Я обо всем знал с его слов и верил, что он не приукрашивает. Однажды я зашел к нему, когда он собирался в областное управление. Он попросил меня правильно пристегнуть и прикрепить к кителю медали и ордена. И я подумал, что недаром служил шесть лет в Вооруженных Силах союза советских социалистических республик. Потом, по состоянию здоровья я комиссовался в звании капитана. Восхищаясь количеством орденов и медалей у подполковника, а мы какое-то время поддерживали дружеские отношения, поинтересовался, что он теперь, в мирное время, делает в Ичкерии? Меня интересовали, от глупого любопытства, конечно, те специальные командировки, когда он ездил в составе ограниченной группы. В них они набирали только тех, кого непосредственно хорошо знали и не раз уже проверили друг друга в боевой обстановке, ведь от каждого из них зависела судьба и жизнь всех – так он не раз рассказывал мне. Но Кусматов ответил зло, может потому что я не вовремя спросил, а он спешил, или даже уже опаздывал, на совещание в областное управление:

– Если я тебе расскажу, Док, – он называл меня так, а не по имени-отчеству, – мне придется тебя убить!! – Это означало, о чем нетрудно уже догадаться самому, что информация была сверхсекретной. И гриф секретности останется лежать на ней, предполагаю я, ни один еще десяток лет.

По Горелому подполковник продолжал вести оперативную разработку, задействовав узкий круг доверенных лиц. Ими были несколько офицеров полиции и часть проверенной агентуры. Происходила утечка информации. Сливал ее Миша Сестеров. Деньги за Горелого они не собирались возвращать, расставаться с ними оказалось безумно трудно. Они внушали отпетому убийце, чтобы тот не дрейфил: мол, новых улик против него собрать не удастся. Кусматов был в курсе всех этих дел. Даже использовал канал утечки информации в своих целях. И знал, что Горелому все равно сидеть. Чету Сестеровых ненавидел и не боялся их. Он имел на руках записи о наркомане сына судьи – веселом Мишане. Даже говорил мне:

– Буду уезжать, тебе, Док, видеозапись отдам. Ничего не сможешь с ней сделать, в интернет запустишь, уже одного этого станет достаточно!

Хотя, уважаемые читатели, не буду скрывать от вас, что таилась в подлой истории и другая сторона медали. Убитый мальчик, жестоко задушенный Горелым, был дальним родственником Гнуса. Он пытался договориться с Гореловым и получить с него компенсацию, но назвал слишком большую сумму. А тот решил тогда заплатить ее продажному судье с сыном и прокурору. А Гнус дал не меньшую сумму Кусматову, чтобы он посадил убийцу. Подполковник честно делал свое дело, как человек слова, и отрабатывал деньги Гнуса «на совесть».

Уже не один год они поддерживали тесные отношения на взаимовыгодных условиях. Гнус торговал осетинским спиртом. Кусматов иногда испытывая передо мной чувство неловкости, и говорил в свое оправдание:

– Вот намоет Игорь Евгеньевич денег и легализует свой бизнес!

– Какой? – поинтересовался я.

– Да любой! И он не будет грязнее, чем у других генералов, кто за счет жен делают свою карьеру! – вот так начальник криминальной полиции давал карт-бланш бандиту и стяжателю.

Гнус, действительно, намоет денег на слезах и горе наших несчастных горожан, жен и детей, чьи мужья и отцы упивались и умирали от осетинского спирта. А он параллельно начал создавать частную похоронную службу. А тех, кто ему мешал, избивали до полусмерти и упивались кровью поверженных. Безжалостно изгоняли из района коренных жителей. Кусматов не оставался в стороне. Избитых и покалеченных людей Гнусом делал всегда виновными.

Сам Гнус – низкорослый мужичок, с черными, кругленькими, бегающими, мышиными глазками. Но называть его «Гнусом» в глаза, никто не смел. С тех пор, как он вышел из ОПГ спортсменов, а само ОПГ развалилось, он стал нарабатывать уже личный криминальный капитал. Но авторитетным так никогда и не станет.

От ОПГ Гнус денег не поимеет. Останется при пиковом интересе. Жирный пирог поделят два бандита – Кеня и Пичуга. Все другие голодранцы, спортсмены-вышибалы останутся тоже при своих интересах. Такую судьбу разделят многие из них в лихие и мерзкие девяностые, которые должны были рано или поздно закончиться.

