Лариса усадила гостя на диван в гостиной, принесла ему стакан воды и присела рядом, взяв его за руку.
– Грубые руки у тебя.
Да, руки у Тимофея были мозолистые, шершавые, работящие.
Она задрала футболку, оголив прекрасную девичью грудь, и спросила:
– Поласкаешь?
Он растерялся, замер, испуганно хлопая глазами.
– Ты девственник, что ли? – Лариса театрально запрокинула голову и рассмеялась.
Тимофей потянулся рукой к ее груди и дотронулся указательным пальцем до темного большого соска.
– Обхвати двумя пальцами, – уже чуть тише попросила она, – а еще лучше – захвати его губами.
Ее грудь была идеальной. Совершенной. Как произведение искусства. Тимофей даже на картинках не видел такой безупречной груди.
Она не спешила. Наслаждаясь тем, как он ее жадно рассматривает, Лариса сняла футболку, провела рукой по шее, спустилась чуть ниже и стянула с себя черную трикотажную юбку. Оказалось, что на ней не было нижнего белья, что еще на некоторое время ввело Тимофея в оцепенение. Красота, которая предстала перед его глазами, была настолько ослепительной, что у парня закружилась голова: роскошные бедра, длинные стройные ноги и начисто выбритый лобок, как у девочек в детском садике. Почему-то вспомнилась именно эта ассоциация, когда он еще малышом сидел на горшке и рассматривал гендерные отличия.
– Долго будешь пялиться? – ее голос был мягким, но в нем уже чувствовалось раздражение. – Я сказала тебе обхватить мой сосок губами!
Тимофей плохо соображал, что делает, но интуитивно приблизил голову к ее груди, а она тут же прижала ее к себе обеими руками:
– Терзай его, сделай мне больно.
Он услышал частый стук ее сердца, как она направила свой сосок ему в рот, а он и сам не понял, как обхватил его горячими губами и чуть прикусил.
– Да, еще сильней, – прошептала она, – хороший мальчик.
Одну руку она запустила ему в волосы, крепко вцепившись в них, приподняла его голову так, чтобы их взгляды встретились, а другой прошлась пальцами по лицу, чертя неведомые контуры, и резко засунула средний ему в рот.
Тимофей почувствовал запах ментоловых сигарет и заметил, как цвет ее глаз изменился на оттенок темней. Она была возбуждена и этим завела его еще сильней. Парень осмелел, схватил двумя пальцами ее сосок и чуть потянул на себя. Лариса выгнулась и резко направила его голову вниз:
– Знаю, что ты наверняка не спец в этом, но попробуй, сделай мне приятно, малыш.
Она широко раздвинула ноги практически перед его носом и облокотилась на локти.
Он аккуратно раздвинул влажную припухшую складочку пальцем и проник внутрь.
– Ртом, малыш, язычком. Ну же, давай. Говорят, что тот мужчина, который владеет кунилингусом, владеет женщиной.
Она немного приподняла бедра ему навстречу, и его язык осторожно прикоснулся к набухшему затвердевшему клитору.
Лариса ахнула и откинула голову назад.
– Лижи. Делай хоть что-то! – прорычала она.
И он стал водить языком по возбужденному бугорку, наслаждаясь ее несдержанными стонами.
Она обхватила руками его голову и притянула к себе:
– Сильней, грубей, еще, еще!
Обволакивая языком пульсирующий клитор, он как слепой щенок потянулся рукой к ее груди и сжал сосок большим и указательным пальцем. Она подалась бедрами еще вперед, и он интуитивно почувствовал, что сейчас останавливаться нельзя, и ускорил темп.
С ее губ сорвались неконтролируемые стоны и еще через мгновение ее тело обмякло.
– Подай мне сигареты. Они в сумочке, в коридоре.
Лариса уселась удобней на диван, успев потрепать по волосам Тимофея.
Это была не просьба, а приказ, и от ее строгого голоса парень расстроился.
– Давай сначала доведем начатое до конца, – предложил он.
– Ты еще не готов, – махнула она рукой и положила ногу на ногу.
– В каком смысле?
Тимофей сел рядом с ней на диван, схватил ее руку и положил на свой возбужденный пах.
