В седьмом классе к Альбине подсела девчонка и приклеилась, как жвачка к тапку. Она вела себя смело и напористо, напросилась в гости, гулять с нами в парк и с тех пор стала постоянно фигурировать третьим колесом в наших отношениях. Теперь, если я нес Альбине мороженое, будь добр, купи два. Две шоколадки, два цветка, две валентинки, черт возьми! Своей писал в открытку стихи, другой «Поздравляю».

Мне Катька сразу не понравилась. Я ревновал и не желал отдавать монополию. В присутствии третьего лишнего мне было меньше позволено, и вообще, она сама по себе казалась мне лживой и лицемерной. Но Альбина расцвела. Вместе они смотрели девчачьи сериалы, читали какие-то сопливые романы и смотрели на меня блестящими от восторга глазами, когда я входил на очередном эпизоде «Сумерек». Раньше я был единственным, кому Альбина несла все свои горести и мысли, с кем делилась мечтами и страхами. Катька быстро стала ей еще ближе. С ней она могла обсуждать меня! Жаловаться, не без этого, делиться чувствами относительно моих выходок и ситуаций, которые вечно со мною случались и которые я провоцировал вокруг нее.

Так продолжалось полтора года. Катька стала частым поводом для наших ссор. Она умела так технично влезть в каждую тему, что спустя двадцать минут разговора уже была главным героем обсуждения. Меня воротило от ее имени и от ее любопытного носа в наших отношениях. Но я терпел. И чтобы доставить Альбине удовольствие, водил по коридорам под руку их обеих, обеих защищал, обеим улыбался.

А потом Катька внезапно принялась написывать мне в личку о том, что влюблена в моего одноклассника и страшно по этому поводу страдает. «Помоги мне, Леша, как ему понравиться», – канючила она, а я и рад стараться, так обрадовался! Ведь если надоеда заведет себе парня, то, может быть, наконец-то отвяжется от нас. И я активно включился в коучинг Екатерины: как понравиться парню.

«Одевайся в платья, распусти волосы» – писал я ей, и она приходила в короткой юбке и с распущенными волосами.

«Говори ему комплименты, улыбайся» – и она тренировалась на мне.

Вскоре и Альбина подключилась к переживаниям подруги. Вместе они строили планы, как завоевать сердце неприступного мучачо, и я как-то даже оттаял на Катькин счет. Правда, я тотально не понимал, для чего городить огород? Нафига они звонят с чужого номера, молчат и бросают трубку? Нафига изучают его ленту в соцсетях на четыре года назад? Нафига хихикают по подоконникам, если я давно мог подойти к Сереге и нормально объяснить, что есть девчонка, которой ты нравишься, не будь дураком – подкати. Серега ж не дурак. Мы тогда все только о девочках и думали, а они думали о нас. Но с меня взяли клятву, что я ничего такого ни за что не сделаю, и цирк продолжился.

Я думаю, в тот вечер все и произошло… начало нашего конца.

– А может, не пойдем? – вздохнула Альбина из-за двери шкафа, которой отгораживалась от меня.

– Что-о-о-о? – возопили мы с Катькой хором.

– Да ну я просто спросила, – с досадой отозвалась Аль и продолжила одеваться.

Я валялся на ее кровати, закинув руки за голову. В своей кожаной мотокуртке, на которую вкалывал все прошлое лето на складе стройтоваров. На мотоцикл не хватило, а вот на куртку да. Облегающая с воротником-стойкой и поперечными полосами на плечах и локтях, тонкая, черная, кррррутая. В ней я чувствовал себя рок-звездой. Не снимал ее вообще. К началу учебного года я еще и перчатки без пальцев себе купил на кнопках и все, круче меня были только яйца. На моей груди, свернувшись жирным семикилограммовым калачом, дрых Фалафель. Огромный дымчато-серый кот с белой грудью.

Катька сидела рядом в фиолетовом, блестящем, как рыбья чешуя, платье, едва прикрывающем задницу, с длинными рукавами и голой спиной. С начесанной, накрученной гривой, накрашенная, как… в общем, вызывающе. Серега должен был упасть к ее ногам, что при учете длины юбки было вовсе недурной идеей. Правда… Я помалкивал об этом, но Катька мне казалась слишком простой, что ли. Она изображала из себя такую светскую сучку, а у самой веснушки, каштановые пушистые кудряшки, пухлые щеки, раскатистый смех и привычка слушать, раскрыв рот. Тем она мне и не «заходила», что старалась казаться не тем, кто она есть. Подражала кому-то, выпендривалась и была искусственная насквозь. Хотя вот у нее-то и грудь уже выросла, и задница в наличии, чего для большинства моих тогдашних сверстников было более чем достаточно. Сегодня я был твердо намерен кинуть Сереге подсказку. Сколько можно?