Фамилия у Гнуса была Гончар. Он видел в том особое знамение, знак судьбы и впадал в кураж безумных попоек. На самом деле в нем скрывался настоящий шизофреник. Он мог приехать ко мне домой ночью и попросить съездить с ним в морг. Мне казалось тогда – наверное, что-то случилось. Иногда люди хотели опознать так своих родственников после ДТП. А у него все оказалось иначе, с привкусом пошлости. В дымину пьяный он насажал в машину проституток из кабака, и вез их в морг показывать трупы. Сам бегал по моргу и хохотал, как ненормальный. Звали его Игорем Евгеньевичем. И он придумал себе форму обращения к нему – «Гоша». Вроде, как сам выбрал себе «погоняло».

Как-то я шел мимо центральной аптеки. Он со свистом тормозов остановил рядом с моими ботинками правое переднее колесо машины.

– Садись! Подвезу! – он горел весь, заведенный донельзя. Мчался на бандитскую разборку с топором под ногами кресла пассажира правого переднего сиденья, куда я и сел. Когда я его назвал Игорем Евгеньевичем, тот снисходительно, как бы одалживая мне, сказал: – Для тебя – просто Гоша! – это был особый от него знак доверия. – Вот! – показал он на топор. – Пока им чего-нибудь не отрубишь, не понимают!

– А ты не пробовал посчитать, – я таким часто высказывал свое мнение, – все то, что у тебя есть из недвижимого и движимого имущества, хватит тебе дожить свою жизнь, не работая. Таких денег ни врач, ни учитель не заработают за всю жизнь. А ты с топором… В тюрьму?

Он приостановил машину, не глуша двигателя, задумался и, склонив ко мне голову, произнес:

– Умный ты! Правду говорят о тебе! Чего егожу?.. Иди ко мне работать!

– Да у нас у каждого своя жизнь и своя судьба! – отшутился я.

Ведь идти к нему, значило бы заниматься незаконным оборотом осетинского спирта. Брать жалкое подаяние с руки бандита. Но я не был подполковником Кусматовым. Ему он намазывал кусок хлеба маслом и черной икрой. Поэтому банде никто не мешал зарабатывать грязные деньги. Я же не мог, как он, их «крышевать». А уж тем более хвалить Гнуса, какой он умный бизнесмен, – у меня язык не поворачивался.

В конце концов, он откроет свой легальный бизнес – похоронное бюро. Вычурно и вульгарно, не понимая людского горя и не сострадая никому, на самом видном месте, на стене конторы похоронной службы, что смотрела на весь город, напишет большими черными буквами «Похоронный дом». Вот такие они – новые русские. Часто необразованные и беспардонные. Самое большое образование выходило у них – факультет физического воспитания. Но некоторые получали его, даже не учась в пединституте. Мне об этом расскажет Пичуга, что ездил в институт на кафедры и хлопотал за Кеню. Проставлял все зачеты и экзамены, а сам Кеня не мог воедино связать двух слов. Таким он остается и поныне.

Областной отдел по борьбе с экономическими преступлениями (ОБЭП) разрабатывал операцию по внедрению агента в банду Гнуса. Вскрыть хотели все каналы поставки осетинского спирта, залившего наш город трагическим одурманиванием народа. Они тогда все операции согласовывали с заместителем начальника ГОВД по оперативной работе, в то время, майором Кусматовым. Но не могли даже предположить, что тот сдаст всех трех агентов Гнусу и, естественно, в банду они не внедрились. Так завязалась и окрепла долго скрываемая дружба оборотня в погонах и бандита, мечтавшего стать криминальным авторитетом.

Кусматов мне показывал записи, где сняли на камеру Мишу Сестерова в сильном наркотическом опьянении среди таких же наркоманов. Выглядело зрелище ужасно. Следователь следственного комитета появлялся в погонах. Затем раздевался до трусов. Паясничал в «кумаре» от бесовской травки среди таких же нариков. И все другие, оболваненные, вместе с проститутками создавали общую картину Содома и Гоморры. Запись была железобетонной, и, появись она в интернете, только в одном интернете – судьба Миши решилась бы сразу и однозначно: самым быстрым увольнением, да еще задним числом от той даты, когда появилась бы видеозапись в публичном пространстве.