Поднявшись на второй этаж, я развязываю галстук, пока направляюсь по коридору в сторону выделенной мне спальни, но замираю на полпути, когда слышу характерные шлепки и хриплые женские стоны. И шел бы себе дальше, но нет, мне становится интересно, кто это настолько бесцеремонный, что даже не сдерживает своих эмоций. Прохожу дальше и понимаю, что дверь комнаты, в которой трахают эту бесстыжую, приоткрыта. Твою мать, тут не меньше тридцати гостей, а она вообще не считает нужным держать себя в руках! Делаю еще несколько шагов и тянусь к ручке двери, чтобы закрыть ее, приглушив тем самым звук, но замираю, едва ладонь ложится на гладкий металл. Ах ты ж маленькая неугомонная задница! Я даю руку на отсечение, что это именно та задница, которую мы с братом обсуждали еще пару часов назад.

Заглядываю в щель и замираю. Это она. Та сумасшедшая подружка невесты. Она спиной ко мне, голая, только на шее тонкая полоска цепочки, длинный конец которой повторяет линию позвоночника. Она держит волосы вверху, сжав их в кулак, и прыгает на члене какого-то мужика. Я только надеюсь, что под ней не мой брат и не жених, в остальном она сама разберется. Можно было бы и уйти теперь, но нет же, стою и пялюсь, как сочные булочки шлепают о мужские бедра, резонируя с ними. Слушаю протяжные стоны и слежу за каждым движением ее тела. Как она скачет, потом выводит изящные восьмерки своими неугомонными бедрами и снова скачет. Бормочет что-то нечленораздельное и снова стонет. Член ноет и долбится в ширинку все сильнее и сильнее по мере того, как я наблюдаю за ней.

Странный феномен: я совершенно не воспринимаю мужика, над которым она так извивается. Мозг относится к нему как к тренажеру, позволяющему этой ведьме удовлетворять свои низменные инстинкты. Внезапно я понимаю, что хочу увидеть, как она кончит. Мне даже не столько важно ее лицо, сколько реакции тела. Хочу видеть, как ее будет трясти, услышать звуки, которые она издает во время оргазма. Нет, я не запал на нее, она такая же, как и другие куклы, но интересно, насколько эта кукла искренняя, сможет ли отдаться страсти полностью или будет биться в притворной агонии наслаждения, выдавливая из себя псевдо-оргазм? Мои глаза загораются восторгом, когда я вижу, как застывает ее тело, выгибается дугой, и я слышу сдавленный полустон. И все. Никаких криков умирающей чайки, никаких чрезмерных вибраций тела. Замерла и слегка начала трястись, когда оргазм прошил ее тело насквозь. Красиво. Хоть в этом девочка не фальшивая, и за этим приятно наблюдать. Жаль только, что я не нашел себе кого-то подобного сегодня, сейчас было бы с кем снять напряжение ниже пояса. Хотя что это я? Сам, что ли, не справлюсь?

– Ой, Ася, – смеясь произносит Маринка, когда я, развалившись в шикарном плетеном кресле, с притворной грустью на лице машу вслед отъезжающему фургону Игореши. – Ты неисправима.

– Я просто беру от жизни все. – Прячу платочек в карман джинсовых шорт и делаю большой глоток апельсинового сока. – М-м-м, вкуснятина, – произношу довольно, облизывая губы, но мой язык так и замирает, когда я сталкиваюсь с наглым взглядом рыжего. Он стоит в другом конце двора и снова курит. Как паровоз, честное слово. – Кто это такой? – спрашиваю у Маринки.

Она пожимает плечами, бросив взгляд на мужчину, а потом поворачивается лицом ко мне.

– Понятия не имею. Я вообще чувствую себя странно. Из всех гостей знаю не больше двадцати процентов.

– А нам и не надо, нам и так хорошо.

– Это ты себя комфортно чувствуешь, потому что выросла в таком обществе, а мне неловко.

Я подаюсь вперед и накрываю рукой ладонь подруги.

– Да ты умнее этих снобов в сотни раз. Не парься на этот счет. Сегодня еще отдохнем, а завтра вернемся в трудобудни.

– Ой, уж у тебя-то трудобудни.

– У меня заслуженные каникулы, между прочим.

– Ты сколько раз в университете была за весь год?

– Да сколько бы ни была, все мои, – фыркаю я. – Зато смотри, какую я шикарную свадьбу организовала. У меня же классно получается, только папочка никак не оценит моих стараний. Ну ничего, рано или поздно он поймет, что я нашла свое призвание. Слушай, как было бы классно, если бы он себе какую-нибудь тетку нашел. Хотелось бы, конечно, нормальную, но хоть какую-то. Достал уже своим контролем.

