Дорден воткнул одну дозу в руку Сорика и промокнул ранку тампоном, вымоченным в алкоголе. Сорик затрясся в судорогах.

Затем он резко очнулся и уставился здоровым глазом на Гаунта.

— Сэр?

— Расскажи мне о девяти, шеф.

— Девять. Вот, что оно говорило. Оно не может об этом замолчать. Сорик поднял руку, и Гаунт увидел, что в ней латунная гильза для сообщений. Как, фес ее, она вернулась ему в руку?

— С самого Фантина, когда меня ранили на Фантине, вещь была там. Не разговаривая со мной, вы понимаете. Писав мне. Все очень цивилизованно. Я открывал гильзу и вуаля! Там еще одно сообщение. Уйти влево, уйти вправо, идти к той стене... все такое дерьмо. Бог-Император, я знал, что должен! Я должен был рассказать вам все давным-давно!

— И почему ты об этом не беспокоился? — спросил Гаунт.

— Потому что, это было написано моим почерком. Я люблю пропустить стаканчик-другой, вы это знаете, сэр. Я удивлялся... я это написал и забыл...?

— Все те сообщения?

— Нет. Нет! Ну, в начале всего, немного. Потом, когда я осознал, что это было чем то большим, я был очень напуган.

— Чем?

— Людьми, как вы,— сказал Сорик, указывая на Гаунта. — Людьми, как они,— кисло добавил он, делая жест в сторону укротителей.

— Майло сказал мне, что я должен сделать,— сказал Сорик. Гаунт бросил взгляд на Белтайна. — Он сказал мне быть мужиком и признаться.

— Что... что гильза говорит тебе сейчас, шеф?

— Гильза всегда знает. Она знала о Херодоре задолго до того, как нас направили сюда. Она знает. Она просто знает. Девять. Девять приближаются.

— Девять чего?

— Девять убийц.

— Приближаются, чтобы убить Беати?

Сорик кивнул.

— На Херодоре большая армия, пытающаяся убить Беати,— сказал Биаги.

— Но девять – особенные. Их выбрал Магистр. Они в глубине нашего фронта. Гильза так говорит. Настолько глубоко, чем мы даже можем представить.

— Что они такое? — спросил Гаунт.

— Подождите,— сказал Сорик. Он положил гильзу обратно в карман, и затем снова ее вытащил.

Когда он открыл ее, там был хрупкий листок синей бумаги, лежащей внутри.

Он разгладил листок, чтобы прочитать, и держал его близко к своему покалеченному глазу.

— Девять. Снайпер. Три псайкера. Три рептилии. Фантом. Машина смерти.

Снаружи камеры, Гаунт тяжело прислонился к стене и вытер пот со лба.

— Вы почувствовали это там?

Биаги кивнул.

— Как будто внезапный наплыв, такой горячий, такой влажный...

— Он псайкер. Его нужно сжечь.

— Нет, пока он полезен. Забудьте о войсках вторжения, архивраг высадил специалистов убийц в Цивитас. Нам нужно быстро их найти.

— Но...

— Думайте, Биаги! Я говорил вам, что эта война символическая! Все, что имеет значение, все, чего стоит ваш мир – это жизнь и смерть Беати. Мы должны найти этих убийц и убить их до того, как они добьются своего.

Биаги пожал плечами. — И что нам известно? Он нам слишком мало рассказал. Снайпер...?

— Я думаю, уже мертв,— сказал Гаунт. — Один мертв. Рептилии...

— Мы знаем, что здесь где-то локсатли,— сказал Дорден. Гаунт кивнул.

— Он упоминал фантома,— сказал Биаги. — Я беседовал с солдатом по имени Боулс, всего лишь тридцать минут назад. Он рассказал мне, как Ландфрид и целая огневая команда была уничтожена призраком, который появился ниоткуда.

— Призраком? — эхом повторил Дорден.

Биаги улыбнулся. — Простите меня. Привидением. Боулс опытный ветеран. Он был уверен, что это было пиратское дьявольское отродье.

Гаунт вздрогнул. С тех дней, когда он был кадетом, за много лет до Балгаута, ему не приходилось сталкиваться с этими ужасными убийцами, так называемыми темными эльдарами.

— Что насчет трех псайкеров? И этой... как он это назвал? Этой машиной смерти?

