– Быть здесь завтра в полдень. И я не говорю, что работа здесь будет легкой. Просто оплачивается лучше, – напомнил он.

– Меня сложно напугать трудной работой, – Том пожал плечами и глянул на сцену. – Можно я еще посижу, послушаю? Или мне лучше не пугать ваших гостей своим видом? – хмыкнул он.

– Наслаждайся. Выпивка за мой счет, – напомнил Энди бармену и, извинившись, ушел решать свои дела.

– Но, я мог бы… – опять задетая гордость Томаса вновь осталась без ответа, сказать, что сам мог бы заплатить, он не успел, поэтому договорился сам с собой, что пользоваться гостеприимством Энди просто не будет.

Том провел в баре еще около часа, прежде чем понял, что ему еще возвращаться домой, а утром увольняться с фабрики, чтобы успеть вернуться сюда к полудню. От выпитого на пустой желудок виски его покачивало, и он вышел на улицу, надеясь поймать такси, сколько бы оно ни стоило.

И, пока он пытался поймать машину, его в буквальном смысле попыталась снять одна дама в воротнике из чёрно-бурой лисы, нетвердой походкой покинувшая клуб.

Не имея ни малейшего представления, как вести себя в такой ситуации, Томас буквально сбежал с нее, почти протрезвев. Правда она каким-то образом успела засунуть ему в вырез рубашки двадцатку, отчего Том опешил. Но ему, по крайней мере, было, чем расплатиться в такси без необходимости потом экономить на еде.

Это происшествие настолько шокировало Тома, что он, добравшись, наконец, до дома, а там до кровати, все никак не мог заснуть, ворочался и думал, каково это, вот так сорить деньгами, не считать не то что центы, а доллары, десятки долларов.

Утром он направился на фабрику, прямиком к начальнику цеха и объяснил, что уходит. Он попросил выплатить ему все причитающееся за отработанные недели и только когда упомянул, что будет работать на мистера Рапаче, начальник выдал деньги без запинки.

Сумма не была какой-то баснословной, и все равно Том решился потратить ее часть на то, чтобы минимально обновить свой гардероб. Он понимал, что купить себе туалет, достойный клуба, все равно не сможет, но на кипенно-белую рубашку все же раскошелился.

Ровно в полдень он был на месте, хоть и переживал, что все это может оказаться просто шуткой. Но пока все выходило так, что это была правда. В клуб его пустили, уже без упоминания Энди, стало быть, его ждали.

Сейчас в клубе было почти пусто, не считая пары уборщиц, которые устраняли следы вчерашнего кутежа. Одна из них и указала, где можно найти Энди. Поплутав по узким, довольно скудно освещенным коридорам, Том все же нашел его кабинет.

Постучавшись, он получил разрешение войти и шагнул внутрь. Энди сидел за столом, разбираясь с какими-то цифрами, смоля сигареты прямо в кабинете, из-за чего внутри висела сизая дымка.

– Добрый день, – поздоровался Том, остановившись перед его столом.

– А, ирландец, – Энди посмотрел на него сквозь накуренное облако и указал на стул. Кабинет у него был небольшой, зато с самым настоящим сейфом.

– Ну что, не передумал? – не выпуская сигарету, Энди глотнул кофе из чашки. Судя по ободку, тот был уже холодный.

Том сел на стул и помотал головой.

– Нет, не передумал, – сказал он. – У нас будет какой-то контракт или что?

– Контракт будет, но чуть позже, – предупредил Энди. – Для начала ты должен будешь кое-чему подучиться.

Как оказалось, под кое-чем он подразумевал многое – умение вести себя с клиентами, подавать себя со сцены. Наконец, Тому предстояло выучить немало песен.

Постановщик, который разрабатывал программу для клуба, оценил его голос и решил, что грустные слезливые песенки в сочетании с его внешностью, это выстрел в десятку. Дамы будут в восторге.

Том не спорил, больше слушал, что ему говорили. Энди отдал его на растерзание какой-то даме, которая занималась вокалом со всеми артистами клуба, и та говорила ему, как стоять, как дышать, как петь, критикуя абсолютно все. У нее был чудовищный лающий акцент и осанка царицы в изгнании. Вместе с постановщиком они составляли непобедимый дуэт, и жаловаться на их методы не было смысла, даже если иной раз Тому казалось, что у него закружится голова, если он вдохнет еще глубже, как ему велели.