Моя принцессишна вышла из своего укрытия, и я повернулся на бок, подперев голову рукой, чтобы полюбоваться. Улыбка сама собой наползла на мое лицо. У нее был совсем другой стиль: жемчужно-белое платье из плотной глянцевой ткани, наглухо захлопывающее ее тонкий силуэт в футляр с воротником-стойкой и голыми руками. От талии начиналась объемная юбка, похожая на бутон тюльпана, длиной до середины бедра. Выбирали его вместе, и в сочетании с вертикальными локонами смотрелась она волшебно. Никакой броской сексуальности, но почему-то именно ее мне хотелось сгрести в объятия, прижать к стенке и сожрать всю помаду на нежных губах.

– Согласен, – тут же выступил я, – Кать, ты иди, а мы останемся. – Я криво ухмыльнулся.

Я в то время часто в шутливой форме сообщал ей о своих желаниях, потому что на прямые предложения уже получал прямой отказ и не раз. Чертово родительское воспитание, превратившее ее едва ли не в монашку, вызывало во мне лютую ненависть и отторжение к ним.

– Ага, щазз, – возмущенно отозвалась Катерина, – ну мы идем? Я сейчас только в тустик сбегаю, – сообщила она свою бесценную информацию и выскочила из комнаты.

Меня молниеносно вынесло из кровати, Фалафель с возмущенным мявом шваркнулся об пол, и, наступая на свою любимую, желанную, неприступную девушку, я загнал ее обратно за дверцу шкафа и прижал к запертой соседней створке. Лапами сжал ее ребра под грудью и склонился над губами.

– Помада, – выдохнула она, закидывая тонкие ручки мне на плечи и приоткрывая губы.

Остановила бы меня помада, как же! Одну руку я завел ей на скулу, за ухо и жадно нырнул в поцелуй, пока вторая поползла на спину. Дьявол, как я заводился от этих поцелуев! Тем более что больше мне ничего толком не перепадало. А ведь я чувствовал, как она отзывчива на мои ласки, на тот напор, с которым я сминал ее губы своими и как быстро разгоняется ее дыхание, розовеют щеки, напухают губы. Мне казалось тогда, герою-любовнику, что мне достаточно остаться с ней наедине на час-другой, и она не устоит. Уговорю, зацелую, заласкаю, и все случится. Но наедине мы не оставались совсем.

Глубокий быстрый поцелуй сменился короткими, частыми, которыми я покрыл ее лицо, спустился на шею, и она задышала, царапая мой затылок.

– Сейчас Катя вернется, – почти простонала она.

– Да пошла она, – отозвался я, оторвавшись от нежной кожи, и Альбина тут же оттолкнула меня.

– Не люблю, когда ты грубый! Катя моя подруга, – она выкрутилась из моих лап и покинула наш интимный закуток.

– Она нам постоянно мешает! – для меня это был очевидный повод злиться.

– Это у тебя все мысли только об одном, – фыркнула Аль и принялась восстанавливать съеденную помаду.

– Ну… о разном у меня мысли, – я против воли снова похабно ухмыльнулся, но поддержки не нашел.

– Подумай, может, я тебе не подхожу? Любая в нашей школе даст тебе сегодня же вечером, – с вызовом ответила она.

Да что ж такое… я несколько раз с глухим стуком ударился лбом в створку шкафа и вернулся к кровати, сел на край.

– Понял, отвалил, – буркнул я с досадой.

Не знаю, большинство моих друзей как-то обходились без интимной жизни в свои 15, а кто не обходился, скорее всего, врали, судя по тому, какую ахинею они об этом несли. Но, казалось, мне труднее всех, ведь одно дело пускать слюни на каких-то абстрактных девчонок или порноактрис, а другое любить, желать и постоянно обламываться с той единственной на всю жизнь, созданной для тебя. И я понимал, и она понимала, что это неизбежно должно произойти. Всем уже было очевидно, что наша любовь – это не детская блажь, что мы вместе навсегда. Свадьба, дети, совместная старость, это все ждало нас неизбежно! Я был в этом уверен. Так чего ждать? Чего? Я не понимал. И злился. Очень сильно злился.