Алекс втащил свою красотку в пустой по летней поре гардероб, теперь от общего коридора их отгораживал короткий простенок. Евгения вынырнула из глубокого поцелуя и, как вампирша, впилась горячими губами ему в шею.

– Ссст! – Он за волосы оттянул ее от себя.

Еще засос оставит, а он уже вышел из подросткового возраста для таких демонстраций. Злодейка сфокусировала на нем пьяный взгляд и нырнула вниз, встала на колени, влюбленным голосом мурлыкая что-то ласковое его ширинке, повторно взялась за ремень. В этот раз и «собеседник» в сознании, и бежать он был не намерен, лишь убрал от лица ее пушистую гриву, собрал в хвост и накрутил на кулак. А в следующую секунду закатил глаза и с шумным выдохом откинул голову на стенку, когда Евгения медленно и с удовольствием погрузила его в горячие и мокрые ощущения своего глубокого горла.

Алекс закрыл глаза и постарался ощутить что-то кроме физики, возбуждение, чувство причастности к происходящему, эмоциональной вовлеченности в процесс, от которого и приходил весь кайф. Но нет. Ничего. Открыл глаза и посмотрел на нее сверху. Порно отдыхает, высыпается. И снова никакого душевного подъема. Девушка, красивая, увлеченная любимым занятием, хочет его, получает удовольствие, а ощущения от этого, будто ему в поликлинике делают терапевтический массаж.

«Ну нет, нет…» – захотелось завыть от ужаса. Лекс зажмурился и снова перед мысленным взором она… туманный образ, волна светлых волос, взгляд бездонных глаз снизу, Альбина там, где сейчас старалась совсем другая женщина. Короткая вспышка, и его окатило горячей волной из паха и наверх в горло, из которого вырвался звучный вздох. Евгения замычала, застонала в ответ, ускорилась.

«Это тянет на приговор», – подумал он, но не успел даже как следует осознать глубину проблемы и отчаяться, как в кармане завибрировал телефон. Девушка на такие мелочи не отвлекалась, а его немедленно выхватило из потока. Он открыл глаза и снова понял, что выпал, а звонок настойчиво бил в висок, угрожая полностью уничтожить возбуждение прямо в процессе. Поэтому в состоянии, близком к панической атаке, он вынул мобильник и посмотрел на экран, перед тем как нажать на сброс.

Вызов шел через звонки по соцсети, на аватарке светилась сладкая парочка, одного из них он уже внес в список людей, которых застрелит в случае, если рассудок отчалит в гребеня. Вибрирующий телефон чуть не вылетел из задрожавших пальцев. С третьего раза он попал пальцем по кнопке «принять звонок» и как во сне поднес трубку к уху.

– Внимательно… – выдохнул он.

– Леша, мне нужна твоя помощь, – голос из прошлого окутал его сердце мягким, пушистым теплом, и он немедленно оттащил любовницу от себя за волосы.

Какой она была? Мне трудно отвечать на этот вопрос, потому что я настолько ссался от восторга, что не мог бы описать ее по-человечески. Ну в смысле хоть сколько-нибудь объективно. Вот ее сильные стороны, вот слабые. Вот плюсы, вот минусы. В этом луче света из недр моей памяти она была совершенным существом. Но сейчас, вспоминая ее, будучи взрослым, я вижу и достоинства, и недостатки. Проблема в том (моя проблема) что все они мне нравятся. Но в первую очередь я восхищаюсь ее мужеством и бесстрашием. Ага, вот так после всего, что вы о ней успели узнать.

Эта история произошла, когда ей было 12 лет, а мне соответственно на год больше. Это было одно из самых счастливых времен моего детства, потому что на все лето нас, черт возьми, оставили в покое. Никто не выслал ее к бабушке в Сибирь, чтобы мы писали километровые письма и словно каторжники, зачеркивали дни до встречи. Никто не ссылал меня в спортивный лагерь, чтобы я сбегал оттуда и два дня шастал по поселкам в поисках пригородного маршрута автобуса.