— Мы найдем их,— сказал Гаунт.

— Как? — рассмеялся Биаги.

— Мы найдем Беати. Они все ищут ее.

— Что означало пророчество, сэр? — спросил Белтайн, пока шел с Гаунтом через шлюзы наружу.

— Сестра Элинор сказала, что есть две опасности: одна – настоящее зло, одна – недопонимание. Я верю, что недопонимание – это Сорик. Помнишь, она сказала мне быть осторожным, потому что комиссары ужасно рады стрелять по любому поводу. Это кажется подходящим. Он – ключ, и я бы его казнил до того, как обнаружил бы это.

— А что про другое?

— Ну, это то, что мы сейчас ищем.

— И что она там сказала в конце... «Позволь своему самому острому глазу показать тебе правду»? — Гаунт кивнул. — Подними все подразделения, которые все еще в поле. Скажи им, что Беати в опасности, и что они должны найти ее и охранять. И вызови мне по связи Макколла. Он мой самый острый глаз. Гаунт сделал паузу. — И Ларкина тоже.

— Святейшество! Ваше святейшество! — Домор бежал через двор к тому месту, где стояла Беати. Майло был с ней.

Казалось, что она пристально смотрит в небо.

Домору пришлось кричать, чтобы быть услышанным сквозь бомбардировку, доносящуюся с соседних улиц.

— Еще один вокс-сигнал! От Маршала Биаги на этот раз. Он повторяет инструкции Полковника-Комиссара Гаунта. Мы должны отправиться в Старый Улей. Это срочно! Святейшество?

— Я думаю, что она понимает,— сказал Майло. Земля содрогнулась, когда танковый снаряд уничтожил коммерческую собственность не далее, чем в семидесяти метрах. — Мы в любом случае не можем здесь больше оставаться. Саббат задрожала, как будто ночной воздух был холодным. По правде, было очень жарко от бушующих огненных штормов.

— Что такое? — спросил Майло.

— Он идет. Приближается конец игры.

— О ком это она говорит? — спросил Домор Майло.

Майло помотал головой. — Нам нужно уходить в Старый Улей прямо сейчас, Саббат,—  сказал Майло. — Они ждут нас. Мы им нужны.

Беати повернулась и посмотрела на него с легкой улыбкой. Иногда, как сейчас, когда свет от огня сбоку освещал ее черты, у нее было внушающее ужас выражение лица.

— Скоро,— уверила она. — Еще одно рискованное предприятие. Мы должны добраться до сельскохозяйственных куполов.

Снаружи, на голых пустошах Великой Западной Обсиды, ночь была суровой, ниже нуля, овеваемая жестокими ветрами с внешних территорий. Люминесцентные лампы светились и покачивались на ветру, холодно освещая ряд за рядом пустые десантные корабли и транспортники. Их передние шлюзы были открыты, в сторону юга.

Там, далеко, лежал Цивитас, погруженный во мрак и вспышки войны. Оранжевое сияние от огненных штормов озаряло горизонт.

Двигатели выли и работали с перегрузкой на одиноком транспортнике, намного более бронированном, чем остальные, летящим низко над землей, поднимая волны пыли более яростно, чем пустынные ветра. Эскорт из Цикад повернулся и полетел назад. Двигатели горели синим. Гидравлические когти выдвинулись, и боевой транспорт приземлился, как гигантский москит.

Рампы откинулись. Наружу вырвался свет. Отряды рабов повалили из люков, за ними маршировала коробка Свиты в полной боевой броне. Свита, из пятиста воинов, разделилась с четкостью, как на параде, раскачивая своим оружием на плечах в идеально синхронизированном движении, и сформировала две линии почетной гвардии.

Этродай, связанный с ним меч был покрыт кожей и голоден, быстро сошел с рампы, и затем за ним последовал Он.

Он был одет для войны в блестящую черную броню. Его лицо закрывал Его рогатый шлем. Свита зашептала стоны уважения.

Энок Иннокенти, Магистр, Военачальник, избранный последователь Архонта, ступил на пыльную землю Херодора. Он поднял Свои руки в приветствии.

Свита закричала Его имя.

Несколько людей из взвода Корбека озвучили свои жалобы, и Корбек мог частично понять почему.

— Когда же фес мы будем отступать? — сказал Баул.