленками.

Но, к моему удивлению, Виталик оказался вовсе не таким, каким я себе его представляла. Дверь в квартиру, расположенную на шестом этаже десятиэтажки, нам открыл молодой человек в джинсах и без футболки.

Я сразу уставилась на его плоский живот, усыпанный кубиками пресса, и невольно облизнула губы. Мне показалось, что моя первобытная реакция на его внешний вид не укрылась от молодого человека, поэтому я сразу отвела глаза от Виталика. – Знакомьтесь, это моя сестра овечка. Ой, то есть – Ирка, – Аленка расхохоталась от своей же произнесенной вслух глупости, – Она будет жить у меня, пока не поступит в универ и не переедет в общагу. В общем, ребята, знакомьтесь, а я погнала на работу.

Моя сестра говорила это таким голосом, как будто бы ехала в какой-нибудь офис, расположенный в Москва Сити для того, чтобы работать там на важной должности и принимать какие-то бизнес-решения.

На самом деле, Аленка поехала в кафешку, где разносила еду за зарплату и редкие чаевые.

Квартира в Перово оказалась достаточно небольшой для того, чтобы в ней могли обитать сразу три человека. Но в какие-то времена у Аленки могли поселиться сразу и по пять-шесть человек. Наши родственники не знали меры и перли в столицу по всевозможным причинам, мешая налаживанию личной жизни моей сестры.

Аленка умотала из дома, а я осталась один на один с Виталиком, статус которого в отношении моей сестры мне так и оставался неясным. Молодой человек демонстративно уселся на небольшой кухне на табуретку, а потом просто сверлил меня взглядом, пока я выкладывала из многочисленных сумок банки и коробки.

В какой-то момент я посмотрела в лицо Виталику, он улыбнулся, сладко потянулся, сверкнув перед моими глазами кубиками пресса, а потом лениво спросил:

– Может, потрахаемся?

Если бы моя нижняя челюсть добралась до пола, было бы слышно, с каким грохотом она на него опустилась. Я была поражена этим вопросом, но еще больше поражена выражением лица Виталика, который хладнокровно смотрел на меня, как будто ожидал что я отвечу ему, как пройти в библиотеку.

– А что, у вас тут так принято – с порога сразу трахаться?

Виталик рассмеялся, увидев мое вытянувшиеся лицо, а потом махнул рукой:

– Да, ладно, я пошутил, не обращай внимания. Это мой такой столичный юмор. Можно назвать его «юмором от Виталика».

Но мне почему-то было не смешно. Я посмотрел на него, а потом снова скользнула взглядом по его накаченному прессу.