– Тоже мне достижение! В восемнадцать лет, мой мальчик, у всех стоит. Если хочешь получить разрядку там – научись делать разрядку здесь, – Лариса указала пальчиком на место между ее ног.
– Мне казалось, что я сделал тебе прекрасную разрядку там, – еле слышно прошептал парень.
– То, что я кончила, ничего не значит. Мне не понравилось. Но я готова тебя поучить. Приходи завтра к семи.
Тимофей не понимал, что происходит? Она его выгоняет?
– Не сиди как болван! Принеси мне сигареты и закрой входную дверь с той стороны.
Парень был разъярен! Кто она такая, чтобы так вести себя? И почему он, действительно, как болван, все это терпит?
Он встал с дивана и направился в коридор. Через секунду хлопнула входная дверь.
Тимофей шел домой, на ходу сыпля проклятия. В основном на новую знакомую, да и на себя тоже.
Очень хотелось с кем-то посоветоваться, рассказать, пожаловаться на эту наглую девицу, но звонить лучшему другу он не решился. Такими неудавшимися историями ни с кем не хотелось делиться.
В штанах было тесно, стояк мешал идти, возбуждение никак не проходило, несмотря на злость, которую он испытывал к новой знакомой.
Добравшись до дома, он принял холодный душ, но легче не становилось даже после того, как он выпустил все свое возбуждение на кафель.
Перед глазами были ее идеальная грудь, безупречные длинные ноги и гладковыбритый лобок.
– Да что ж такое! – разозлился Тимофей и снова обхватил рукой свой член.
На следующий день легче не стало, даже работа не спасала. Отчим, заметив, что парень грустный, спросил:
– Что случилось? Ты сам не свой.
Отчима звали Анатолий – высокий, сразу располагающий к себе мужчина с темными вьющимися волосами, с добрыми глазами и приветливой улыбкой. Он уже более десяти лет жил с мамой Тимофея и давно заменил ему отца.
Появился он в их поселке, когда Тимофей только пошел в школу. Сначала мальчик не хотел его принимать, тем более что мать начала разговоры о том, что они, возможно, скоро переедут в Москву. Втроем. У Тимофей не было друзей в школе, но все же ехать в неизвестность он немного боялся.
Но они переехали, и Анатолий медленно, но упорно пытался стать мальчику отцом: давал советы, оберегал, да и о матери он заботился с теплотой и нежностью. Они с Ангелиной расписались, он усыновил мальчика и дал ему свою фамилию – Бакурин.
Знакомы Анатолий с Ангелиной, мамой Тимофея, были с детства. В тот год, когда у них начались отношения, Толик приехал в их поселок к приемному отцу, умирающему и нуждающемуся в помощи. Родители маленького Толика развелись, когда ему было восемь, и мать вместе с ним уехала к своей родне в Молдавию. Там Толик и вырос, но раз в год приезжал навестить отца.
Анатолий любил Ангелину с детского садика, а она его не замечала. Каждое лето он приезжал к отцу в надежде, что она ответит на его чувства, но этого не происходило.
– Возможно, твоя мать и сейчас меня не любит. Но мне важно, чтобы она была со мной и не страдала. А я все сделаю для того, чтобы она была счастлива, – пообещал отчим Тимофею, когда они переехали в Москву.
Сначала они жили в маленьком вагончике в Балашихе. Анатолий вместе с родным братом и еще кучей молдавских родственников строили дачу какому-то чиновнику. Через два года они переехали в центр города, прямо на Тверскую, и жили там в полуподвальном помещении еще пять лет. Наконец-то Анатолий получил российские документы, и они с Ангелиной приватизировали это помещение, а еще через год переехали на Кожевническую набережную в двухкомнатную квартиру, где Тимофею выделили отдельную комнату.
Анатолий работал прорабом, Ангелина – старшей медсестрой в районной больнице. Тимофей уже давно принял отчима, но назвать папой почему-то не мог.
– Тим, – отчим положил руку ему на плечо, – что случилось?
Парень махнул рукой, мол, ничего страшного.
– Девушка? – не отставал Анатолий.