– Ась, а если и правда приведет в дом женщину? Правда примешь ее?

Я перевожу взгляд на рыжего, который ведет беседу с парой других мужчин.

– Приму, Марин, – отвечаю серьезно. – Столько времени прошло с маминой смерти, а он как неприкаянный.

– А вдруг молодую приведет?

– Буду с ней тусить, – стараюсь, чтобы в голосе была легкость, но это сложно. Потому что Маринка – зараза такая проницательная – понимает, что мне будет больно видеть другую женщину в постели отца. Но еще я хочу, чтобы он был счастлив и наконец ослабил контроль над моей жизнью.

– Так, ты обещала рассказать о вчерашних приключениях.

– Не то чтобы приключения, но все же. В общем, я вчера ночью поймала Игорешу и затащила в свою комнату. И знаешь, у меня было такое ощущение, что на меня кто-то смотрел, пока я его объезжала.

– В смысле – смотрел? – Марина слегка кривится от подробностей, но мне иногда даже в кайф подраконить ее внутреннюю ханжу.

– В смысле прямо позвоночник горел. Правда казалось, что кто-то пялился на меня.

– Ты не проверила?

– Мне вообще-то было некогда, у меня был оргазм.

– Ася! – строго произносит подруга, а я хихикаю.

– Ну ты же просила рассказать, так я рассказываю. Потом я, конечно, обернулась, но никого не увидела.

– Ох, и богатая у тебя фантазия, – смеясь, произносит подруга.

– А еще… – я сверлю рыжего взглядом, облизывая губы, на которые, могу поклясться на чем угодно, он постоянно пялится, – еще мне кажется, что это был тот рыжий красавец.

– Или тебе просто хочется, чтобы вчера вечером ты объезжала совсем не Игорешу, – с пониманием произносит Марина, кинув взгляд на рыжего.

Я поворачиваюсь к подруге.

– Я шлюха, да?

– У тебя, скажем, слишком свободные нравы.

– Надо, наверное, завязать с мужиками.

– Ась, ты еще слишком молода для таких приключений. Ты ведь жизни совсем не видела, а так беспечно растрачиваешь себя на каждого встречного.

– Не на каждого, – возражаю я. – Они проходят тщательный отбор.

– Ну, учитывая, что ты почти каждую неделю меняешь мужчин, не такой уж тщательный.

– И что ты предлагаешь?

– Я? Ничего, – пожав плечами, отвечает Маринка. – Это твоя жизнь.

– Но у тебя ведь все равно есть свое мнение на этот счет. Поделись.

– Асенька, я не говорю, что ты должна беречь себя для того единственного. Просто, растрачивая себя на мелочи, ты совсем ничего не оставишь мужчине своей жизни. Тебе просто нечего будет дать ему и нечего взять от него. Ты будешь пресыщена приключениями, и он ничем не сможет тебя удивить. Существует риск потерять того самого.

Я задумываюсь над ее словами. В чем-то Марина права. Я ведь действительно слишком легко получаю то, что хочу. Уже сейчас мужчинам сложно меня удивить, потому что к своим неполным двадцати двум я обрела такой опыт, каким похвастается не всякая тридцатилетняя женщина. Секс в самолете, в приватной кабинке ресторана, в примерочной и даже на нудистском пляже на Ибице. Я молчу о таких банальностях, как туалет клуба, салон машины или самый высокий этаж небоскреба. Был даже танцпол. Я слишком быстро втянулась в интимные отношения, и теперь моим разнообразием являются не места и позы, а партнеры. Я меняю их так часто, как получается. Только предыдущий перестал удивлять, как тут же на пороге моей условной спальни появляется новый. Это утомляет но и привносит в мою жизнь эмоции, которые я не получу больше нигде. После смерти мамы мне буквально приходится выдергивать их из каждого доступного мне источника. Попробовала экстремальные виды спорта – не зашло. Отношения со взлетами и падениями – скучно и предсказуемо. Наркотики не мое. Алкоголь – слишком банально. Вот, приходится крутиться. Наверное, и профессия организатора свадеб и других мероприятий выбрана мной также с целью получения нового эмоционального опыта. Но привилегию анализировать мои поступки я оставлю Денису, моему психотерапевту, ведь, в конце концов, ему за это платят деньги. И вот еще Маринке, и то потому, что она умная и моя подруга. Я бы даже назвала ее своей второй мамой. Правда, ей пришлось бы родить меня в десять, но все же.