Но он старался изо всех сил, понимая, что должен хорошо проявить себя, иначе дорога ему обратно на фабрику.

Попутно он знакомился с другими работниками клуба – официантами, кордебалетом и, конечно, Китти, той самой пастушкой свиней из Аризоны. Она оказалась глуповата, но в то же время настолько добра, что обидеть её казалось совершенно невозможным. Впрочем, Тому это и в голову бы не пришло.

Она совершенно искренне хлопала накрашенными ресницами, не понимая очевидных вещей и напоминала ребенка, который так и не повзрослел, несмотря на возраст. Ее все обожали, а поклонники то и дело присылали ей цветы и подарки. Иной раз ее гримерка была ими просто завалена.

Тома на первое время поставили работать в бар, чтобы он привыкал к клубу, запоминал, что и где. Энди прислал к нему пожилого итальянского портного, чтобы тот сшил ему костюм для выступлений. Остановились на смокинге, который сидел на Томе как вторая кожа, и сразу делал его в разы благороднее.

– Ох, какой ты хорошенький! – Китти, впервые увидев его в смокинге, даже в ладоши захлопала. – Тебе очень идёт. Нужна только ещё красивая булавка на галстук. Идём, я тебе подарю, – она ловко цапнула его за руку и потащила к себе.

– Булавку на галстук? – растерялся Том, следуя за ней, пока та чуть ли не бежала в гримерку, где у нее была настоящая сокровищница, как пещера горного короля.

– Конечно, чтобы образ был законченный, – ворковала Китти.

Усадив его на стул с плюшевой накидкой, она порылась в своих шкатулках и выложила перед Томом несколько булавок, совершенно точно украшенных драгоценными камнями.

– Какая нравится?

Том посмотрел на Китти, потом на булавки и не удержался от вопроса.

– Почему тебе дарят мужские булавки?..

– Это… как это называется? Трофеи! – она щелкнула пальчиками. – Я оставляю себе на память булавки для галстука тех мужчин, с которыми встречалась.

Том удивленно открыл рот, но решил, что это не его дело. Так что он посмотрел в сторону, как ему показалось, наименее дорогих булавок.

– Можно эту, – сказал он, выбрав серебристую, с тонкой насечкой и всего одним небольшим камешком.

– Мм, прекрасный вкус, – промурлыкала Китти и ловкими пальчиками закрепила булавку на его галстуке. – Платина и изумруд. С твоим цветом волос смотрится волшебно.

Том тут же поперхнулся и попытался отцепить булавку.

– Ничего попроще нет? – спросил он, понимая, сколько такая стоит.

– Зачем проще? Тебе эта не нравится? – Китти искренне расстроилась. – Она тебе так подошла… но ты можешь выбрать любую, – она сделала приглашающий жест.

– Китти, – Фергюс – их постановщик заглянул в гримерку, – репетиция через пять минут.

– Просто она очень дорогая, вдруг я ее потеряю? – ответил Том, покраснев ушами. – Моей зарплаты точно не хватит.

– Я же не продаю ее тебе, – Китти беззаботно пожала плечиками, подхватив пушистое боа для выхода на сцену. – Видишь, сколько их у меня? Потеряешь эту, я подарю тебе новую.

Том понял, что спорить бесполезно, и кивнул, а потом поцеловал Китти руку в благодарность.

– Спасибо тебе, – сказал он, а та кокетливо хихикнула и ушла репетировать свой номер.

Том вернулся в бар, где со старшим барменом протирал бокалы, чтобы те сверкали вечером. Китти пела на пустой пока сцене, не забывая про танцевальные движения, а когда закончили с ней, на сцену позвали Тома. Его наставница одобрительно кивнула, оглядев его смокинг, поправила его осанку, шлепнув сначала между лопаток, а потом и по заднице, и отошла.

– Я хочу, чтобы тебя и без микрофона было слышно в каждом углу клуба, – заявила она, зная, что Том никак не может справиться с зажимом, чтобы начать петь свободно, в полный голос.

И сейчас проблема снова проявилась, хотя зал был практически пустой. Милость Миранды тут же сменилась гневом, стоило Томасу запеть.