От нас просто все отвязались и все лето мы утром встречались и шли гулять, играли дома в приставку или комп. Она жарила мне блинчики, мы вместе портили продукты, пытаясь приготовить пиццу. А иногда она заставляла меня читать произведения школьной программы. Вслух, черт возьми. И я читал, как миленький. Польза была обоим. Она опережала свою программу на год, а я не имел соблазна выехать на сообразительности. Интеллект креп, успеваемость по литературе повышалась. Но в самом деле я уступал ей по двум причинам: это было время вместе, наедине, без посторонних. А во-вторых, это мои первые сексуальные переживания. Ага. Под Достоевского.

В свои 13 я был уже в том возрасте, когда хочется прикасаться к девочке совсем не по-дружески, не за ручку, знаете ли, подержать. А как минимум целоваться. А она в свои 12 все еще оставалась на стадии, когда подобные темы – это фу, противно! Не мог же я целовать ее против воли. Мне оставалось лишь просыпаться и засыпать с этими мыслями. Каждый чертов день.

Так вот, при чем тут Достоевский и его «Бедные люди»? Это в самом деле мог быть и Гоголь, и Лермонтов, и даже Пушкин наше все. Дело было в том, что, читая, я ложился на свою или ее кровать на живот. А она укладывалась рядом. Наши плечи, а главное, бедра соприкасались. И само ощущение момента, то, что мы оба в постели, что я прикасаюсь к ней, вводило меня в такое томительно приятное оцепенение всего тела, что я едва помнил себя от этих ощущений. Я читал и возбуждался. Мне кажется, если я перечитаю произведения для 8-го класса, то снова заведусь.

Надо сказать, по этому поводу наши родители были настороже. Чаще всего мы сидели именно у нее дома, таково было требование ее отца. Бабушка для разнообразия приехала из Сибири сама и позволяла нам закрывать дверь только при условии, что слышала мой голос, читающий вслух. Это гарантировало, что я не присосался к любимой внучери и не повергаю ее душу в грешный ад.

Что сказать, ее родители не питали иллюзий на мой счет (это было обоснованно), при нашей плотности отношений, моей гиперактивности, явной акселерации и отсутствии контроля все это закончилось бы подростковой беременностью. Поэтому они держали нас в поле зрения и заблаговременно начали обработку морального облика Альбины (а вот это уже отскочило будь здоров). Мой отец тоже предпринимал серьезные разговоры часа на полтора-два о мужской ответственности, о том, что торопиться становиться взрослым – это глупо и что Альбина мне доверяет, ее родители тоже и достаточно одного эпизода пересечения линии, чтобы все это облажать.

Поэтому я писал ей стихи. Читал русскую классику вслух и сплошь покрывался мурашками, когда она прикасалась к моему колену или не дай бог клала на них голову. А когда мы смотрели фильмы, в которых был какой-нибудь эпизод с поцелуем или страстными объятиями (сексуальные сцены не пропускала строгая родительская цензура), я сидел как на иголках. Сжимал и гладил ее руку, а потом бежал в туалет. Вспоминаю и смешно.

Побочным эффектом такого насыщенного летнего общения стало то, что мы обошли всю округу, пересмотрели десятки фильмов и прикончили школьную программу. В наших идеях, как себя развлечь мы заходили все дальше. И уже не в эротическом смысле. Мы начали покидать пределы знакомой территории района, ограниченной большими автомобильными дорогами. Случай, который я помню, произошел именно потому, что мы решили разведать большой мир за тем светофором.

Пацаны постарше, с которыми я был на короткой ноге, рассказывали, что минутах в десяти пешком от нашего дома есть заброшка. Замершая стройка, где дом успели построить на пару этажей, а потом что-то пошло не так. За годы простоя шпана наделала дыр в заборе и скелет здания пестрил граффити, был сплошь усеян окурками, бутылками и презиками. В общем, место, в которое Альбина не попала бы и в страшном сне. И именно туда я ее потащил.

Сначала мы гуляли, велик лучше у того забора было не оставлять. Потом некоторое время плутали в поисках прохода в бетонном заборе и вот, наконец, забрались. Кучи строительного мусора, стихийная помойка и заросли бурьяна не содержали никакого практического интереса. Все любопытное там давно нашли до нас. Поэтому мы сначала полезли на второй этаж, ходили, разглядывали артефакты местной загадочной цивилизации – кострища на бетонном полу, залежи бутылок, надписи на стенах и даже подобие спальных мест в закутках, где задумывались ванные.